Бедный Никита Камаев жаловался на Желанову, она достала его до предела. Меня она тоже утомила, и мы решили провести внезапный внесоревновательный контроль многоборцев — они как раз должны были иметь приличные хвосты анаболиков за два месяца до чемпионата мира IAAF в Пекине. Группа многоборцев находилась на сборах в Чебоксарах, их тренировал Сергей Желанов, отец Натальи, клиент Сергея Португалова и бывший тренер Юрия Нагорных. Никита собирался послать самого надёжного контролёра, которого нельзя было запугать или уломать деньгами на подмену проб. Однако Никите не удалось сохранить в секрете эту командировку, и основные многоборцы, сборники, успели разбежаться. Остались трое чистых ангелочков, которые спокойно сдали мочу. Узнав о внезапном контроле со стороны РУСАДА, президент ВФЛА Валентин Балахничёв разозлился и позвонил министру Мутко, разъяснил, что допинговые контроли должны быть согласованы заранее, чтобы лидеры и звёзды были выведены из-под удара. Обстановка крайне осложнилась, политика всё глубже проникает в спорт, идёт настоящая охота за российскими спортсменами, и нам нельзя допускать новых скандалов. Виталий Мутко разделил озабоченность Балахничёва и довёл свою личную тревогу о будущем лёгкой атлетики до профессора Р. У. Хабриева, начальника Никиты.
„Чтобы такого больше не было! Вам всё понятно?“ — Щёки у Хабриева теперь постоянно горели.
Снова приехали Тьерри Богосян и Осквель Барросо, снова пару дней безо всякого энтузиазма покопались у нас в морозильных комнатах, собрали три ящика с мочой, и мы отправили их в Лозанну. Всего мы отправили в Лозанну 4144 пробы, их повторный анализ выявил восемь положительных результатов.
Параллельно ВАДА продолжало расследование по мотивам скандального фильма Хайо Зеппельта про Юлию Степанову; этим занималась независимая комиссия под руководством Ричарда Паунда, в неё входили Гюнтер Янгер и профессор Ричард Макларен. Комиссия должна была на целую неделю приехать в Москву, чтобы допросить легкоатлетов, тренеров и спортсменов, а также представителей РУСАДА, Антидопингового центра и министерства спорта. Список спортсменов и тренеров был выслан заранее, комиссия предупредила, чтобы все были доступны, а не рассеивались по сборам и соревнованиям. Мы гадали, чего ждать от этой комиссии, и 26 июня собрались у Нагорных обсудить, как быть с „канадской бандой“, как он называл Ричарда Паунда и Ричарда Макларена. Но оказалось, что как раз они не приедут, а работать с нами будут следователи и переводчики.
Весь день 29 июня комиссия провела в РУСАДА, я нервничал и звонил Никите, пытаясь узнать, что они там разнюхивают, но так ничего и не выяснил. На следующий день с утра комиссия побывала у Нагорных и затем пришла ко мне; пять человек допрашивали мой персонал, а мной занялся Гюнтер Янгер. Он проверил несколько комнат в Антидопинговом центре и сказал, что тут везде жучки и прослушки и нам лучше поехать в какой-нибудь ресторан. И мы на три часа засели на веранде в „Лунном дворике“. Некоторые вопросы показались мне странными, причём, по замыслу Гюнтера, самый первый вопрос должен был меня потрясти: сколько у вас золотых кредитных карточек в банке ВТБ? Но я в этом банке ни разу не был, даже не знал, где у него вход, и ни одной его карточки у меня тоже не было. У меня есть две карточки Ситибанка, золотая кредитка и зарплатная дебетовка с солидным овердрафтом — мы все, я и мои сотрудники, много лет обсуживаемся в этом банке. И других карточек у меня нет. Единственное, что меня тогда напрягло, — это вопрос о Евгении Блохине. Они откуда-то узнали, что он приходил в Антидопинговый центр и в РУСАДА. День выдался длинный, но комиссия наконец удалилась, и я пошёл отрапортоваться в Минспорта, к Юрию Нагорных. Завтра комиссия будет работать у него, но по-прежнему было непонятно, чего они хотят.
Весь следующий день комиссия добросовестно отсидела в министерстве, и уже часов в семь вечера мне позвонил Гюнтер Янгер — его как раз Желанова поила чаем на прощание — и спросил, может ли он прийти ко мне поговорить. Давай, приходи! Пришёл, поговорили ни о чём, выпили кофе, посидели; я попросил Тимофея Соболевского показать наши приборы. Потом вышли на улицу, вроде от здания и прослушек немного отошли, может, Гюнтер хотел сказать мне что-то важное? Но он ничего не сказал. Странный визит. Всё, дайте мне отдохнуть — и утром я улетел в Лиссабон в отпуск на неделю. Нагорных пару раз мне звонил, вздыхал и пыхтел, наверное, подозревал, что я от него что-то скрываю. Но я и сам не понял, зачем Гюнтер приходил ко мне накануне. Мы с ним посидели, выпили кофе, поболтали ни о чём — и распрощались. Действительно, это выглядело странно, но что я могу сделать?
15.6 Сценарий-катастрофа. — Перепроверка проб из Хельсинки
Снова скандал — ребята из IDTM очень удачно отобрали пробы у мордовских ходоков за месяц до начала чемпионата мира IAAF в Пекине, как раз в самое подходящее время, когда они кололи ЭПО хорошим курсом. Пробы отправили в Кёльн, и там обнаружили шесть положительных результатов. Контрольное вскрытие проб Б подтвердило только пять результатов: Иван Носков, Михаил Рыжов, Верa Соколова, Денис Стрелков и Эльмирa Алембековa. Сергей Емельянов оказался чистым, проба не подтвердилась, но его через несколько месяцев всё равно дисквалифицировали по биологическому паспорту. Какая разница — если прямой анализ мочи не подтвердился, а Кёльну всё можно, то в паспорте крови нарушения накапливаются, и никуда, никуда мне не деться от этого, как пели в советские времена.
Снова сидели у Нагорных. И снова мы с Родионовой просили его больше не информировать Желанову — она все эти годы подпитывалась нашей информацией, а потом строила из себя эксперта мирового уровня. Родионова переживала и никак не могла понять, почему пробы ходоков вывезли за границу, в кёльнскую лабораторию. Однако я напомнил, что мы знали про эту проблему, про так называемый сценарий-катастрофу: представим, что внезапно приехал авторизованный отборщик проб — терминатор оттуда — и в самый неподходящий момент, в пятницу вечером или в субботу утром, забрал пробу у нашего олимпийского чемпиона, находящегося на курсе приёма запрещённых препаратов. Известно, что терминатор направляется с пробой в аэропорт, откуда летит в Кёльн или Лозанну. Каковы наши действия? Как мы можем противостоять, чтобы перехватить пробу? Должна быть какая-то тревожная кнопка, запускающая механизм защиты в любое время дня и ночи.
А у нас её не было и нет.
Позвонил Нагорных и сообщил, что из IAAF в РУСАДА посыпались факсы с положительными пробами российских спортсменов, начался реанализ проб с чемпионата мира IAAF 2005 года в Хельсинки. В итоге попались 18 российских легкоатлетов, чьи имена нельзя забыть: бегуньи Татьяна Андрианова, Лариса Чжао, Елена Соболева, Татьяна Чиженко, Татьяна Томашова, Ольга Егорова, Екатерина Волкова, Светлана Черкасова, Светлана Поспелова, Ирина Хабарова и Ольга Фёдорова; затем толкатели ядра — злополучный Иван Юшков, Ольга Рябинкина и Светлана Кривилёва, далее Татьяна Лысенко, как же без неё! И, наконец, Алексей Воеводин, Александр Погорелов и Юлия Печёнкина, мировая рекордсменка в беге на 400 метров с барьерами. Были найдены станозолол, Оралтуринабол и оксандролон, наше обычное меню тех лет. Удивительно, что анализ пробы Б чёгинского ходока Алексея Воеводина, попавшегося на эритропоэтине, не подтвердился — просто чудеса, второй раз саранским ходокам везёт! IAAF заказала перепроверку 200 проб из Хельсинки, в итоге 28 объявили положительными, хотя положительных там было около сорока. Но при подтверждении следовых количеств строгие критерии идентификации не проходят, и хотя на глаз видно, что это метаболит анаболического стероида, однако пики не чёткие, соотношения ионов не сходятся, так что такая проба рапортуется как отрицательная.
Нагорных был озадачен и велел немедленно лететь в Лозанну, выяснить на месте, из первых уст и рук, у Марселя Сожи, что происходит и чего нам ждать. Профессор Сожи согласился принять меня на своей даче в Сьоне, я очень люблю добираться туда по железной дороге вдоль озера, от Женевы в сторону Лозанны и Монтрё. Марсель сказал, что имён он, естественно, не знает, список проб составлял Томас Капдевиль, всего у них было 200 проб из Хельсинки и 150 из Осаки. По пробам из Хельсинки урожай был приличный, подтвердилось 28 штук, а вот реанализ проб из Осаки принёс всего 10 положительных. Тут надо сказать спасибо доктору Габриелю Долле — он так увлечённо проверял ДНК в пробах российских легкоатлетов накануне Игр в Пекине в 2008 году, что извёл почти всю мочу, ничего не оставив для повторного анализа. Попалась лишь Анна Пятых, обладательница бронзовой медали в тройном прыжке в Осаке в 2007 году.
Неожиданно Марсель Сожи сказал, что Оливье Рабин потребовал отправить на повторный анализ в Кёльн 150 проб российских спортсменов из первой огромной партии проб, забранных у нас в декабре. Меня это озадачило и даже напугало, опять настырный Рабин что-то затеял. И мне, и Сожи он давно не доверяет и ещё в декабре хотел отправить мои пробы в Кёльн, но там не было места для хранения ящиков с тысячами флаконов. Так что пробы ушли в Лозанну, но только на хранение: на анализы их отправляли в Кёльн. Перепроверка в Кёльне ничего не обнаружила, но я не успокоился, пока не узнал, кого проверял Рабин. Это были зимние виды спорта, я проверил список проб — там не было ни одной заменённой пробы или исчезнувшего положительного результата. В дневнике, на страничке от 23 июля 2015 года, я иносказательно отметил: „Из кучи проб, которые Рабин потребовал отправить из Лозанны в Кёльн, ни одна не прошла через цирк“. То есть фокусники из ФСБ эти пробы не вскрывали и крышки не царапали.
Вечером мне позвонил Мутко и говорил со мной шесть с половиной минут. Я ехал домой по Кутузовскому проспекту — хорошо, что движение было медленное, обычная вечерняя пробка, я не люблю рулить и говорить по телефону. Мутко поинтересовался моим мнением по ходокам, и я сказал, что Чёгин неисправим, он всех нас, то есть меня с Никитой и самого Мутко, ни во что не ставит и продолжает свои допинговые эксперименты, известные теперь всему миру. Если его не отстранить, то нас ждут новые дисквалификации и повторные анализы старых проб, хранящихся в Лозанне. Это угроза всему российскому спорту. Мутко меня поблагодарил. Мне показалось, что он говорил по громкой связи и Желанова сидела рядом с ним.