В 1470-х годах у великого князя московского шла большая «нелюбовь» с Новгородом Великим. Новгород давно был вынужден признать над собой покровительство Москвы, но Москва хотела полного господства. В 1477 году новгородские послы, целуя крест на соблюдение нового договора с Москвой, ошибочно назвали великого князя «государем» вместо обычного наименования «господином». Великий князь придрался к этому случаю и послал в Новгород спросить новгородцев: какого они хотят государства? Хотят ли, чтоб в Новгороде был один суд – государя, чтоб тиуны его сидели по всем улицам, хотят ли двор Ярославов очистить для великого князя? Новгородцы всполошились, поняв, куда клонит дело великий князь, казнили сделавших такую ошибку послов своих, а великому князю отвечали: «Вам, своим господам, челом бьем, но государями вас не зовем, тиунам вашим у нас не быть, и двора Ярославова не даем»… С этим ответом великий князь пошел к митрополиту и обвинял перед ним новгородцев в клятвопреступлении. «Я не хотел у них государства, – говорил он, – сами прислали, а теперь запираются и на нас ложь положили»… То же было объявлено всюду, и одновременно начались вооружения против Новгорода. Новгородцам было сказано, что великий князь хочет теперь, после их слов, «такого же государства в Новгороде, как в Москве». Новгородцы спросили – какое же это государство? – и получили вот что в ответ: «Государство наше таково: вечевому колоколу в Новгороде не быть, а государство все нам держать; волостями, селами нам владеть, как владеем в Низовой земле»… Когда новгородцы стали просить о сохранении за ними некоторых льгот и «пошлин», т. е. привилегий, то великий князь увидел в этой просьбе попытку связать его власть и сухо заметил: «Вы сами нонеча указываете мне и чините урок, как нашему государству быти, ино то которое мое государство?», т. е. какое же после этого будет мое государство? Когда великий князь пообещал все же дать Новгороду кое-какие льготы, новгородцы стали просить его, чтобы он «крест целовал». Но это тоже оказывалось несовместным с достоинством московского государя, и он резко отказал: «Не быти сему целованию!» Новгородцы стали просить, чтобы, по крайней мере, бояре великого князя целовали крест, но и тут встретили отказ, сами же все были приведены к присяге на верность государю московскому и всея Руси.
С московской точки зрения государь есть, следовательно, неограниченный хозяин и владетель всей земли, не вступающий с подвластным ему населением этой земли ни в какие договоры. Но так как на договорах князей друг с другом, вольных слуг с князьями вырос весь распорядок государственного строя, то московским государям долго пришлось еще защищать тот новый смысл, какой они дали слову «государь».
Этот титул, впрочем, скоро оказался в тени перед другими блестящими наименованиями: «царь» и «самодержец», причем последнему выражению суждено было впитать в себя весь тот внутренний смысл, который естественно содержался в выражении «государь», как оно определилось к концу XV века.
Слово «царь» – сокращение латинского слова «цезарь», или «цесарь», получившееся от особой манеры древнего написания, когда, в стремлении выиграть место и время, некоторые часто повторяемые слова писали сокращенно; вместо Бог, например, вместо цесарь –; это слово понемногу привыкли еще на славянском юге произносить, как писали, т. е. царь. Так же со стороны пришло к нам и выражеше «самодержец»: это перевод греческого слова «автократор» – одного из титулов византийского императора.
Царем в древней, домосковской, Руси постоянно именовали византийского императора и татарского хана, владевшего Русской землей с половины XIII века до последней четверти XV века.
Св. князь Михаил черниговский, отказываясь исполнить в Орде обряд прохождения между двух огней на пути в ханскую ставку, так обращается к хану: «Тебе, царю, кланяюся, понеже ти Бог поручи царствие». Титул царя считался гораздо более почетным, чем княжеский. Своих князей древние книжники именовали царями только в особую почесть, и все случаи наименования древних наших князей царями, находимые в древней письменности, относятся к эпохе до нашествия татар. Так же и слово «самодержец» встречается в наших памятниках только в приложении к князьям, княжившим до порабощения Руси татарами.
Это обстоятельство, что царем и самодержцем величали в почесть русских князей до татарщины и никогда во время ига, позволяет заключить, какую власть хотели разуметь древнерусские люди, когда произносили слова «царь» и «самодержец». Самодержцем Древняя Русь называла государя, независимого ни от какого другого владетеля, не платящего никому дани, государя суверенного, говоря языком нашей современности.
Великий князь Иван III стал именовать себя самодержцем лишь после того, как было свергнуто татарское иго. Внук Ивана III, Иван IV Васильевич Грозный, торжественно принял в 1547 году титул царя, как единственный, свойственный и приличный московскому государю и великому князю всея Руси, единственному во вселенной самостоятельному, ни от кого независимому православному монарху. Царский титул признали за Иваном Васильевичем византийский патриарх и все восточное духовенство. Это признание имело очень важное значение: с этого времени для всех народов православного Востока московский государь и царь становился главой и защитником всего православия, их единственной и естественной опорой и защитой; от московского царя стали ожидать спасения от рабства все покоренные турками православные народы. Во всех церквах православного Востока стали молиться о здравии московского царя и именовать его царем и государем православных христиан всей вселенной от востока до запада и до океана. «Не только в одной Константинопольской церкви, – писал патриарх царю Ивану Васильевичу, – но и по всем церквам будем молить Бога о имени твоем, да будешь и ты между царями, как равноапостольный и приснославный Константин».
Еще Иван III завел при московском дворе обстановку и церемониал, напоминавшие византийский придворный обиход. Свою столицу Москву он украсил великолепными постройками и заново укрепил Кремль; вызванные из Италии мастера тринадцать лет работали над возведением кремлевских стен и башен, рытьем рва, установкой батарей и превратили к 1508 году скромную деревянную крепость Калиты и Донского в грозный замок-крепость западноевропейского характера. Еще раньше начались постройки в самом Кремле. В 1475 году болонский архитектор Аристотель Фиоравенти разобрал старый Успенский собор, возведенный Калитой, и в четыре года отстроил новый в том виде, как мы его теперь знаем. Вся святыня была поставлена в новом соборе; здесь водрузили и священный палладиум великорусской земли, образ Пресв. Богородицы Владимирския; Успенский собор был расписан превосходною живописью; в иконостасе его были поставлены образа во имя тех святых и праздников, в дни памятования которых совершились события, так высоко поднявшие Москву и ее государя; священная летопись великих событий, начертанная на иконостасе соборного храма, должна была указывать всей Руси новое значение Москвы, как национальной столицы; по мере присоединения отдельных княжений, в Москву переносили главную местную святыню и ставили ее в Успенском соборе, который таким образом сам становился святыней не только Москвы, но и всея Руси. Тогда же были перестроены соборы Благовещенский и Архангельский. Для торжественных приемов иностранных посольств и для других празднеств итальянцы Марк Фрязин и Петр Антоний построили особое здание, названное Грановитой палатой по отделке стен ее снаружи гранями. В 1499 году была начата постройка миланцем Алоизием каменного дворца. Почти все эти постройки были завершены при наследнике Ивана III, его сыне Василии III.
События, расширявшие и возвеличивавшие новое государство, шли одно за другим. На западе был занят Смоленск и положен предел наступлению на русские земли Литвы; ставится вопрос о присоединении к Москве всех русских земель, захваченных Польшей и Литвой; намечается борьба за восточный берег Балтийского моря, как естественную границу нового государства с запада и свободный морской путь; на востоке пали царства Казанское и Астраханское, стала на всем своем течении русской рекой Волга, далеко за Урал начинает распространяться власть царя всея Руси, создается угроза Крыму, подымаются первые отдаленные раскаты грядущей вековой борьбы с Турцией за Черное море, как естественную границу с юга, и за освобождение единоверных и единоплеменных славян. Во второй половине XV века новое могущественное государство развертывает свои силы на восточной равнине Европы. Первый царь нового государства именует себя в торжественных случаях так: «Мы, великий государь, царь и великий князь Иоанн Васильевич, Божиею милостию всея Руси самодержец, владимирский, московский, новгородский, царь казанский, царь астраханский, государь псковский, великий князь смоленский» и т. д., перечисляются владения и княжения, составившие с Москвой во главе «всю Русь».
Иван Васильевич высоко ставил свое царское достоинство, как достоинство древнее и неизменное. Свысока смотрел он на избранного польского короля Стефана Батория и писал ему так: «Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси, по Божию изволению, а не по многомятежному человеческому хотению». Другой раз Грозный говорил полякам, что он считает себя выше римского императора и французского короля. «Кроме нас да турецкого султана, ни в одном государстве нет государя, которого бы род царствовал непрерывно двести лет»… «Мы от государства господари, из начала веков, и всем людям это известно»… С этой московской точки зрения польское королевское достоинство считается «убогим».
Стефана Батория Грозный величал «соседом Степаном», а когда победы Батория над московским войском заставили Грозного царя писать в титул польского короля слово «брат», то царь Иван велел при этом случае умышленно унизить свой титул, не велел писать себя царем, заметив, что «которого извечного государя, как его ни напиши, а его, государя, во всех землях ведают, какой он государь».