Около 1549 года было написано сочинение под заглавием: «Челобитня, государю царю Ивану Васильевичу» некоего Ивашки Пересветова. Обращаясь к царю Ивану, автор этого труда указывает, что он собрал свой труд «изо многих королевств», которым «дивились и хвалили и славили мудрые философы греческие и дохтуры латинские», и «подобает царю эти речи златом расписати и при себе держать и после себя иному государю оставить».
Основная мысль сочинения та, что царь должен быть грозен и самоуправлив и мудр без воспрашиванья чьих-либо советов, а на Руси вельможи, завладев царством, не дают бедным и беспомощным управы на сильных. Слабому человеку невозможно ни в городе жить, ни от города хоть на версту отъехать. Поэтому многие, чтоб избавиться от бед, отдаются во двор к вельможам. А Бог порабощать друг друга не велел: Бог сотворил человека самовластным и повелел ему быть «самому себе владыкой, а не рабом»… Такой сильный государь, как царь русский, должен со всего своего царства доходы брать прямо на себя, в казну, а из казны платить военным и гражданским чиновникам жалованье, чем им можно прожить «с людьми и с конями с году на год». За заслуги надо вознаграждать, к себе приближать, «жалобы позлащать» и тем сердца утешать, тогда и 20 000 воинов будут сильнее 100 000 теперешних, тогда и вельможи перестанут «неправедным собиранием богатеть, да родами считаться, да местами местничаться и тем царево воинство ослаблять». С воинством в руках царь сможет «вельмож своих всячески искушать и боярами своими тешиться, как младенцами: вельможи начнут его бояться и ни с какими злохитростями не дерзнут к нему приблизиться». Можно себе представить, как близки становились душе царя Ивана такие речи по мере роста его озлобления на бояр.
Царь Иван карал жестокой казнью всякое проявление боярско-княжеской самостоятельности – было ли это неосторожное заявление о своем высоком роде или отказ надеть маску по приказанию царя. Все бояре-княжата были обязаны дать клятвенную запись каждый за себя и друг за друга в том, что никто из них не отъедет из Москвы в чужую землю. За каждый такой отъезд, если бы он все-таки случился, обязанные записью бояре должны были вносить крупные суммы в царскую казну и отвечать перед царем, почему не доглядели за своим бежавшим свойственником.
В 1564 году царь Иван удалился в Александровскую слободу и оттуда через месяц прислал две грамоты; первая, грозная и гневная, была на имя бояр и их потаковников и обвиняла их в расхищении земли и в угнетении народа. «Царь и государь и великий князь от великия жалости сердца, – говорилось в этой грамоте, – не хотя их (т. е. боярских) многих изменных дел терпети, оставил свои государства и поехал инде вселитись, иде же его государя Бог наставит»… Другая грамота, милостивая и приветливая, была на имя всех обывателей города Москвы; в ней царь уверял народ, что опала его не касается простых людей, а только бояр, которые расхищали государственную собственность, раздавая ее своим друзьям и знакомым, а о государстве и о народе не радели, от недругов его не обороняли и сами притесняли народ. Впечатление произвели эти грамоты огромное. В Москве вся жизнь остановилась. К царю было отправлено посольство от всех людей, не исключая и бояр, которое и заявило царю, «чтобы государь государства не оставлял и волкам людей на расхищение не отдавал, избавил бы людей от рук сильных, а за государских лиходеев и изменников никто не стоит, и только пусть государь укажет, все сами их готовы истребить».
Царь Иван, как известно, согласился принять снова свои государства на условии, чтобы ему невозбранно казнить изменников опалою, смертью, лишением достояния, чтобы не было ему за это служения и печалования, т. е. просьб о милости и помиловании, ни от кого, особенно от духовенства.
Царь Иван окружил себя людьми не столь знатными, по преимуществу из старинного московского боярства и второстепенного княжья, дал широкий доступ в Думу средним и лучшим служилым людям, испоместив наиболее заслуженных городовых помещиков землей около Москвы. Этих помещиков он назвал дворянами московскими, и они составили избранный гвардейский корпус при царе, отбывали различные поручения по управлению, а закончить службу им предлагалось в высшем правительственном совете Московского государства, в Боярской Думе, в качестве думных дворян. Назначая в думу людей незнатных, царь Иван рассчитывал их голосами побороть стремления думцев из бояр-княжат к самостоятельности. При царе Иване была ограничена власть и суд наместников по городам, дано было городам и волостям право избирать самим свое начальство и судей. Таким образом в своей борьбе с княжим боярством царь явно опирался на служилых людей и средние состояния московского общества.
Для ослабления и полного подчинения себе боярства царь Иван учредил опричину. В Александровской слободе он построил себе дворец и окружил себя отрядом воинов, получивших название опричников; с их помощью начал он «перебирать» свое государство, выводя из него «измену». На свой опричный двор царь Иван отписал много земель, не считаясь с теми, кто жил на этих землях или кому они принадлежали. Затем началась перемена землевладельцев. «Вотчинников и помещиков, коим не быти в опричнине, – читаем в летописи, – царь велел из тех городов вывести и подавати земли велел в то место в иных городах». По этому повелению вотчинники и помещики целых уездов должны были переселиться в другие уезды, где указывал государь. Понятно, кого заставлял переселяться царь Иван и куда направлял переселение. В опричину он взял земли, где находилось много больших владений потомков прежних удельных князей. Многих из них Грозный сорвал с их старых родовых гнезд, где они еще чувствовали себя владетелями, и поселил подальше. Князья с верхней Оки получили земли к северу за Москвой, князья ростовские были переселены ближе к Оке. Тех из княжат, кого Грозный оставлял на старом гнезде, он брал в опричину, под свой строгий непосредственный надзор. Нечего и говорить, какой сильный удар нанесло княжатам это переселение с земель, где предки их были государями, где их все знали и почитали; они вдруг очутились на новых местах, среди населения, которое их не знало и относилось к ним равнодушно. На прежних землях у бояр-княжат были свои служилые люди, которые получали землю от них и служили у них в отрядах; Грозный обратил этих боярских служилых людей в служилых людей великого государя. После такой «переборки» целые века складывавшиеся хозяйства были разорены. Опалы и казни пресекали всякую тень сопротивления со стороны княжат. Некоторые княжеские роды были истреблены поголовно.
Опричина и все связанные с ней меры подорвали могущество княжого боярства. Преследуя право отъезда бояр, Грозный низводил бояр-княжат в положение простых подданных; лишая княжат права держать от себя служилых людей, царь отнимал у бояр вооруженную силу и указывал, что военную службу можно нести только под самим государем, и бояре-княжата такие же его, царевы, слуги, как все служилые люди; сажая в Боярскую Думу людей незнатных, царь Иван ослаблял силу княжого боярства в правительстве, а мерами опричины лишал бояр-княжат власти и значения на местах и разорял их благосостояние; жестокими казнями царь Иван истребил фамилии знатнейших княжат. После царя Ивана княжатам стало невозможно оправиться и вернуть себе прежнюю силу даже в такую благоприятную для этого рода начинаний пору, как Смутное время. Не удалось им это прежде всего потому, что против боярства был и народ. Но, карая жестокими казнями всякое, даже кажущееся противоречие царской власти, царь Иван по внешности ничего не изменил в государственном устройстве. По-прежнему Боярская Дума и при нем и при его наследниках стояла во главе управления, суда и законодательства в Московском государстве, только эта Дума бояр все более и более оказывалась в подчинении царской власти и, благодаря мерам опричины, не могла ставить себя рядом с царем, как обязательный для государя совет, чего так хотели достичь и утвердить в строе Московского государства бояре-княжата XV и начала XVI века. И при царе Иване и долго после него путь в Думу открыт широко для знатного боярства, но рядом с ним и тоже по назначению государя являются заседать в Думе иногда совсем незнатные думные дворяне и дьяки. Знатному человеку царь Иван считал себя обязанным послать «сказать думу», когда к тому время подходило, но этот знатный думец стал теперь таким же слугой государевым, каким был и заседавший вместе с знатным человеком любой из думных дворян.
После смерти бездетного наследника царя Ивана наступило тяжелое безгосударное время, «великая разруха Московского государства». За время смуты московские люди многое увидели и почувствовали не так, как привыкли видеть и чувствовать прежде. «В эти тяжелые годы, – говорит В.О. Ключевский, – люди Московского государства не раз были призываемы выбирать себе государя; в иные годы государство оставалось совсем без государя, и общество было предоставлено самому себе… Прежде государство мыслилось в народном сознании только при наличности государя, воплощалось в его лице и поглощалось им. В Смуту, когда временами не бывало государя или не знали, кто он, неразделимые прежде понятия стали разделяться сами собой… Прежде из-за государя не замечали государства и народа и скорее могли представить себе государя без народа, чем государство без государя, так теперь опытом убедились, что государство, по крайней мере некоторое время, может быть без государя, но ни государь ни государство не могут обойтись без народа»… Земские соборы из выборных от всей земли избирают государей. Сами государи признают, что без Земского Собора не может состояться избрание царя. Автор одной хроники о Смутном времени рассказывает, как царь Василий встретил ворвавшихся к нему мятежников: «Если вы убить меня хотите, я готов умереть, но если вы хотите свести меня с престола и царства, то не имеете права это сделать, дондеже не снидутся вси большие бояре и всех чинов люди да и аз с ними (так обозначил царь Василий Земский Собор). И как вся земля совет положит, так и аз готов по тому совету творити». По наказу царя Василия его послы в Польше должны были говорить, что московский народ имел право «осудить истинным судом» и казнить за злые богомерзкие дела такого царя, каким