Никита разозлился и долго ещё костерил министерство спорта, Желанову, Кравцова, Родионову, Мельникова за то, что они коррумпируют и развращают его допинговых офицеров, принуждая их заниматься подменой проб во время внесоревновательного контроля, заливая во флаконы А и Б размороженную мочу из холодильника.
„А ты, дорогой коллега, их поддерживаешь и консультируешь, мочу для подмены проверяешь, умница, продолжай в том же духе, — саркастически закончил свой монолог Никита. — Но меня в этих делах нет. Так что извини, Гриня, сам теперь с ними разбирайся. Мне своих проблем хватает“.
12.13 Универсиада в Казани. — Статья в Mail on Sunday. — Дисквалификация Лады Черновой
Никогда не знаешь, что случится в следующий раз, однако постоянно что-то случается. Как и в прошлом году перед Играми в Лондоне, наша сборная накануне чемпионата мира IAAF в Москве снова оказалась грязной! И снова счастливый случай помог вовремя предотвратить очередной коллапс! В июне мы решили просмотреть ряд ведущих спортсменов, провести „информационный контроль“. Как раз некоторым легкоатлетам пришла пора сдавать „внезапный“ внесоревновательный контроль, пробы отбирало РУСАДА по программе тестирования IAAF. Надо было понять, кто может сдавать официально, в „берегкиты“, а кому нельзя, тогда надо будет сдать либо замороженную мочу, либо подождать, пока выйдут все хвосты. Если кто-то оказывался чистым, то, помимо официального отбора, он или она сдавали несколько порций чистой мочи для заморозки — перед тем, как начать заключительную схему приёма препаратов, нацеленную на успех на чемпионате мира IAAF. Универсиада в Казани, за месяц до чемпионата, расценивалась как наш внутренний старт, где можно будет подменить пробы при отборе или заменить позже — в зависимости от обстоятельств.
Ожидали, что схемы и хвосты должны были быть, как мы планировали: коктейль, пептиды и прогормоны. Я был против прогормонов, их время прошло, с ними мы намучались, однако приходилось терпеть, что некоторые легкоатлеты применяли Decavol, SUS 500 и Trenadrol. В них содержался дегидроэпиандростерон и новомодный 4.9-эстрадиендион — считалось, что он превращается в тренболон, но это было рекламным надувательством. Повторюсь, что схемы были рассчитаны на то, что все принимаемые препараты выводятся за неделю или чуть больше. И вдруг мы видим в пробах ведущих спортсменов метастерон и его долгоживущий метаболит, тот же самый, что и у оксиметолона, и точно так же сидящий месяцами! Боже мой, откуда он мог взяться? И как хорошо, что мы его исследовали в прошлом году и опубликовали статью! Но плохо, что все лаборатории ВАДА эту статью прочитали и могли поставить в свои программы ионы на новые метаболиты. Если ещё не поставили, то поставят потом, через много лет нас ждёт реанализ.
До чемпионата мира IAAF оставалось более двух месяцев, однако у некоторых сборников концентрации метастерона были запредельными. И как оценить сроки выведения? Опыта и знаний, как в случае с Оралтуринаболом, у нас не было. Оралтуринабол принимали в таблетках по 5 или 10 мг, метастерон выпускался в крупных капсулах — 25 мг или больше. Сколько времени он может держаться в организме? За месяц-полтора наступали последние сроки сдачи проб внесоревновательного контроля по программе IAAF. Если спортсмен принимал мой коктейль, пусть даже на фоне тестостерона или дегидроэпиандростерона, то можно было схему прекратить, неделю повременить, затем у нас в лаборатории провериться, убедиться, что всё вышло, — и официально сдать чистую пробу. Если вышло не всё и с выведением были проблемы, тогда надо было проситься на сдачу к коррумпированному офицеру и заливать мочу из морозильника. А потом готовить замену пробы в лаборатории после окончания чемпионата мира IAAF, перед отправкой в Лозанну.
Изредка к нам на анализ в „берегкитах“ попадали грязные пробы, там были метастерон, дростанолон, дезоксиметилтестостерон, даже метандростенолон. Это были неприкасаемые атлеты, и мы заранее знали кодовые номера их проб. Такие пробы проходили первоначальное тестирование и рапортовались в АДАМС как отрицательные. Было важно, чтобы при этом не запрашивали новые аликвоты для подтверждающего анализа, так как такие запросы можно было отследить по лабораторным записям. У опытного специалиста сразу возник бы вопрос, почему так получилось, что на подтверждение пошли пять проб, но ни одна не подтвердилась, ведь по международному стандарту для лабораторий каждый такой случай должен расследоваться. В любой момент эксперты ВАДА могли до этого додуматься, но они так и не догадались. Через три года профессор Ричард Макларен назвал наш подход „методологией исчезновения положительных результатов“ — Disappearing Positive Methodology.
Жизнь стала спокойнее. Для меня было невероятным облегчением, что флакон с пробой Б мог быть вскрыт для замены мочи. Наши фокусники из ФСБ приезжали раз в месяц или чаще, как только накапливалось пять, шесть или семь положительных проб в проблемных видах спорта, прежде всего в лёгкой атлетике. Я буквально физически ощущал их как „тикающую бомбу“ под своим креслом, и по мере накопления проб беспокойство моё только нарастало. Флаконы иногда вскрывали подолгу, с некоторыми приходилось возиться по часу; помню, что два или три флакона были закрыты особенно неудачно — то есть неудачно для тех, кому пришлось их открывать. Как раз с точки зрения правил закрыты они были идеально — железные зубцы сверху вошли и совпали с нижними стеклянными зазубринами на флаконе так плотно, что не было люфта, чтобы завести под кольцо гибкий металлический стержень, сдвинуть зубцы и отжать вверх прижимную кольцевую пружину. Случались неудачи, когда при вскрытии пластиковая крышка пробы Б трескалась, но наблюдался постоянный прогресс, и к лету партия из пяти или шести проб уверенно вскрывалась за два часа. Фокусники сдавали работу, я придирчиво осматривал крышки и края стеклянных флаконов, и, как верно отмечал Макларен в своём докладе, нетренированный взгляд ничего не мог заметить. Лично я царапин не видел, подтверждаю. Мы заливали чистую мочу, и я с удовольствием слушал, как в моих руках с металлическим скрежетом закрывается проба Б, это было для меня самой лучшей и успокаивающей музыкой. Потом я переворачивал флакон Б вверх дном и смотрел, нет ли течи, — всё отлично, уносим на хранение.
Первым в истории спорта крупным международным соревнованием, на котором была осуществлена замена мочи во флаконах А и Б, стала 27-я Всемирная летняя универсиада, проходившая в Казани с 7 по 16 июля 2013 года. Российская сборная завоевала совершенно неприличное количество золотых медалей — 156, сборная Китая была второй с 26 золотыми медалями, что в шесть раз меньше, чем у нас, а бедные американские студенты получили 11 золотых медалей — и совсем отстали. Мне было неприятно на это смотреть, так быть не должно, это была жадность дикаря, особенно на фоне того, что страна-организатор добавляла в программу несколько видов спорта на своё усмотрение и в свою пользу. На мою беду, добавили тяжёлую атлетику, подтянули российскую сборную анабольщиков — можно подумать, что они действительно учились в вузах. Естественно, из-за какой-то там Универсиады бросать приём анаболиков они не планировали — что ещё за дела, ведь соревнования проходят в России, отбор проб наш, лаборатория наша, никаких проблем быть не должно. Их грязные пробы после соревнований заменили, а потом уничтожили. Июль у нас получился рекордным — мы проанализировали 2659 проб, из них 970 казанских. С новыми приборами наша пропускная способность вышла на уровень 3500 проб в месяц — только где взять столько проб?
Евгений Блохин провел в Казани месяц, изучал обстановку и атмосферу, приглядывался, принюхивался, размышлял. Во время Универсиады сотрудники ФСБ под видом волонтёров проходили обучение, присутствуя на станциях допингового контроля, как ВАДА называет место отбора проб у спортсменов. Это было необходимо для внедрения обученных агентов ФСБ на каждую станцию допингового контроля в Сочи, таких станций там было запланировано шестнадцать или семнадцать, работа должна была идти в две смены. Стало ясно, что подмена мочи в присутствии зарубежных экспертов и наблюдателей на станциях допингового контроля практически нереализуема и очень опасна, в неё должно быть вовлечено слишком много людей, много непредсказуемых факторов и ситуаций. Так что на крупных соревнованиях замена проб должна проводиться в самой лаборатории, желательно по ночам, когда никого из зарубежных экспертов и наблюдателей рядом не останется.
В начале июля, за несколько дней до начала Универсиады в Казани, в прессе разразился небывалый сандал. В английской газете Mail on Sunday вышло расследование о систематических нарушениях антидопинговых правил в российской лёгкой атлетике. Основные отрицательные персонажи: Мельников, Маслаков, моя сестра и я; на весь газетный лист — шокирующие рассказы о повсеместном применении допинга; ссылались на Олега Попова, тренера Лады Черновой, метательницы копья и флакона Б, затем на Валентина Круглякова и неназванных информаторов. Виталий Мутко тогда поднял голос в мою защиту, сказав, что министерство спорта не интересуется моей личной жизнью, а всё остальное контролирует ВАДА. Я ответил корреспондентам, что все спортсмены, давшие информацию для расследования, имели положительные результаты анализов своих проб, за что были дисквалифицированы. Ни с кем из них лично я не был знаком, и кто с них требовал 50 тысяч рублей, чтобы анализ был отрицательным, я не знаю. Примечательно, что публикация заканчивалась пророческим предсказанием, что на Играх в Сочи российские спортсмены завоюют множество золотых медалей и у них не будет ни одной положительной пробы.
Так оно и получилось.
Сразу замечу — прошу не путать Ладу Чернову, копьеметательницу из Самары, с Татьяной Черновой, семиборкой из Краснодара. Копьеметательница Лада Чернова, бросавшая в 2008 году свою пробу об пол, вышла из дисквалификации и выступила на зимнем первенстве России. И снова попалась, на сей раз на бромантане! Это произошло в марте 2012 года, когда мы проходили плановую двухмесячную повторную аккредитацию на соответствие международному стандарту ISO 17025. Временного прекращения или отзыва аккредитации ВАДА не