Служилые люди по отечеству каждого города делились, кроме того, на первую и вторую половины, для того чтобы первая половина собиралась в поход по первой вести о войне, а вторая была готова идти ей на подмогу, как только потребуется. Роспись служилых чинов Московского государства можно представить в следующей таблице:
Начинал свою службу служилый человек с 15 лет. До этого времени он числился в «недорослях» и «поспевал на службу». С 15 лет он «новик» и может получить поместье.
Служилые люди состояли в ведении Разрядного приказа, военного министерства тех времен. «Ведомы в том приказе, – читаем в описании России первой половины XVII в., составленном Г. Котошихиным, – всякие воинские дела, постройки и укрепление городов, починка их укреплений, вооружение, также ведомы бояре, дворяне и дети боярские… кого куда случится послать на службу, на войну и на воеводства в города и во всякие посылки». В Разрядном приказе велись разрядные росписи воевод, выдавались воеводам именные списки детей боярских, участвовавших в походе, хранились особые книги, называвшиеся десятнями, куда заносились сведения о служебной годности каждого дворянина и сына боярского.
Возник Разрядный приказ еще во времена Ивана III. При Иване Грозном, когда окончательно установилось, что для службы дворянина государство дает ему землю, возник Поместный приказ, в котором ведалась «всего московского государства земля и что кому дано поместья и вотчин».
Разрядный приказ ведал службу детей боярских, устанавливал общие размеры поместных окладов и руководил верстаньем детей боярских, т. е. распределением их по статьям, сообразно их родовитости, служебной исправности, заслугам и состоятельности.
Поместный приказ испомещал детей боярских, т. е. раздавал им земли, стараясь давать постольку, поскольку было назначено в Разрядном приказе.
Когда земли не хватало, поместный приказ сам от себя сокращал размер оклада вдвое, втрое, даже вчетверо против назначенного. Так, например, в 1570-х годах из 168 детей боярских Путивля и Рыльска, записанных на службу, 99 совсем не получили поместий, остальные же были, как читаем в записи об этом случае, «испомещены по окладам не сполна: иные вполы, а иные в третий и четвертый жеребий, а иным дали на усадища не по многу».
Постоянно занятое на службе, не всегда хорошо обеспеченное жалованьем, уездное дворянство того времени жило очень не богато и с трудом изыскивало средства для исправного отбывания военной службы. А расходы были большие. Являясь в полк, сын боярский обязан был иметь дорого стоившее вооружение и лошадей, должен был привести с собой хорошо вооруженных людей, наконец запасти продовольствие на себя, для своих людей и лошадей на насколько месяцев. За неисправность грозило лишение и того, что имел сын боярский, а потому мелкий дворянин тянулся из всех сил, чтобы не лишиться последнего и не быть «выкинутым» со службы: ведь тогда для него должно было наступить нищенство, «шатание меж двор». Служилое дворянство принуждено было поэтому жить в кредит, должать тем, кто мог давать взаймы, и давал, конечно, за хорошие проценты.
Духовные завещания даже богатых землевладельцев середины XVII века, дошедшие до нас, наполнены списками долгов завещателя. Каждый вотчинник, бедный и богатый, простой и знатный, связан был с обширным кругом лиц, – которым он был должен и которые ему были должны. В списке долгов находятся и денежные суммы, и доспехи, и оружие, и кони, и платье, и хлеб, и сельскохозяйственные орудия, и скот. Но особенно значительны суммы занятых денег. Сельское хозяйство тех времен очень страдало от недостатка рабочих рук, особенно в серединных областях. Рабочее население уходило из этих областей на окраины государства, где не было боярских имений и земля была более или менее свободна и доступна для занятия земледельцами. Но от этого лишения рабочих рук плохо и недостаточно обрабатывались земли ближе к середине страны, где были расположены служилые земли по преимуществу.
При условиях тогдашней хозяйственной жизни богатый землевладелец мог обладать большими количествами сырого продукта, мог быть сыт, но, не имея возможности продавать свои излишки, так как спроса было мало, должен был все равно добывать деньги путем займа. В 1547 году царь Иван сосватал дочь своего знаменитого воеводы князя Александра Горбатого-Шуйского за князя Ивана Мстиславского. Извещая об этом мать невесты, царь писал ей: «Да сказывал нам брат твой Фома, что князь Александр, идучи на нашу службу, заложил платье твое все, и мы было велели платье твое выкупити, да брат твой Фома не ведает, у кого князь Александр то платье заложил; и мы тебя пожаловали, послали тебе от себя платье, в чем тебе ехати (на свадьбу); а даст Бог приедешь к Москве и скажешь, у кого платье твое заложено, и мы велим выкупити». Боярин, княжич, знатный землевладелец, обладавший большими вотчинами в нескольких уездах, принужден закладывать платье жены, чтобы снарядиться на службу! Средние и мелкие землевладельцы находились в положении еще более тяжком.
Дворяне зарывались в неоплатные долги, теряли свои наследственные земли, т. е. вотчины, без конца заваливали государя и приказы просьбами о приверстке земли, о прощении долгов и т. п.
Такое незавидное положение служилых людей, при большой в них нужде, заставляло правительство часто откликаться на их просьбы.
Правительству приходилось заботиться, во-первых, о том, чтобы задолжавшая вотчинная земля не уходила из службы, а во-вторых, надо было поддерживать обремененных долгами служилых людей, устраивая возможные рассрочки платежей по частным займам и создавая особые легкие условия погашения долгов. От сохранения и обеспечения известной состоятельности служилых людей зависела ведь военная сила страны.
Вотчинные земли служилых людей выбывали из службы двумя путями: за долг их отписывали кредитору, которым в то время являлся чаще всего монастырь, а затем тот же монастырь получал служилые вотчины после смерти владельцев, которые, исполняя обычай устроения души, завещали монастырям вотчины и имения ради вечного поминовения.
Расставаясь с жизнью, русский человек тех времен считал своей обязанностью, «отходя сего света», покончить здесь все дела: заплатить свои долги, получить то, что ему были должны, и определить в завещании, что должно идти из его имущества на помин души; «и приказчики мои, собравши денег по кабалам, долг заплатят и по душе исправят», – гласит обычно конец дошедших до нас завещаний. Крупные долги, обеспеченные земельным залогом, или погашались переходом заложенной земли в собственность кредитора, или уплачивались прямо частью вотчины, если не было залога. Мелкие долги ему самому завещатель или прощал целиком, или делал скидку своим должникам, иногда не рассчитывая, что это доброе дело лишает его возможности самому заплатить свои долги деньгами и заставляет его жертвовать на покрытие их лишней частью вотчины. Все это приводило к тому, что наследнику служилого человека доставалась вотчина меньшая. А она должна была не только давать пропитание служилому человеку, но с нее он был обязан являться на службу в известном вооружении, с известным количеством вооруженных слуг; конечно, с уменьшенного количества земли и имущества он не мог нести прежней службы и должен был входить в долги, ходатайствовать неотступно о прирезках земли, увеличении поместного оклада и денежной дачи.
Монастыри, скопляя в своих руках большие земельные имущества и имея возможность, благодаря многим льготам, вести хозяйство широко и спокойно, не отрываясь от него ни на какую службу, собирали в своих руках большие денежные средства.
«При исконных и постоянных связях тогдашних русских людей с монастырем, – говорит историк служилого землевладения С.В. Рождественский, – богатый капиталист, монастырь сделался банкиром для страдавшего безденежьем служилого класса. Финансовые операции, производившиеся монастырем, своеобразно сочетались с выполнением его нравственно-религиозного назначения. Для мирянина XVI в. монастырь был верным посредником не только в устроении жизни небесной, но и в превратностях жизни земной. Часто, уплачивая монастырю долг, денежный или натуральный, известной долей своей вотчины, служилый человек отдавал эту землю вместе и как вклад на поминовение – “за долг по душе”, как гласят грамоты. И наоборот, – с последней и высшей заботой человеческого существования, о спасении души, о будущей жизни, часто соединялась забота и об остающемся сроке жизни земной. За вотчину, данную в монастырь по душе, брали “сдачу”, или “скуп”, т. е. известную сумму денег для уплаты долгов, т. е., другими словами, продавали вотчину в монастырь за сумму ниже ее настоящей стоимости».
Ограждая имущественную состоятельность своих воинов, правительство приняло ряд мер, которые облегчали родичам собственника заложенной и пропавшей в залоге земли выкуп ее преимущественно перед другими не родными, заимодавцами умершего.
Указом 25 декабря 1557 года служилые люди были освобождены от уплаты процентов по их займам, причем погашение долгов их частным лицам было рассрочено на пять лет.
«По старым кабалам на прошлыя лета, – гласит указ, – все росты (т. е. %% по займу) государь отставил и повелел на служилых людях правити долги денежные в пять лет истинну деньгу (сумму долга) без роста»; хлебные же долги велено было править «без наспу», рассчитав на пять жеребьев. Установлен был также впредь новый законный рост в 10 % с суммы долга взамен прежнего 20 %. Указом 11 января 1558 года были облегчены условия заклада: по тогдашнему праву, заложенная земля переходила в пользование того, кто брал ее в залог и давал под нее деньги, человек этот имел право «за рост пахати» взятую им в заклад землю. Служилый человек, заложивший свою землю, лишался, таким образом, возможности скопить из доходов с земли деньги для выкупа ее. В случае просрочки долга, заложенная вотчина переходила в собственность заимодавца. По указу 1558 года уплата долга по залогу рассрочивалась на пять лет, и кредиторам запрещалось «пахать за рост» заложенную вотчину. По уплате одной пятой долга лицо, заложившее землю, получало право снова обрабатывать ее на себя. Только в том случае, если заплативший прекращал платежи, его вотчина отходила к тому, кто дал под нее деньги.