Главным предметом совещаний земских старост с советными людьми в земской избе была раскладка податей, выбор окладчиков, т. е. сборщиков податей, выбор целовальников, т. е. людей, которым, под присягу их, поручалось отбывать какое-нибудь казенное дело в городе: ведать кабацкое дело, собирать таможенные сборы, весить казенную соль и т. п.
Вторым предметом совещаний в земской избе было собственно городское хозяйство; так, здесь приговаривали разделить пахотную землю во всех городских трех полях впредь до следующего же мирского раздела между всеми посадскими, но с условием, чтобы никто из посадских не смел отдавать свою долю земли постороннему человеку ни на один год, ни на одно лето, а если кто отдаст, то у него отберут землю обратно на мир.
Наконец в земской избе толкуют обо всех нуждах посадских и уездных людей, обо всех случаях, о которых нужно довести до сведения местного воеводы или надо дать знать в Москву. И на двор к воеводе и в Москву отправляется земский староста. Он – представитель посадских и уездных людей, он всегда впереди их всех, отвечает и бьет челом «во всех посадских и уездных людей место».
Если служилые люди XVI и XVII веков были прикреплены к военной и всякой государевой службе, за что и получали жалованье землей, то обитатели посадов, жители слобод и сел были прикреплены тогда к платежу податей и должны были тянуть тягло, т. е. оплачивать содержание военной защиты Московского государства.
Тяглые люди платили дани и оброки, деньги на выкуп пленных – с посадского двора по 8 денег, со служилого двора 2 деньги; стрелецкие деньги, ямские деньги, деньги на корм воеводам, в подмогу подьячим, сторожам, палачам, тюремным и губным целовальникам; на строение воеводских дворов, губных изб, тюрем; в приказную избу на свечи, бумагу, чернила и дрова; прорубные деньги – за позволение зимой в прорубях воду брать, платье мыть и скот поить. Кроме того, тяглые люди обязаны были строить и чинить стены города, наводить мосты и насыпать гати.
Это все были постоянные сборы и повинности, но бывали еще и сверхурочные, например сборы на военные надобности. Начнется война – придет в город указ из Москвы: собирать с обывателей пятую, десятую или двадцатую деньгу, смотря по нужде казны. Идут тогда один за другим посадские люди в земскую избу и объявляют перед старостой и выборными, «по святой непорочной евангельской заповеди Христовой», «правду», чтό каждому и сколько доводится заплатить от своих животов и промыслов, т. е. с капиталов и доходов.
Утаить нечего и пробовать: товарищи, торговые люди, что тут же в избе в окладчиках сидят, хорошо знают торговлю и промыслы каждого, не задумываясь, скажут и положат, сколько надо взять для великого государева дела с какого-нибудь Ивашки Огурцова, что в гостином дворе сапогами торгует. А объявит такой Ивашка Огурцов облыжно, что обнищал он вконец и платить ему не из чего, тогда ставили его на правеж. Привязывали к столбу около земской избы и били палками по икрам каждое утро, пока не выколачивали следуемых с Ивашки денег. Но иные особенно упорные Ивашки переносили самые крепкие удары, а денег не платили; тогда упорному неплательщику показывали закон, который гласил: «Если посадские люди на правежу начнут отстаиваться и денежных доходов платить не станут, у таких дворы их, лавки и имение отписывать на великого государя», т. е. в казну.
Всяких сборов, постоянных и случайных, приходилось тогдашнему посадскому человеку уплачивать очень много.
Кроме уплаты податей и различных чрезвычайных сборов, посадские люди XVI и XVII веков должны были отбывать некоторые казенные службы и, прежде всего, собирать эти самые подати и повинности. Самая тяжкая по ответственности служба для посадских людей была служба в «верных головах» или «верных целовальниках» при продаже вина на казенном кружечном дворе, где только и можно было тогда купить вина. Правда, лучшим посадским людям дозволялось курить вино и варить пиво «по немногу» по случаю больших праздников и особенных семейных торжеств – свадеб, родин, крестин, поминок; средним и младшим по достатку людям курить вино совсем не позволялось, они могли только к торжественным случаям сварить немного пива и меду, да и то должны были дать знать об этом на кружечный двор и заплатить явочные пошлины. Но явят немного, а выкурят вина и наварят меда и пива много, станут даже «корчемничать», т. е. продавать вино тайком от целовальников. Целовальники кружечного двора, оберегая доходы казны и свою спину и карман, отвечавшие за эти доходы, должны были зорко следить, чтобы таких случаев не было.
А уследят – надо было накрыть врасплох продавцов, «вынуть», т. е. отобрать запрещенный товар, взыскать убытки. Смотреть сквозь пальцы на подобные случаи не приходилось: верный голова и целовальники отвечали своими средствами за недобор кабацких денег, а когда не были в состоянии возместить недобор, им грозил правеж и отписка «животов» на государя. Да и в Москву отвезти деньги, даже полностью вырученные, было делом очень не простым. Московские дьяки и подьячие были люди очень «лакомые», всегда были рады привязаться к приезжему провинциалу, завертеть его требованиями разных формальностей и поживиться на его счет. Приезжему верному голове приходилось быть очень дипломатичным с этой компанией и держать ухо востро. «Будучи у сбору на кружечном дворе, – рассказывает один целовальник, – воеводам в почесть, чтоб не затрудняли дело с высылкой в Москву денег, помогали делать выемку и собирать долги, харчем и деньгами носили не по одно время; а как к Москве приехали, дьяку в почесть харчем и деньгами носили не по одно время, да подьячему также носили, да молодым подьячим от письма (т. е. мелким канцеляристам) давали же, да при отдаче денежной казны дьяку и подьячему харчем и деньгами носили же не по одно время, а носили в почесть из своих пожитков да что брали с товарищей своих целовальников в подмогу, а не из государевых сборных денег, и носили по воле, а не от каких нападков».
Другие службы посадским людям были в головах и целовальниках при сборе таможенных доходов, при сборе стрелецкого хлеба, т. е. денег и провианта на содержание стрельцов, в целовальниках при разных денежных сборах, в съезжей избе, на конной площади при сборе денег с пятнания лошадей, в головах банного, перевозного и мостового сбора; затем посадские люди должны были нести полицейскую службу: из них выбирались десятские, пятидесятские и сотские – тогдашние городовые, околоточные и пристава. Случалось, что один и тот же посадский человек нес две или три службы зараз. Все это тяжело лежало на посадском населении и заставляло его всячески избегать этих тягостей.
Посадские уходили из города, где приходилось тяжело, в другой, бежали в уезд, скрывались в степь. Города пустели. Это было тяжело для оставшихся обывателей, потому что казна знать ничего не хотела, что город обезлюдел, требовала того же количества сборов, какое получалось раньше, и взыскивала недобор с остававшихся, так что остававшимся приходилось платить больше с каждого двора. Но от этого они только нищали, а неоплатные казенные недоборы возрастали. Тогда правительство стало преследовать и наказывать бегство посадских людей из городов. В 1638 году приказано было отыскивать и сажать на старые места всех посадских, которые вышли из посадов до Смуты.
По Уложению царя Алексея Михайловича было запрещено посадским переходить из одного посада в другой. Всех тех, которые сами или отцы их были посадскими, а потом ушли и занялись другим делом, хотя бы даже и продались в холопы кому-нибудь, велено было снова водворить на посады. Если вдова какого-либо посадского человека выходила замуж за вольного, то его делали тоже посадским человеком. Вольные люди, женившиеся на посадских дочерях и взятые своими тестями или зятьями в домы, должны были становиться посадскими людьми. Посадские люди, жившие прежде в городе и платившие тягло, а потом поступившие в стрельцы и тем освободившиеся от уплаты налогов, должны были вернуться в посад. В 1658 году была постановлена смертная казнь за переход из посада в посад, за женитьбу посадского на крестьянке без отпускной, за выход замуж посадской девушки за крестьянина без отпускной от города.
Прикрепляя такими строгими мерами городских жителей к месту их жительства, к городу, тем самым к платежу казенных сборов, правительство заботилось и о том, чтобы посадским было из чего эти сборы платить.
Для этого за посадскими людьми правительство стало закреплять занятие, наиболее свойственное городу, т. е. торговлю. В городах было запрещено иметь лавки и постоянную торговлю всем непосадским людям. Затем по Уложению отменялось «закладничество». Закладниками называли тех тяглых людей, которые, избегая уплаты тяжких казенных сборов, «закладывались», т. е. вступали в зависимость от бояр и монастырей, которые сами и их люди были освобождены от уплаты казенных податей. Объявляя себя человеком, принадлежащим другому, закладник «обелял» себя, его двор считался проданным или заложенным лицу, освобожденному от податей; такой закладчик оставался жить на своем дворе, но, как зависимый от «беломестца» человек, не платил податей; следуемая с него доля казенных сборов падала на тех, кто не мог или не хотел стать закладником. По Уложению велено было вернуть всех закладников обратно в тягло и удалить из посадов всех, кто не принадлежал к посадским тяглецам; лавки и промыслы таких людей надлежало продать посадским, а кто не хотел или не мог продать свой промысел и торговлю, тот должен был «в ряд с черными людьми подать платить»; таким образом в посадах надлежало «быть его государевым людям и ничьим иным, опричь его государевых людей, не быть». Приезжие из округи города крестьяне должны были или продавать все, что привозили, прямо посадским скупщикам, или торговать привезенным на рынке с возов, уплачивая каждый раз в пользу посада за место на рынке.
Так «посадское тягло с торгов и промыслов стало сословной повинностью посадского населения, а право городского торга и промысла его – сословной привилегией». Посадское население было таким образом обособлено от других сословий и прикреплено к посаду и торгу.