15.7 Грязная проба Яны Мартыновой. — Тучи над Никитой Камаевым
Накануне открытия чемпионата мира FINA по водным видам спорта привезли одну внесоревновательную пробу для срочного анализа, мочу отбирали офицеры из IDTM, ни имени, ни страны мы не знали, знали только, что это плавание и девчонка. Проба оказалась положительной, остарин, буквально следы, я доложил об этом Нагорных. Он сразу позвал меня и Родионову. Обычно мы встречались у него в кабинете раз или два в неделю. Неожиданно Нагорных пожаловался, что у него ухудшились отношения с министром Мутко и это спровоцировала советник министра Наталья Желанова, я называл её антисоветчицей. Виталий Мутко прямо обвинил своего заместителя Юрия Нагорных и его приближённых в продолжающихся проблемах с лёгкой атлетикой. Якобы мы чуть ли не за деньги кого-то прикрывали, но, когда начались проблемы, оказались не способны защитить ведущих российских спортсменов — более того, РУСАДА чуть ли не встало на сторону IAAF из чисто корыстных побуждений, имея солидный контракт на отбор мочи, крови и анализ проб. И я — по версии Мутко и Желановой — тоже был не патриот, а предатель. Вместо того чтобы подвергнуть сомнению методики кёльнской лаборатории, выступить на стороне российских ходоков и помочь отбиться при контрольных анализах, я злонамеренно всё делаю наоборот — защищаю результаты, полученные в Кёльне.
Нагорных был удручён и расстроен, но мне давно было всё равно, что и кому говорила Желанова, я с ней не общался целый год. Однако я снова напомнил Юрию Дмитриевичу, что всё это предсказывал: Желанова через вас переступит и не обернётся. Но самое удивительное, что поведал мне Нагорных, — Мутко запретил нам узнавать у РУСАДА фамилии спортсменов по номерам положительных проб и продолжать манипулировать результатами по обычной схеме: Сохранить — Карантин. По указанию Мутко теперь все результаты анализов проб должны быть отправлены в АДАМС без изменений, сразу всех в карантин! Просто революция какая-то. Но на всякий случай я по инерции спросил: что мы делаем с остарином в плавании? Нагорных, немного повеселев после разговора, с учтивой усмешкой напомнил:
— Вам, дорогой Григорий Михайлович, должна быть известна позиция министра.
— Ну да, теперь стала известна.
И остарин полетел в АДАМС.
Эта оказалась бомба.
На остарине попалась Яна Мартынова! Яна была poster girl, лицом казанского чемпионата мира FINA по водным видам спорта. Она родилась в Казани, и именно в Казани произошёл невероятный случай в истории спорта. Вечером в пятницу 24 июля во время церемонии открытия чемпионата, откуда трансляция велась на весь мир, Яна Мартынова, стоя рядом с президентом России В. Путиным и министром спорта В. Мутко, дала клятву от имени всех спортсменов вести честную борьбу и не применять допинг. Но как раз за несколько часов до этого я сбросил её положительный результат на остарин в АДАМС. Ещё не забуду подобный случай в Сочи — как на церемонии открытия Олимпийских игр бобслеист Александр Зубков нёс флаг, а потом стоял рядом с президентом, готовым к захвату Крыма, а мы в то же самое время заменяли грязную пробу этого Зубкова, чтобы он стал двукратным олимпийским чемпионом.
Удивительно, но выходные прошли спокойно, мы встречали и размещали иностранных экспертов из лабораторий Барселоны и Лондона. Нам не доверяли, и FINA пожелала, чтобы во время чемпионата в Антидопинговом центре находился кто-то из иностранцев. Запредельная наивность — чтобы обнаружить наши трюки, эти трюки надо знать заранее. FINA вообще отсталая федерация, местами просто дремучая. И вот 27 июля из Казани позвонил Владимир Сальников, президент Федерации спортивного плавания России, четырёхкратный олимпийский чемпион и кумир моих юношеских лет, хотя мы с ним ровесники. Он был очень расстроен в связи с положительной пробой Яны Мартыновой и спросил, можно ли что-нибудь сделать, а то Мутко тут просто в ярости. Как же хорошо, что все они там, в Казани! Я объяснил, что мы сделали так, как следует, пришла срочная проба, мы её проверили, подтвердили и отправили результат в АДАМС. Никто нас не предупреждал, и потом, у нас в лаборатории иностранные наблюдатели. Да мало ли кого FINA может тестировать накануне важнейшего старта.
Потом позвонил Никита Камаев и таким тихим и хриплым голосом попросил меня с утра пораньше заехать в РУСАДА, надо срочно обсудить проблему. Заехал. Камаев и Хабриев вернулись из Казани и сидели с унылым видом, будто с похорон; Мутко им приказал срочно найти решение по Мартыновой. Я сказал, что мы опоздали. Если это такая звезда, то почему нам не сбросили её номер? Неужели никто не знал, что офицеры IDTM брали пробу у Мартыновой? Не верю. Ах, ну да, мы забыли, что Мутко лично запретил запрашивать имена и номера!
И профессор Хабриев поехал к Нагорных что-то обсуждать. Они решили, что РУСАДА возьмёт у Яны Мартыновой ещё одну пробу. Концентрация остарина оказалась почти нулевая, анализ объявили отрицательным, хотя мазня была видна. Ещё меня разозлила низкая плотность мочи — 1.005. Говорили, что Мутко повеселел, Наталья Желанова пообещала ему уладить проблемы с Мартыновой. Я не понимал, зачем так врать: если мы отгрузили в АДАМС положительный результат, то назад его не отмотаешь. Однако Желанова мнила себя решальщицей и гордилась, что в прошлом году ей удалось сократить срок дисквалификации Юлии Ефимовой с 24 до 18 месяцев. Желанова летала в Дубай на встречу с боссами из FINA и нашим старым другом Корнелем Маркулеску, они там о чём-то договорились, что сейчас позволило Ефимовой выступать. И в Казани Юлия Ефимова не подвела, завоевала единственную золотую медаль в плавании. Так что Желанова справедливо считала себя причастной к этому достижению.
Однако в этот раз Корнель Маркулеску уклонился от обсуждения положительной пробы Яны Мартыновой, и единственное, чего удалось добиться, — не объявлять положительный результат до завершения чемпионата мира в Казани. Мутко не усидел в Казани и вернулся в Москву. Мы с Нагорных заранее встретились 30 июля и сидели в напряжении, ожидая, что нас вот-вот вызовут на ковёр для объяснений и приличной трёпки. Но у Мутко накопилось много дел, да и долго злиться он не мог, так что от обсуждения вариантов защиты Мартыновой и самооправдания мы перешли к текущим делам. Добрались до РУСАДА, и тут Нагорных сказал, что он не доволен работой Никиты Камаева и его неуклонно возрастающим противоборством по многим вопросам. Никита хотел прекратить или сократить до минимума подмену мочи при отборе и, главное, просил не вовлекать в такие дела новых сотрудников. Никита хотел, чтобы внесоревновательный контроль стал действительно внезапным и базировался на оценке рисков, то есть на данных разведки — где прячутся допинговые группировки и когда их можно поймать на приёме запрещённых препаратов. Без этого допинговый контроль становится пустой тратой времени и ресурсов. Но в ближайшие годы о внезапности допингового контроля в лёгкой и тяжёлой атлетике не могло быть и речи. Далее, Мутко и Нагорных раздражало, что Никита спокойно раздавал интервью разным журналистам; я тоже этому удивлялся, для меня дать интервью без отмашки руководства было недопустимо.
Но самое плохое, о чём я сто раз предупреждал Никиту, заключалось в том, что он в телефонных разговорах открытым текстом ссылался на свои выводы и диагнозы, называя Нагорных и Мутко подлецами и имбецилами. Естественно, телефон прослушивали и о его словах докладывали руководству. Я не поддерживал эмоциональную критику и убеждал Никиту, что мы ничего не можем изменить и что на смену Мутко и Нагорных придут куда более плохие представители путинской номенклатуры. Этих мы хотя бы знаем и понимаем, а вот новые могут оказаться абсолютно дикими и непредсказуемыми.
Конечно, ничего этого я тогда Нагорных не сказал, лишь отметил, что всё это происки Желановой и что сейчас я не вижу замены Камаеву. Наталья Желанова мечтает поставить на его место Анну Анцелиович, свою протеже, но у Анны белорусский паспорт, опыт работы в США и слишком хороший английский, а это не нравится ФСБ. Для нас станет только хуже — Анна будет полностью под контролем Желановой, чьи позиции её назначение невероятно усилит. Нагорных немного покривился, поводил глазами влево-вправо, но вроде внял моим словам; однако закончил беседу двумя плохими новостями: бюджет на следующий год нам снова сократят, а бригаду фокусников расформируют.
Будем считать, что её никогда не было.
15.8 Чемпионат мира по лёгкой атлетике в Пекине. — Проблемные биологические паспорта из IAAF. — Подготовка к ЧЕ по футболу. — Прощание с Евгением Блохиным
Лето, 14 августа, воскресенье. На работе никого нет, и ко мне приехали друзья — те, кого не следует видеть моим сотрудникам. Приехали Алексей Фарносов и Мария Савинова с лабрадором, уже заметно подросшим, и привезли распечатки данных биологического паспорта. Из IAAF пришло письмо об отстранении Марии, с просьбой объяснить изменения в показателях её крови. Под угрозой оказалась золотая медаль Олимпийских игр в Лондоне, где Мария выиграла бег на 800 метров. На первый взгляд всё выглядело не очень плохо, и пару лет назад с таким профилем можно было проскочить. Однако всё меняется. Четвёртый модуль биологического паспорта спортсмена — после трёх прежних, гематологического, стероидного и эндокринологического, — оказался разящим оружием. Без учёта периодизации спортивной подготовки — базового нагрузочного периода, предсоревновательного, соревновательного и восстановительного — все изменения в показателях крови могли показаться просто сезонными колебаниями, как понижение температуры зимой и повышение летом. Однако если совместить изменения в показателях крови с расписанием соревнований и сборов, сравнить их с показателями других российских спортсменов, применявших такую же подготовку, то понемногу станет видна чья-то опытная рука, аккуратно, но поступательно поднимавшая гематокрит и гемоглобин к главному старту сезона, к Олимпийским играм. Это называется