Верховным судьей таких споров из-за мест был великий государь, разбиравший местнические дела или самолично, или поручавший разбор их Боярской Думе.
Споры о местах, без чего не обходилось почти ни одно высшее назначение, ни один пир в царском дворце, заставляли правительство прибегать к одной мере, которая несколько смягчала вредные для дела следствия местничества. Это было объявление данной службы или собрания без мест. В военном управлении некоторые должности полковых воевод были объявлены в XVII веке навсегда «без мест». Тогда не могло быть никакого спора о местах, а если какой-нибудь княжич заупрямится служить рядом с менее знатным человеком и станет бить челом, что-де ему с таким-то на службе «быти не мочно», то из Москвы царь пошлет ему строгий выговор. «Не дуруй! Ведаем мы своих холопей и на свою службу посылаем, где кому пригоже быть; а те полки давно приговорены посылать без мест». Иных упрямцев и такая строгая отповедь не приводила в благоразумие.
Но в XVI веке дело так просто не обстояло. В 1579 году бояре и воеводы московской армии, перессорившись из-за мест, замялись и не пошли на неприятельской город. Тогда царь Иван Васильевич Грозный, «кручинясь», прислал в армию дьяка и московского дворянина, приказав им промышлять всем делом мимо воевод, а воеводам только «быть» при этих случайных главнокомандующих.
Спорившего из-за места неосновательно, «не по делом», царь, после рассмотрения дела, приказывал «выдать головой» тому, кого этот несправедливый спорщик хотел «пересесть». Выдача головой происходила так: по царскому приказанию дьяк или подьячий вел «выдаваемого головой» пешком на двор соперника. Одно это путешествие пешком составляло для знатного человека бесчестие. Приведя виноватого на двор его соперника, подьячий ставил его на нижнем крыльце и объявлял хозяину, что царь пожаловал его – выдает ему такого-то головой. Пожалованный бил челом на царской милости и дарил дьяка или подьячего, а выданного ему головой отпускал домой, стараясь быть с ним поласковее, но все-таки не позволяя ему садиться на лошадь у себя на дворе. Выданный головой обыкновенно при этом ругался и бранился, как умел, и пожалованный должен был сносить эту брань терпеливо, иначе, ответом на оскорбления, он оскорбил бы «пославшего», т. е. самого царя.
Когда спорщик из-за места возбуждал дело слишком неосновательно, то царь, кроме выдачи головой, приказывал еще наказать его батогами, если местник не был думным человеком; думные люди телесному наказанию не подлежали.
Таким образом высший правительственный класс Московского государства составляли люди родословные, знатные, аристократы, говоря языком нашего времени. Эти родословные люди путем местничества строго держали высшее управление в своем кругу и сообщали всему государственному строю Московского государства аристократический характер; другими словами, царь всея Руси правил при помощи знатных людей, знатных по происхождению, которых он не мог не назначать на высшие должности, а назначая, должен был руководствоваться «породой» тех, кого назначал, а не заслугами их на службе. «Глядя на такой состав высшего правительства в первой половине XVI в., – говорит профессор В.О. Ключевский, – приказный московский публицист, умевший “воротить” летописцами и родословными, мог основательно сказать: “То все старинные привычные власти Русской земли; те же власти, какие правили землей прежде по уделам; только прежде они правили ею по частям и поодиночке, а теперь, собравшись в Москве, они правят всею землей и все вместе, в известном порядке старшинства расстанавливаясь у главных колес правительственной машины”. Но если московское боярство своим новым составом могло производить такое впечатление на общество, то его правительственное положение давало и ему право сказать: мы, советники государя Московского и всея Руси, потому и призываемся к власти в Думу, что мы сами по себе власти всей Русской земли; теперь государь правит Русской землей с нами именно потому, что мы, то есть наши отцы, правили ею и без него».
Но когда московский князь стал великим князем, царем и государем самодержцем всея Руси, он не мог признавать стремлений княжого боярства на обязательное для него первенство княжат в Думе и на службе. Новое отношение к высшей знати со стороны московских государей возбуждало в среде бояр опасения и желания во что бы то ни стало сохранить свою власть. В среде княжат подымалась глухая борьба, козни, интриги, сношения с иноземцами, – все в целях охраны своего верховного положения в государстве. В малолетство сына Василия III эти затаенные стремления знати вскрылись, а когда малолетний великий князь Иван Васильевич вырос и стал грозным царем Иваном Васильевичем, впечатления детства дали ему достаточно тяжелых воспоминаний, чтобы внести озлобленность в его отношения к советникам верховной власти. Началась знаменитая борьба царя Ивана со знатью. Путем опричины он сделал княжую знать бессильной и значительно подорвал ее богатства. Многие знатные семьи были истреблены. Чтобы умерить в Думе значение бояр-княжат, царь Иван стал назначать туда людей незнатных, но знающих дело и зависевших в своем благополучии не от «породы», а от него – великого государя. Таких незнатных, но нужных ему людей царь Иван жаловал чином думных дворян. Они заседали в Думе вместе с боярами и окольничьими.
Преследуя знать и стараясь держать ее по возможности дальше от непосредственного участия в делах, царь Иван и в приказы назначал по-прежнему на первые места бояр, а в товарищи им давал дьяков, людей простых, выслуживавшихся только своим знанием дела. Дьяки являются в XVI веке собственно настоящими правителями приказов и в этом звании оказывают сильное влияние на дела в Боярской Думе, участвуя в ее заседаниях в чинах думных дьяков.
Таким образом с конца XVI века Боярская Дума перестает быть советом исключительно знати, княжат, потомков удельных князей при государе всея Руси, и в среду ее начинают проникать новые люди, незнатные, в чинах думных дворян и думных дьяков. Думные дьяки не имеют права сидеть в Думе без разрешения государя, но участвуют во всех делах с таким же правом голоса, как и первостепенные бояре и окольничие.
В Смутное время княжое боярство попыталось вернуть свою силу. Свергнув с престола первого самозванца, бояре провозгласили царем одного из знатнейших в их среде, князя Василия Шуйского, но против этого «боярского царя» поднялись и средние служилые люди и крестьянство, т. е. те слои населения, которые больше других терпели от боярского засилья. Царь Василий недолго усидел на царстве. Боярство окончательно уронило свое значение в народе после того, как согласилось на избрание в цари московские и всея Руси польского королевича Владислава. Наличная Боярская Дума выдержала, правда, не совсем по своей воле осаду Кремля вместе с польским гарнизоном, когда на выручку Москвы пришло ополчение низовых городов. Политическое влияние боярства упало в это время так, что, когда началось избрание нового царя, избирательный собор предложил думцам уехать в их деревни, и они были позваны в Москву после того, как наметилось избрание нового государя. Этому падению политического значения княжого боярства очень способствовало то обстоятельство, что после мер Грозного царя и событий Смутного времени ряды знатного княжеского боярства сильно поредели. В первой половине XVII века, как замечает Котошихин, «прежние большие роды князей и бояр многие без остатку миновались». Угасли фамилии князей Мстиславских, Шуйских, Воротынских, и место их заняли другие, менее родовитые люди. И при новых царях Боярская Дума по-прежнему является советом наиболее знатных и родовитых людей при государе, но теперь, в XVII веке, эта знать не так знатна, если можно так выразиться, как она была знатна в XVI веке.
В первом ряду бояр царя Алексея стоят князья Одоевские, Голицыны, Пронские, Репнины, Ростовские-Бахтеяровы, Буйносовы, Темкины, Сицкие, Трубецкие, Урусовы, Шаховские, и из некняжеских фамилий – Морозовы и Шереметевы.
Сделаться думцем знатный человек и в XVII веке может, только получив звание боярина или окольничьего; пожалование этими чинами зависит исключительно от воли государя; государь может пожаловать в бояре и любого незнатного человика, но не иначе как он прослужит раньше в нижних чинах – стольника, думного дворянина, окольничьего. Знатные же люди, члены перечисленных родов, получали чин боярина сразу, минуя низшие чины, и такому знатному человеку царь должен был послать «сказать думу», когда он достигал известного возраста.
Второй разряд высшей знати во времена царя Алексея составляли роды, члены которых, прежде чем получить чин боярина, получали чин окольничьего и до боярства должны были дослужиться. В этом разряде были и княжеские и старинные боярские роды – Романовы, Салтыковы, Стрешневы, Милославские, Нарышкины, князья Борятинские, Волконские, Долгорукие, Лобановы-Ростовские, Лыковы, Хилковы, Черкасовы и др.
Помимо Смуты и мероприятий Грозного, падению знатного боярства немало способствовало местничество, бесповоротно перепутавшее старшинство происхождения и старшинство службы. В XVII веке, как жалуется современная запись, получилось такое положение вещей, что «во многих родах от большова брата колено пойдет, а в разрядах малы и худы будут, а от меньшова брата колено пойдет, а в разряде велики живут, и те худые старшие с добрыми младшими по родословцу лествицею не тянутся, а тянутся по случаям разряда». Таким образом явно падает самая основа местничества – поддержка значения старшинства по происхождению, заменяясь даже внутри местнических счетов старшинством службы.
А в тяжбе по разрядам играла важную роль власть царя; в конце концов он решал вопрос о чести рода и вводил в высшие правительственные места младших мимо старших. Это, конечно, способствовало только дальнейшему ослаблению княжеского боярства, как первого в правительстве разряда людей. На власть государя взыскать своею милостью и возвысить человека в XVII веке начинают ссылаться, как на нечто неоспоримое: «все делается Божиим милосердием да государевым призрением, велик и мал живет государевым жалованием».