оцедуре анализа: очень сложно и занудно, много тщательной ручной работы, потом какие-то невероятные реактивы и буферные растворы, их надо готовить свежими на определённых стадиях анализа! Мы договорились, что я возьму на работу нового сотрудника и сразу направлю его на обучение, после чего Гюнтер скажет, подходит этот специалист или нет. Этим новым сотрудником стала Юлия Дыхал — она и поехала в Австрию.
8.3 Пропавшие пробы
Но проблемы с ЭПО оказались только присказкой, а сказка была впереди: мы чуть не лишились аккредитации ВАДА! Летом пришёл запрос из Международной федерации гимнастики, даже жалоба — мол, год прошёл, а они так и не получили результаты анализов 12 проб, отобранных в Софии в июне 2004 года, во время проведения в Болгарии чемпионата мира по аэробике. И что это не первый запрос, причём ответа ни на один из них не было, поэтому в копии стоял доктор Оливье Рабин, научный директор ВАДА. Он попросил меня незамедлительно разобраться, но следов этих проб в лаборатории я не нашёл. Помогла мне Марианна Масленникова, президент Всероссийской федерации аэробики, известная в прошлом семиборка. Оказалось, что Марианна лично привезла из Софии и передала Семёнову 12 проб и 1800 долларов за проведение анализов. Звоню Семёнову, спрашиваю, где пробы, он всё отрицает: не было никаких проб, денег тоже не было, он ничего не брал и ничего не знает. Я позвонил Оливье Рабину в Монреаль, рассказал всё как есть и объяснил, что как недавно назначенный директор я не могу нести ответственность за прошлогодние грехи, теперь ничего исправить нельзя. Оливье всё понял, поддержал меня, и мы закрыли вопрос.
Оказалось, что и это было не всё. Точно так же пропали 20 проб, отобранных во время Кубка мира по дзюдо, — и снова та же примитивная схема защиты со стороны Семёнова: никаких проб не было, денег не брал, ничего не знаю. Второй раз доктор Рабин может такое не простить. Надо срочно отыскать концы, то есть узнать кодовые номера 20 проб. Федерация дзюдо оказалась на Мальте, звоню туда и объясняю, что я из Москвы, новый директор лаборатории, очень прошу помочь разобраться со старыми пробами. От вас было 20 проб, есть наша перекодировка, но хотелось бы ещё раз сверить номера. И свершилось чудо: мне присылают кодовые номера 20 проб. Я вбиваю номера в официальный ответ, ставлю прошлогоднюю дату — и направляю отчёт на Мальту!
Мы всё проанализировали, всё чисто, спасибо за сотрудничество.
8.4 Подготовка к чемпионату мира по лёгкой атлетике в Хельсинки
У меня зазвонил телефон… Это произошло 15 июля 2005 года, позвонил Валерий Георгиевич Куличенко, сказал, что неожиданно был установлен рекорд мира, надо срочно сделать пробу мочи и направить результат в IAAF, чтобы рекорд засчитали. Оказалось, что молодая и перспективная метательница молота Татьяна Лысенко, находясь на допинговой программе подготовки к 10-му чемпионату мира IAAF в Хельсинки, подбодрилась инъекциями тестостерона — и неожиданно метнула молот на 77.66 метра. Мирового рекорда не ожидали, на соревнованиях не было допингового контроля, но результат попал в прессу, и о нём стало известно. И мне на следующий день привезли замотанный кулёк от Куличенко, а в нём моча в пластиковой бутылке из-под пепси-колы. Да что это такое! Звоню Куличенко и объясняю, что проба должна быть в «берегкитах», в стеклянных флаконах А и Б, и с ними заполненный транспортный протокол и форма допингового контроля с подписью Лысенко и офицера допингового контроля. Куля запыхтел, заворчал, но всё быстро переделал, как требовалось, хотя «берегкиты» в то время были учётными и стоили дорого.
Чемпионат мира IAAF по лёгкой атлетике в Хельсинки был главным стартом 2005 года. Допинговый беспредел в российской лёгкой атлетике был невероятным, контроля не было никакого, поскольку мочу при отборе подменяли как попало. Если приходила партия из 20 проб, то там обязательно оказывались повторки, три-четыре пробы имели один и тот же стероидный профиль и одинаковые хроматограммы. Это означало, что некие доноры сливались за трёх-четырёх спортсменов, обычно это были тренеры, они жаловались, что не в состоянии заполнить все флаконы, надо было мочу заранее заготовить, дня за два, что ли… Меня особенно злило, что на такой бессмысленный анализ тратились время и реактивы. Семёнов это прекрасно знал, однако действовал по-своему: он смело сливал такие пробы в раковины. Но я так никогда не делал.
Ещё на территории России действовал международный контроль, он работал по планам IAAF и контролировал ведущих легкоатлетов, входящих в Международный пул тестирования — IRTP (International Registered Testing Pool). Они были обязаны предоставлять в вадовскую программу АДАМС (ADAMS — Anti-Doping Administration and Management System, Система антидопингового администрирования и менеджмента) стандартную форму местонахождения (Whereabouts form) на предстоящие три месяца — где будут проходить сборы и тренировки, какие запланированы соревнования, обязательно с адресами и телефонами, включая тренеров и родственников. Контроль проводила шведская фирма IDTM — International Drug Testing and Management. Но сотрудников, работавших в России, коррумпировали по полной программе, и внезапный контроль стал настолько «внезапным», что о нём было известно за два месяца, кого и когда будут брать. Это позволяло корректировать схемы приёма препаратов или заранее договариваться о подмене мочи. Правда, к шведскому контролю относились уважительно, осторожничали и женскую мочу подменяли только на женскую.
В такой обстановке отвечать за предвыездной контроль, да и вообще за любой, было невозможно. У меня не было достоверной информации о том, кто и что применял и как рассчитывали сроки выведения. Тем временем финская антидопинговая лаборатория закупила новый хромасс высокого разрешения; у нас такого прибора ещё не было, Фетисов пообещал его приобрести, но случилось это только в конце 2005 года. Чтобы компенсировать отставание в чувствительности, надо было отбирать пробы пораньше, за две-три недели да выезда, пока концентрации метаболитов не упали и «хвосты» анаболических стероидов ещё хорошо видны, а заодно узнать, кто и что принимает, и оценить риски, будет ли спортсмен чистым и поедет ли на чемпионат — или останется дома. Но в ЦСП велось плановое хозяйство, и предвыездной контроль был запланирован буквально накануне отъезда сборной.
Всё это я объяснил Николаю Дурманову, и он понял, что мы снова в опасности. Если заранее не проанализировать пробы легкоатлетов, то мы, или пусть я один, не можем нести никой ответственности за предвыездной контроль, однако, если в Хельсинки анализ проб российских легкоатлетов на новом приборе покажет положительные результаты, виноватыми объявят именно нас. Против лома нет приёма, новых приборов у меня нет, зато у нас есть месяц до выезда на чемпионат, поэтому мы срочно должны взять пробы у сборников и выявить проблемных атлетов. Озадаченный Николай побежал с докладом к Фетисову, Фетисов разозлился и задал трёпку Куличенко. Куля проникся и сразу всё понял, позвонил мне и спросил, что делать. Я сказал, что надо немедленно взять пробы мочи у самых рисковых и ненадёжных атлетов, однако пробы должны быть реальными, без подмен, то есть сразу после хорошей тренировки, а не после чая или арбуза с пивом. Короче, нам сейчас нужен именно оруэлловский Reality control, а не практикуемые ЦСП фокусы с подменой мочи, когда один за всех и все за одного заполняют чужой мочой флакон за флаконом.
Слава Богу, анализ «пластика», то есть проб мочи в пластиковых бутылках из-под колы или «Святого источника», ничего особо криминального не выявил, я опасался большего, у страха глаза велики. В основном применяли оксандролон, Оралтуринабол и метенолон, станозолола почти не было, метандростенолон отсутствовал. Были комбинации препаратов, причём преимущественно в женских пробах, мы их называли cocktail girls. Так что чемпионат мира в Хельсинки прошёл успешно: семь золотых медалей и никаких проблем с допинговым контролем у нашей сборной не было.
8.5 Реанализ хельсинкских проб в Лозанне
Однако именно тогда IAAF впервые решила заморозить пробы мочи на долгие годы для реанализа, и в итоге через годы 20 (двадцать) проб российских легкоатлетов оказались положительными. Реанализ в лаборатории Лозанны проводили в два приёма, в 2013 и 2015 годах. А в 2012 году Марсель Сожи, директор лозаннской лаборатории, анализировал пробы с Олимпийских игр в Афинах 2004 года, и там были найдены положительные пробы на формастат, это прогормон — 4-гидрокситестостерон. Но методика Сожи не была валидирована, и пробы не стали объявлять положительными. Однако имена спортсменов запомнили, и в 2013-м их хельсинские пробы 2005 года взяли на реанализ.
Положительными оказались три пробы, и ещё было несколько подозрительных, но в таких случаях любое сомнение трактуется в пользу спортсмена. Я тоже так поступал, положительный результат никогда не натягивал, грех на душу не брал, да и Бог им судия, пусть пока порезвятся, а там посмотрим. Но три положительные хельсинские пробы оказались big fish, крупной рыбой. Были отобраны две золотые медали у чемпионок мира — Ольги Кузенковой, олимпийской чемпионки Афин в метании молота, и Надежды Остапчук из Белоруссии, чемпионки в толкании ядра. Ещё попалась Татьяна Котова, серебряная медалистка в прыжках в длину. Для Котовой и Остапчук сработал эффект домино — их результаты последующих двух лет были аннулированы, они потеряли золотые медали зимнего чемпиона мира IAAF 2006 года в Москве. Однако Остапчук и Котова остаются мировыми рекордсменками третьего тысячелетия с невероятными результатами — 21.58 метра в толкании ядра и 742 см в прыжках в длину.
В 2015 году вторая, но запоздалая волна перепроверки проб с чемпионата мира в Хельсинки принесла 18 положительных проб российских легкоатлетов! После того как в 2013 году у Остапчук отобрали золотую медаль, награда перешла к Ольге Рябинкиной — и в 2015 году Рябинкина попалась! Но чемпионство Хельсинки-2005 и медаль ей оставили. Российскую сборную спасла Татьяна Андрианова. Она отчаянно боролась за свою бронзовую медаль в беге на 800 метров и выиграла арбитражный суд в Лозанне; можно сказать, уберегла российскую лёгкую атлетику от полного развала. Страшно представить, что было бы, если бы дисквалифицировали 18 российских легкоатлетов. Получился бы невероятной силы эффект домино — обвалились бы все результаты и медали последующих лет, причём для многих это стало бы вторым залётом, они получили бы ретроспективную отмену побед и результатов — и пожизненную дисквалификацию. Суд в Лозанне подтвердил, что все действия с пробами прошлых лет должны проводиться по правилам и стандартам того времени. В 2005 году срок хранения проб для реанализа составлял восемь лет, а значит, он истёк в 2013 году, так что результаты анализов, проведённых в 2015 году, признали ничтожными, апелляцию Андриановой поддержали, медали удалось сохранить. Но в 2015 году срок хранения проб увеличили до 10 лет.