и прежних патриархах те, что приезжали ставиться в священники, зимней порой могли ждать патриаршего выхода в крестовой, а ныне и в сенях не велено стоять; так и мучатся зимою на крыльце». «Видишь ли, государь, – твердили просители, – как он возлюбил стоять высоко и ездить широко. Управляет этот патриарх вместо Евангелия бердышами, вместо креста топорками. Татарам жить гораздо легче».
Царь стал избегать свиданий с патриархом даже при торжественных случаях. Летом 1658 года был у царя обед: угощали приехавшего в Москву грузинского царевича Таймураза. Патриарха на обед не пригласили. Он послал тогда своего служащего во дворец узнать, что это значит? Окольничий Хитрово расчищал в это время путь царевичу, шедшему на обед, и делал это по-старинному: колотя палкой направо и налево в теснившейся ко дворцу толпе. Попался ему под палку и патриарший посланец. «Не дерись, Богдан Матвеевич, – закричал он, – я пришел с делом!» – «Ты кто такой?» – спросил Хитрово. «Патриарший человек, с делом посланный!» – ответил тот. «Не дорожися!» – крикнул ему Хитрово и ударил его палкой по лбу «и уязви его горько зело». Тот пошел и сказал патриарху; патриарх пожаловался на самоуправство Хитрово государю, но никакого ответа не получил. Через два дня после этого пришел к патриарху боярин Ромодановский и сказал ему: «Царское величество на тебя гневен: ты пишешься великим государем, а у нас один великий государь – царь!» – «Называюсь я великим государем не сам собой, – отвечал Никон, – так восхотел и повелел его царское величество, на то у меня и грамоты есть, писанные царской рукой!» – «Царское величество, – продолжал боярин, – почтил тебя, как отца и пастыря, но ты этого не понял; теперь царское величество велел мне сказать тебе, чтобы ты вперед не писался и не звался великим государем, и почитать тебя (таковым) впредь не будет!» Никон не сказал на это ни слова, но в тот же день самовольно оставил патриаршество и удалился в свой Воскресенский монастырь.
Такого решительного поступка никто не ожидал, и событие это вызвало большое недоумение по всему городу. «Точно сплю с открытыми глазами и все это вижу во сне», – сказал сам царь Алексей Михайлович. Послали просить Никона вернуться, но он не слушал никаких увещеваний, отказался приехать в Москву, именовал себя «бывшим патриархом», просившим у него благословения говорил: «Прошло мое благословение, я более не патриарх!»
Поднялись тогда во дворце, особенно среди врагов Никона, толки о необходимости избрания нового патриарха, а пока поручили ведать все церковные дела крутицкому митрополиту Питириму. В Вербную субботу Питирим, по царскому повелению, совершил обряд шествия на осляти. Когда слух об этом дошел до Никона, он послал царю письмо, где называл поступок Питирима «олюбодействованием седалища великого архиерея» и добавлял, что если царь хочет избрать нового патриарха, то «да призовется наше смирение», и «мы передадим Божественную благодать, как сами ее приняли; как от света воссияет свет, так от содержащего Божественную благодать приидет она на новоизбранного чрез рукоположение, а в первом не умалится, как свеча, зажигая многие другие свечи, не умаляется в своем свете». Другими словами, Никон, оставляя патриаршеский престол, раздумал отказываться от патриаршеского достоинства, и России таким образом предстояло двоепатриаршество. Тогда решили обратиться к суду восточных патриархов.
В 1666 году прибыли в Москву вселенские патриархи, александрийский и антиохийский, с полномочиями от остальных – константинопольского и иерусалимского. На суде царь сам выступил обвинителем Никона. Никон вел себя на суде резко и гордо, не как обвиняемый, а как обвинитель. Суд патриархов постановил: лишить Никона патриаршего сана и простым монахом сослать в монастырь. Но Никон до конца жизни продолжал именовать себя патриархом, а похоронить себя завещал в своем любимом Новом Иерусалиме, выбрав для могилы место, которое соответствовало по положению тому месту в старом Иерусалиме, где церковно-историческое предание указывает могилу царя и первосвященника Мельхиседека.
Никон в том деле, какое он провозгласил и защищал, мог бы быть не один; его воззрения пришлись очень по душе многим русским архиереям, но они не поддержали Никона, от которого видели так много притеснений; когда же Никон был низвергнут и осужден, то на соборе в 1667 году снова возник вопрос о том, что светская власть не должна вмешиваться в дела церковные и что над духовными владыками она не имеет никаких верховных прав. «Низвергнуть Никона, поработителя архиереев, – говорит проф. Н.Ф. Каптерев, – и в то же время доставить торжество его идеям, что священство выше царства, это значило бы для архиереев разом освободиться не только от подавляющего их преобладания патриаршей власти, которой в лице Никона был бы дан хороший урок, но и от вмешательства в их епархиальные дела государственной власти, которая, не менее патриаршей, очень сильно давала чувствовать себя каждому архиерею». Поэтому скоро выяснилось, что русские архиереи будут поддерживать на соборе воззрения осужденного ими же патриарха Никона. Но правительство царя Алексея Михайловича не могло допустить такого исхода дела. Мнение русских архиереев правительство решило опровергнуть мнением более авторитетным. На востоке к патриархам еще до собора царь обратился с особой грамотой, в которой ставил на благовоззрение вселенских учителей ряд вопросов об отношении духовной и светской власти. Патриархи, соборно обсудив царские вопросы, прислали царю ответы за собственноручными подписями; в своих ответах патриархи торжественно провозглашали, что царская власть выше духовной, так как царь есть наместник самого Бога на земле, и что патриарх, как и всякий архиерей, наравне со всеми другими подданными, обязан царю безусловным во всем повиновением и в случае сопротивления «да страждет казнь, яко бесправильное нечто сотворивый».
Ответ патриархов решал вопрос так, как то было желательно светской власти, но на соборе в 1667 году русские архиереи, воспользовавшись присутствием двух патриархов, стали возражать на грамоту патриархов; особенно горячо оспаривали решение восточных патриархов Павел, митрополит крутицкий, и Иларион, архиепископ рязанский. Они и подняли на соборе вопрос об отношении светской и духовной власти, называя мнение восточных патриархов неполным и односторонним, вынесенным без достаточного обсуждения вопроса. Начались очень горячие прения, после которых собор постановил, что царь самостоятелен и независим в делах гражданских, а патриарх самостоятелен и независим в делах церковных, и что ни один из них не должен вмешиваться в область ведения другого.
Но осуществить в жизни такое серединное постановление оказалось невозможным. Выбор патриарха находился в зависимости от царя всея Руси; после Никона этой высокой степени не достигал ни один сколько-нибудь самостоятельный, сильный характером и энергией человек. Светская власть явно превозмогала.
Так закончилась наиболее яркая и последняя сильная борьба духовной и светской власти на Руси. Духовенству пришлось подчиниться и превратиться в таких же покорных слуг царской власти, как и все другие чины тогдашнего русского общества. Петр Великий, признав патриаршество несовместным со своим самодержавием, уничтожил патриаршество, установив вместо него Святейший Правительствующий Синод, т. е. собрание архиереев, созываемых по выбору правительства для управления церковью. Тем самым было решительно определено место духовных сановников в государстве. «Ведал бы всяк епископ меру чести своея, – гласил закон Петра Великого, – и невысоко бы о ней мыслил: дело убо великое, но честь никаковая»; указывая затем, что епископы – только орудия спасающей благодати Божией, закон подчеркивал: «честь (епископов) умеренная есть, а лишняя и, почитай, равно царская да не будет»…
Наблюдать за деятельностью Синода, как представитель светской власти, был назначен обер-прокурор. Члены Синода при вступлении в должность обязаны были давать присягу, как все чиновники, но с таким добавлением: «признаю и клятвою утверждаю, что верховный судья сего Св. Синода есть император всероссийский, наш государь всемилостивейший».
Таким образом во главе управления церковью, по законодательству Петра Великого, стала самодержавная императорская власть. Как блюститель правоверия и всякого в церкви святого благочиния, как христианский государь, как верховный защитник и хранитель догматов православной церкви, император всероссийский именуется в законе (Основн. Госуд. Зак., ст. 42) главой церкви. Как глава церкви, император всероссийский управляет ею чрез посредство учрежденного самодержавной властью Синода (ст. 43). Императору же принадлежит право верховного и окончательного суда над архиереями.
Главнейшие пособия: Преосв. Макарий «История русской церкви», т. X; С.М. Соловьев «История России с древнейших времен», т. XI; А.С. Павлов «Курс церковного права»; М. Писарев «Домашний быт русских патриархов»; Н.Ф. Каптерев «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович»; А.Я. Шпаков «Государство и церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве».
Боярская Дума
Во главе управления Московским государством стояла Боярская Дума – совет знатных и родовитых людей, близких к царю по заслугам и родству. Здесь вершились все государственные дела, и, не «поговоря с бояры», московский государь обыкновенно не предпринимал ничего важного. По статье 98 Судебника 1550 года «дела государевы новыя, в сем Судебнике не писанныя», должны были вершиться «с государева докладу и со всех бояр приговору» и только тогда получали силу закона. Боярская Дума не есть историческое название верховного правительственного учреждения Московского государства; памятники XVI и XVII веков редко называют ее Думой просто, а чаще выражаются описательно: «и бояре, и окольничие, и думные люди», «все бояре», «царь и бояры»; люди же книжные называли Думу «синклит» или «палата».
Первые русские князья во всех делах советовались со своими старшими дружинниками. Святослав не принимал христианства, зная, что дружина его не расположена к новой вере. Владимир Святой не делал ничего важного, не посоветовавшись с дружиной своей и «старцами градскими», т. е. с наиболее значительными по своему происхождению и богатству горожанами. Владимир Мономах, собираясь в поход на половцев, держал о том совет со своей дружиной и дружиной Святополка.