Ну и ещё одна выдержка из дневника за 18 марта:
„Смотрел в 15:00 прямую трансляцию — Путин подписал указ о вхождении Крыма и Севастополя в состав России.
Это „жароптицево перо“! Вообще касаться даже нельзя“.
Помните из „Конька-горбунка“ Петра Ершова? Конёк предупреждал, что нельзя брать перо:
„Много, много непокою
Принесёт оно с собою“. —
„Говори ты! Как не так!“ —
Про себя ворчит дурак…
13.9 Анализ пробы Б Елены Лашмановой. — Виктор Чёгин
Мне позвонил Алексей Мельников и сказал, что надо встретиться с Виктором Чёгиным и решить, что нам делать: возбуждённая IAAF с января настаивала на проведении контрольного анализа пробы Б Елены Лашмановой. Мы встретились в прекрасном стейк-хаусе „Соверен“ в центре Сочи и попытались согласовать свои действия, но я сказал, что никаких манипуляций с пробой Б не будет — что́ контрольный анализ покажет, то и отправится в АДАМС. И 23 марта я улетел в Москву. Там меня поджидал Юрий Нагорных, мы с ним подвели итоги нашей работы в Сочи. Ходили слухи, что он разругался с Виталием Мутко, когда министр на встрече в Кремле оттеснил Нагорных далеко на задний план, публично и болезненно принизив его роль в сочинском успехе. Видно было, что Нагорных переживал; потом он рассказал, что на него и на Мутко оказывали большое давление, просили найти решение по Лашмановой и не допустить скандала с олимпийской чемпионкой. Я уклончиво пообещал: подумаю, мол, что можно сделать — и улетел в любимый Лиссабон.
Там, в Лиссабоне, в начале апреля ВАДА собрало директоров лабораторий. Сэр Крейг Риди, новый президент ВАДА, раздавал книги; на моём экземпляре тоже остался его автограф, это был Кодекс ВАДА в новой редакции, вступающей в силу с 2015 года. Из Лиссабона мы полетели в Кёльн на 32-й симпозиум Манфреда Донике. Мой доклад был самым первым, точнее, его приготовил Тимофей Соболевский, а я доложил о нашей работе в Сочи. Это была кёльнская традиция — после каждых Олимпийских игр директор рассказывает, как создавалась и работала лаборатория, что было нового — и чем запомнились прошедшие Игры.
Но, Боже мой, я ведь ещё в подробностях помню 10-й, юбилейный симпозиум, когда в присутствии Донике мы разыграли небольшое представление, забавный скетч на полчаса. Кристиан Айотт, положив ноги на стол, хорошо копировала Донике, как он дремал во время лекций, но иногда делал мне замечания, внезапно приоткрыв один глаз, обещая, что заклеит мне рот скотчем. Но он этого, конечно, не делал. А Кристиан — взяла и заклеила мне рот. Все смеялись, а мне было больно отдирать клейкую ленту от усов.
Снова Москва — к нам приехали независимые эксперты по менеджменту качества, мы строго исполняли все указания ВАДА. Профессор Бруно Бизек остался доволен и объявил, что наконец-то он увидел и может это подтвердить — marriage of quality and science, то есть слияние, сплав качества работы и уровня науки. Я был очень благодарен двум профессорам, Бруно Бизеку из Нанта и Питеру ван Ино из Гента, за их замечательный отчёт, за его финальную версию, в которой они обосновали вывод о нашем соответствии международному стандарту ВАДА для лабораторий. Этот отчёт был отправлен в ВАДА. Так неприметно завершилась наша 18-месячная нервная и изматывающая война с ВАДА, включавшая драматическую битву в Йоханнесбурге. Забавно, что в борьбе с ВАДА мы отстояли именно вадовскую аккредитацию Антидопингового центра, защищались изо всех сил и в итоге победили. Но никто ни слова не написал об этой битве, будто ничего и не было.
И не надо, я сам напишу, как это было!
Тем временем Томас Капдевиль, заместитель доктора Долле, постоянно напоминал о срочности проведения контрольного анализа пробы Б олимпийской чемпионки из Саранска Елены Лашмановой. Тренер Виктор Чёгин, лично заливший грязную мочу в её флаконы, упорно работал над формированием „мнения руководства“ о том, что Лашманову надо обязательно сохранить. Юрий Нагорных стал меня обрабатывать, что хорошо было бы Лашманову спасти; вот и Виталий Леонтьевич склоняется к такому решению. Время стало играть против меня, надо было срочно действовать, и мы с Томасом Капдевилем согласовали дату контрольного анализа — 24 апреля.
Я немедленно собрал воедино все факты и варианты событий и распечатал табличку с аргументами в пользу подтверждения положительного результата анализа и дисквалификации Лашмановой. Сначала показал её Нагорных, и он разрешил передать табличку министру Мутко. Я запечатал табличку в конвертик, отнёс в приёмную, там сделал страшные глаза — и мой конверт положили в специальную папочку, куда попадали срочные документы, не терпящие отлагательства.
Зная, что аргументы и доводы на слух воспринимаются плохо, особенно по раздражающим вопросам, я в наглядной табличке, приготовленной для Мутко, показал, что положительный результат анализа пробы Б, то есть подтверждение январского результата пробы А, выгоден нам со всех сторон и точек зрения:
1. В случае положительного результата пробы Б у Лашмановой
2. В случае отрицательного результата пробы Б у Лашмановой
— Сохраняется внешнее спокойствие — это ты хорошую фразу написал, — Никита Камаев с усмешкой прокомментировал мой опус. — А ты знаешь, что IAAF проводит серьёзную проверку чёгинских ходоков? И просит нас провести специальное расследование непосредственно в Саранске, в тренировочном центре имени В. М. Чёгина. А летом основная группа ходоков будет дисквалифицирована на основании данных биологических паспортов.
— Давно пора, сколько ещё можно терпеть их наглые проделки, — согласился я.
За день до назначенного анализа пробы Лашмановой министр Виталий Мутко собрал совещание в своём кабинете. Мы сидели с Юрием Дмитриевичем Нагорных, напротив нас были Алексей Мельников и Виктор Чёгин; Балахничёв от заседания уклонился. Меня поразило, как нагло и высокомерно вёл себя Чёгин в присутствии министра. Чёгин раздражал своим видом, он нарядился как олигарх, только что прибывший с яхты: всё на нём было новое, замечательно и модно прилегающее. Бросались в глаза изысканные синие бархатные мокасины на босу ногу или под найковский носок с низким обрезом, прекрасного цвета загар, изящная и свежая стрижка, подчеркнутая ободком незагоревшей кожи, — и маникюр, каждый ноготок был обработан. Я напряг зрение — на столе у Мутко, немного сбоку, рядом с ручками Montblanc, лежала моя табличка по Лашмановой. Успокоившись, я стал следить за Мутко: по его приглушённой мимике стало ясно, что Чёгин его разозлил. После заслушивания сторон — я при этом всё время молчал — Мутко ровным голосом сказал, что в нашей стране министерство спорта является органом исполнительной власти, именно оно формирует и реализует государственную политику в области спорта, изложенную в Стратегии развития физической культуры и спорта в Российской Федерации на период до 2020 года. Стратегия была утверждена распоряжением правительства Российской Федерации № 1101-р от 7 августа 2009 года. Однако допинговый контроль у нас в стране проводится по стандартам ВАДА, и, во избежание конфликта интересов, Минспорт России не может вмешиваться в работу Федерального государственного унитарного предприятия „Антидопинговый центр“. Чёгин выслушал этот пассаж с окаменевшим лицом и понял, что судьба Лашмановой решена.
Не надо было Чёгину, не разобравшись, подменять её мочу.
Контрольный анализ пробы Б подтвердил положительный результат пробы А — метаболит GW 1516. Мой счёт за контрольный анализ Чёгин так и не оплатил. Процитирую свой дневник, запись от 24 апреля 2014 года:
Припёрлись Алексей Мельников и Алексей Десинов, мозги полоскали мне со своей Лашмановой. Вскрыли пробу, оформили протокол, Дикунец унесла на второй этаж… Во время гидролиза Алексей [Десинов. — Г. Р.] опять ко мне прилез — и нёс всякую херню про ненависть на генетическом уровне со стороны Запада, про нашу обособленность и как он любит родину-Мордовию. И за его мимикой и ухватками стоял Чёгин, тварь и беспредельщик.
Пришел Тимофей, принёс результаты. Positive! Послал письма Капдевилю и Долле. Проводил Десинова. Достали все, неделя ужасная.
13.10 Прощание с сочинской лабораторией
Сочинская эпопея завершалась, аренда лабораторного здания заканчивалась 30 апреля; до этого срока надо было вывезти оборудование и материальные ценности, принадлежащие ФГУП АДЦ. Предстояло полностью рассчитаться по договору аренды, по описи сдать помещения и имущество, принадлежавшие краснодарскому арендодателю, ОАО „Центр „Омега“. Мы складывали приборы и оборудование в ящики, разбирали лабораторную мебель, собирали свои пожитки — и грузовик за грузовиком отправляли в Москву, я за этим следил, так как был материально ответственным за всё наше имущество в Сочи. В ноябре 2012 года, после поставки оборудования, приборов и лабораторной мебели, Минспорта повесило на меня всё сочинское имущество; получилось почти на 300 миллионов рублей, по курсу того времени — 10 миллионов долларов. В Минспорта шутили, что теперь я могу вытворять всё, что хочу, — с такой материальной ответственностью меня никто не уволит.
В конце апреля мы приехали сдавать здание и имущество по акту приёма-передачи, аренда завершалась 30-го числа. Годовая аренда здания обошлась нам в 12 миллионов рублей, или 400 тысяч долларов, при этом за электричество, отопление, воду и охрану мы платили отдельно. Создали комиссию, обошли все комнаты на всех четырёх этажах, и, как всегда, по факту что-то не сошлось с описью имущества. У нас оказались лишние шкаф для одежды и стол, однако не хватало трёх стульев. И на нашей территории осталась куча мусора! Все службы давно завершили работу и исчезли, поэтому вопрос с вывозом мусора надо было решать частным порядком, за наличные. Набралось два больших контейнера, но ругаться и выяснять, кто их должен вывозить, мне не хотелось, так что я немного поторговался и сам оплатил вывоз мусора; в ответ нам простили несовпадения в количестве шкафов, столов и стульев. Однако Юрий Чижов долго не мог успокоиться и возмущался, почему именно мы должны были платить за уличный беспорядок и мусор вокруг.