Внесоревновательный внутрироссийский контроль проводил Центр спортивной подготовки сборных команд (ЦСП), подчинявшийся Федеральному агентству по физической культуре и спорту, сокращённо Росспорту. С 2002 года Росспорт возглавлял Вячеслав Фетисов, выдающийся хоккеист. Сотрудники ЦСП были коррумпированы и спортсменов особенно не тревожили, с ними всегда можно было договориться и расплатиться. Оказалось, что анаболики хорошо сочетаются с прогормонами, особенно оксандролон с болдионом, если один день принимать один препарат, а потом другой; сроки выведения при этом заметно сокращались. Мы начали пробовать прогормоны: «тараканы» (4-AD Ethergels) и «шипучки» (Cyclo-Diol Fizz) пошли на замену инъекциям тестостерона на заключительном этапе подготовки. От инъекций надо было отходить, достаточно того, что гормон роста и ЭПО навсегда останутся инъекциями, полипептиды разрушаются в пищеварительном тракте. И мне снова стало всё это интересно, особенно работа со спортсменами высокого уровня. Однако я не мог обслужить возникшую очередь, толпу спортсменов и тренеров. Я пошёл работать в нефтехимическую компанию, там нужен был специалист по хроматографии и приборам, анализирующим продукты газо- и нефтепереработки. Я приступил к работе с февраля 2003 года. Поначалу было тяжело, я быстро уставал и чувствовал титановый зажим в позвоночнике; особенно больно становилось в машине, когда надо было поворачивать руль и при этом крутить головой. И ещё мне было запрещено поднимать больше пяти килограммов.
Летом 2003 года в Париже должен был состояться чемпионат мира IAAF по лёгкой атлетике. В марте позвонил Валерий Георгиевич Куличенко, главный тренер легкоатлетической сборной, и пригласил меня на разговор в Олимпийский комитет, где в нескольких комнатах сидела Всероссийская федерация лёгкой атлетики (ВФЛА). Мы не были знакомы, но я давно ждал его звонка. Куличенко сразу, в присущей ему манере, обрушился на меня с упрёками и ахами, мол, да как так можно, что это ты какие-то прогормоны предлагаешь членам сборной команды за моей спиной, без моего ведома и разрешения. Так нельзя, это моя территория, и я туда никого не пущу, я лично несу ответственность за всё и всех подряд. Во время своего монолога Куля раскраснелся и распыхтелся, но я видел, что его глаза за стёклами очков оставались спокойными, он за мной внимательно наблюдал. Я ответил, что это был небольшой эксперимент, случайный и даже вынужденный; просто мои друзья, тренеры, попросили меня проверить чистоту и качество новых американских препаратов. Тренерам, моим старым знакомым, я отказать не мог, а им не терпелось попробовать, как прогормоны работают в лёгкой атлетике. Эксперимент мы почти завершили, в целом картина ясная, это действительно перспективные препараты. Но мне теперь не до этого, у меня новая работа, я возглавляю отдел хроматографии, дел непочатый край, нужно продавать приборы и ездить по разным Оргсинтезам и НПЗ, нефтеперерабатывающим заводам, от Киришей до Комсомольска-на-Амуре.
Куличенко мигом переменился и превратился в доброго дяденьку, как будто мы с ним были давно знакомы, но всё никак не удавалось пересечься. Куля начал жаловаться, что летом в Париже будет чемпионат мира, но никто не помогает готовить команду, так что ребят и девчат подкормить ему нечем. Сергей Португалов советов не даёт, перетянул к себе лучших спортсменов и еле справляется, при этом вредничает и темнит. Просто каторга, а не жизнь. Мы немного поговорили, и я обещал помочь. Тогда Куля попросил меня скорее привезти ему всё, что у меня есть. Но у меня ничего не осталось, всё давно разобрали. Я позвонил Олегу и спросил, не пришла ли новая поставка; да, пришла — но её отгрузили на дальний склад, туда надо ехать и забирать самому. Это просто сказать — забирать: склады были такие, что там полдня будешь искать свои коробки в пыли и полутьме, вспотеешь и перепачкаешься, как грузчик. Лучше подождать, пока там сами разберутся и отсортируют поставку, поэтому я никуда не поехал и решил подождать. Однако Куличенко звонил каждый день, будто это были такие срочные лекарства, без которых сборная завтра погибнет.
Наконец я привёз прогормоны к Куличенко домой, он жил в солидном месте и в солидном доме. Разложив баночки с прогормонами по кучкам, я пытался ему объяснить, что и как действует, но это было невозможно: каждые пять минут у него звонил телефон и он выпадал из обсуждения минут на десять, затем снова старался вспомнить и вникнуть в то, что я ему говорил. Стало понятно, что надо действовать по-другому. Я написал десяток допинговых схем: для бега и выносливости, для спринта и силы, для прыжков и координации. Была ещё разбивка для подготовительного периода и предсоревновательного, что с чем применять и в какой последовательности прекращать, расписал дозы для мелких бегуний и огромных метателей. Затем распечатал в нескольких экземплярах и отдал Куличенко, но копии с датой оставил себе. Мы договорились держать нашу кооперацию в секрете, но Сергей Португалов про мои схемы узнал на следующий день. Куля не был способен скрывать новую информацию, точнее сказать, ему надо было немедленно обсудить её с максимальным количеством людей.
Мы снова встретились с Сергеем Португаловым. Он хорошо ориентировался в обстановке и объяснил мне, что и как, затем мы решили, что общаться с Куличенко будет он, я буду контролировать качество и ассортимент прогормонов, только оставлю себе несколько спортсменов высокого уровня, чтобы вести их на новых программах к предстоящему чемпионату мира, главному старту предолимпийского сезона.
Чемпионат мира IAAF по лёгкой атлетике в Париже, девятый по счёту, получился странным и скандальным. Звезда кенийской лёгкой атлетики Бернард Лагат был отстранён накануне старта, его проба на эритропоэтин оказалась положительной, анализ проводили в кёльнской лаборатории. Повторный анализ был сделан уже после парижского чемпионата — и ЭПО не подтвердился! Лагата оправдали, но он успел окончательно разругаться с кенийской федерацией лёгкой атлетики и в дальнейшем стал выступать за США. Вообще 2003 год ознаменовался первыми действительно положительными пробами на ЭПО: в марте во время чемпионата мира по кроссу лозаннская лаборатория нашла три положительные пробы, все они были успешно подтверждены. Но методика оставалась слабой и проблемной, поэтому IAAF вслед за МОК решила сохранять пробы на годы вперёд для повторного анализа, но только начиная со следующего чемпионата мира в 2005 году.
В Париже крупный скандал разразился с американскими спринтерами, применявшими модафинил; потом оказалось, что их программа была верхушкой допингового айсберга. Расследование деятельности калифорнийской лаборатории BALCO и её основателя Виктора Конте показало, что ведущие американские спортсмены участвовали в допинговых программах с применением раствора тетрагидрогестринона, инъекций ЭПО и гормона роста плюс тестостерон в виде гелей и растирок. Примечательно, что у Виктора Конте в допинговых программах не было таблеток, исключая стимулятор модафинил, который в такой форме выпускался фармацевтической фирмой Cephalon. Основной анаболик — тетрагидрогестринон — применялся в виде раствора, раствор содержался в шприце для впрыскивания в полость рта, где происходило дальнейшее всасывание. Новый анаболик был обнаружен почти случайно — Дону Кетлину подкинули шприц с остатками раствора, и для солидной лаборатории не составило труда найти действующее вещество в течение суток. Но мудрый Дон Кетлин превратил разоблачение в небывалую научно-детективную историю, невероятную драму, пронёсшуюся вихрем по телепрограммам и газетам всего мира.
Ещё тогда у меня мелькнула мысль, что отказ от таблеток не был случайностью. Виктор Конте прыскал раствор анаболического стероида в рот не просто так. Когда я работал в лаборатории, то в процессе совершенствования методов анализа анаболических стероидов мы в первую очередь расправились с инъекционными формами. Инъекции образовывали разные инфильтраты и депозиты в мышечной ткани, особенно в ягодицах, которые у спортсменов были безжалостно исколоты; именно там остатки стероидов сидели длительное время. Далее пошла борьба с таблетками, поскольку содержащиеся в них стероиды — это жирорастворимые соединения, при попадании в пищеварительный тракт они где-то основательно задерживались, так что сроки их определения постоянно росли. И что остаётся — только всасывание через слизистую ротовой полости, минуя ЖКТ, желудочно-кишечный тракт. Получалась логически чёткая анаболическая прямая, которая позже привела меня к простой идее: растворять стероиды в виски, знаменитый сочинский коктейль. Отметим также, что шипучки Cyclo-Diol Fizz и раствор тетрагидрогестринона были разработаны Патриком Арнольдом, мозговым и стероидным центром компании BALCO, но при этом надо помнить, что он должен был исследовать метаболизм и выведение своих препаратов в аккредитованной лаборатории. Без доступа в лабораторию допингового контроля невозможно экспериментировать и предлагать что-либо атлетам уровня национальной сборной.
Но вернёмся в Париж. Из-за скандала у американской сборной осталось лишь 8 из 11 золотых медалей. Россия выиграла семь золотых медалей, так что Куличенко был доволен, это заметный прогресс по сравнению с пятью медалями, полученными на каждом из двух предыдущих чемпионатов. Повторюсь, что вышедший из дисквалификации Герман Скурыгин завоевал в Париже серебряную медаль в ходьбе на 50 км с рекордом России — 3:36.42. Тогда ему было почти 40 лет, но это был ученик Виктора Чёгина, это был Саранск. Через пять лет Скурыгин умер.
В конце года пошли слухи, что футболисты употребляют бромантан — то ли в «Спартаке», то ли в сборной. Действительно, на бромантане попался один из лучших игроков тех лет — Егор Титов. Он получил год дисквалификации, но ему тогда ещё повезло, ФИФА и УЕФА торговались с ВАДА, упирались всеми лапами — и тянули с подписанием Антидопингового кодекса. Если бы они подписала Кодекс ВАДА раньше, Егор получил бы стандартные два года дисквалификации.