было, но Александр Чеботарёв, её адвокат, сослался на то, что действие нашего сертификата ИСО 17025 ГОСТ-Р закончилось в январе. Раз нового сертификата не было, считал он, то мы не имели права анализировать пробу Черновой. Российский арбитражный суд при Торгово-промышленной палате этот аргумент принял и отменил пожизненную дисквалификацию Черновой. Когда в мае 2012 года мы получили новый сертификат, я предложил Никите Камаеву уведомить Чернову и адвоката — и при них вскрыть пробу Б, то есть разлить её по новым правилам на две порции, Б1 и Б2, и заново провести анализ и подтвердить бромантан. РУСАДА было собственником пробы, без их разрешения я не мог анализировать пробу Б, но РУСАДА объявило, что дисквалификация Черновой отменена и вопрос закрыт. Тогда я написал в IAAF и ВАДА, пожаловался, что РУСАДА должно было поддержать меня, а не спортсменку и что на решение российского арбитража надо подавать апелляцию в международный Спортивный арбитражный суд (CAS) в Лозанну, ни в коем случае нельзя создавать прецедент. ВАДА на словах соглашалось, но весь 2013 год ничего не делало, и только в январе 2014 года в Сочи, в баре гостиницы „Радиссон“, я решительно напомнил об этом Оливье Рабину, после чего ВАДА подало в CAS апелляцию на РУСАДА, Чернову и решение российского суда — и внесло 15 тысяч евро. РУСАДА со своей стороны внесло столько же. В итоге CAS поддержал ВАДА и вернул пожизненную дисквалификацию Лады Черновой. Проиграв, РУСАДА оплатило все судебные издержки — 30 тысяч евро. Никита просил адвоката Чеботарёва поучаствовать в расплате, но безуспешно.
12.14 Чемпионат мира по лёгкой атлетике в Москве. — Хиатус доктора Рабина
Шли последние внесоревновательные анализы перед долгожданным XIV чемпионатом мира IAAF по лёгкой атлетике. Оказалось, что у некоторых сборников не было запасено чистой мочи и вдобавок наблюдались приличные хвосты Оралтуринабола. Как они вообще собирались выступать? Тут надо отдать должное Нагорных — он рассердился и приговорил к „карантину“ несколько известных спортсменов, уже получивших экипировку для участия в чемпионате мира; они были дисквалифицированы. И было очень подозрительно, что ряд ведущих ходоков, и с ними Татьяна Чернова, Юрий Борзаковский и Юлия Зарипова, уклонились от участия в чемпионате мира в Москве. По официальной версии, все они были травмированы или не готовы, по неофициальной — IAAF потребовала не допускать спортсменов с проблемными биологическими паспортами. Я пытался выяснить подробности у Нагорных и Мельникова, но они отмахивались и говорили, что сами ничего не знают.
Москва, сырой и тёплый август. Перед открытием чемпионата министр Мутко принимал сэра Крейга Риди, показывая всем, что в ноябре в Йоханнесбурге на выборах нового президента ВАДА Россия будет поддерживать сэра Риди, а не доктора Патрика Шамаша. Они церемониально посетили новое здание Антидопингового центра, я всё показал-рассказал и понял, что Крейг Риди в лабораториях не бывал, приборов не видел и не знает, как и для чего они используются. Полный ноль, очередной свадебный генерал — и позор ВАДА. После приёма Риди министерство спорта устроило информационный праздник вокруг нового здания. Приехал вице-премьер Дмитрий Козак, вместе с Мутко выступил перед телекамерами, но они повернули всё так, будто в России до сего дня совсем не было лаборатории! И вдруг, как с неба упал, появился аккредитованный Антидопинговый центр, суперсовременный и новый, и Дмитрий Козак торжественно его открыл.
Виталий Мутко, стоя перед камерами рядом с Козаком и со мной, незаметно кривился по этому поводу: Козака он не любил, но уважал. Козак в спортивные вопросы не лез и спорт не комментировал, он руководил строительством олимпийских объектов, гонял нерадивых и отстающих. А вот Александра Жукова, члена МОК, Мутко не любил и не уважал и особенно злился, когда тот опять Ему что-то нашептал, то есть когда Жуков рассказывал Путину про положение дел в спорте. Мутко понимал, что исчезни вдруг Козак — возникнут проблемы, замены ему сразу не найти, но если исчезнет Жуков, то никто этого не заметит. Особенно досаждало Мутко, что Жуков стал членом МОК по чисто формальной причине — как президент Олимпийского комитета России.
Во время чемпионата мира стояла тихая московская августовская погода, дождик собирался и пролился, когда Усейн Болт выиграл финал в беге на 100 метров. У нас работали Марсель Сожи и Нил Робинсон из Лозанны, и были две молодые сотрудницы из Пекинской лаборатории, они обучались по плану подготовки к следующему чемпионату мира, который должен был пройти в Пекине в 2015 году. Мы с Марселем смотрели финалы в Лужниках на VIP-трибунах, и доктор Долле потихоньку на меня ворчал, почему, мол, я каждый вечер сижу на стадионе, а не торчу в лаборатории. Обычно во время чемпионатов мира директора не вылезают из своих лабораторий, рассказывал мне Габриель, даже ночуют там, бедные, столько у них работы. Я ему объяснил, что таких директоров надо гнать без разговоров, раз они не могут организовать работу лаборатории. У меня всё заранее продумано и предусмотрено, даже во вторую смену никому не надо выходить. Единственное — в отделе приёмки проб приходится ждать допоздна, пока привезут пробы после завершения вечерней программы, их надо проверить и зарегистрировать, чтобы с утра отдать в работу.
Зато сам Долле хорошо у меня поработал, я отгрузил ему в АДАМС 14 положительных результатов! Мы рапортовали тестостерон, эритропоэтин, дростанолон и оралтуринабол, так что получился репрезентативный срез, отражавший происходящее, если на него не закрывать глаза. Это был абсолютный рекорд за всю историю чемпионатов мира IAAF, прежний рекорд принадлежал монреальской лаборатории, где в 2001 году на чемпионате мира IAAF в Канаде, в Эдмонтоне, профессор Кристиан Айотт набила 10 или 11 положительных результатов. И ещё я напомнил Габриелю, что весной он обещал мне 600 проб — и где они? Доктор Долле, надо отдать ему должное, пошёл навстречу и заказал дополнительный масс-спектральный анализ на изотопное соотношение, мы сделали 164 пробы, это был большой объём работы, поскольку анализ дорогой и сложный; этим он полностью компенсировал недополученные нами 600 проб.
Российская сборная добилась невиданного успеха, победив в медальном зачёте сборную США, семь золотых медалей против шести. Ямайка тоже завоевала шесть золотых медалей, выиграв весь мужской и женский спринт, исключая бег на 400 метров. Повторный анализ проб и данные о сокрытии положительных результатов у российских легкоатлетов отбросили сборную России далеко назад, на седьмое место — из 17 медалей остались лишь семь, и всего две золотые, у Александра Менькова в прыжках в длину и у Елены Исинбаевой в прыжках с шестом. Самые болезненные потери — золотые медали Татьяны Лысенко в метании молота, Елены Лашмановой в ходьбе на 20 км и участниц женской триумфальной эстафеты 4×400 метров, причём попалась героиня чемпионата — Антонина Кривошапка, отбившаяся от американской бегуньи на последней прямой.
Чемпионат мира завершился, все разъехались, и мы спокойно заменили несколько проб проблемных российских легкоатлетов, пять, шесть, максимум семь, точно уже не помню. Оставалось отправить все пробы мочи и крови в лозаннскую лабораторию при температуре минус 20 градусов по Цельсию. Благодаря помощи и энтузиазму сотрудников курьерской компании TNT, мы всё упаковали, оформили и загрузили 65 приличных ящиков с пробами: 1919 проб крови, 670 соревновательных проб мочи и ещё 151 проба мочи целевого тестирования. Рефрижераторная машина, тронувшись в понедельник утром, доставила пробы в лабораторию Лозанны в пятницу. В Лозанне обрадовались, у них всё просто: чем больше проб на хранении — тем больше денег.
Итак, решено: мы с Марселем Сожи договорились о совместной работе в период проведения Олимпийских игр, он станет моим заместителем, надо будет выбить для него хорошую денежку, чтобы не ленился, а то на него порой находит. В начале сентября мы съездили в Сочи, но нам не повезло с погодой: мы угодили в такой ливень, что вечером еле смогли добраться из Имеретинки, из лаборатории, в свою гостиницу, в Адлер. Новые дороги превратились в бурлящие реки, говорили, что ливневые сливы не работают. На следующий день мы решили не рисковать и приятно провели рабочий день в баре напротив гостиницы „Адельфия“, перепробовав имевшиеся там краснодарские вина, в итоге сильно проголодались — и вечером поели и запили все проблемы бочковым пивом в немецком ресторане „Марта“, в хорошем местечке на любимой набережной неподалёку. Довольный, доктор Сожи уехал — на следующей неделе в университете Лозанны он должен был стать профессором, торжественная и давно ожидаемая процедура. Он даже хотел немного расслабиться, но я от него не отстал, пока Марсель не написал восторженный отзыв об Антидопинговом центре и о нашей успешной совместной работе во время чемпионата мира, мы сразу выложили его текст на сайте IAAF.
Закончив с летними соревнованиями и отправив пробы в Лозанну, я радостно отрапортовался в ВАДА. Однако в ответ получил официальное и даже суровое письмо от доктора Рабина. Ссылаясь на мнение лабораторного совета ВАДА, он писал, что совершенствование работы нашей лаборатории проходит медленно, до Олимпийских игр в Сочи осталось мало времени, поэтому нам настоятельно рекомендуется взять месячный перерыв в практической работе, чтобы полностью сконцентрироваться на решении имеющихся проблем и устранении недочетов, указанных экспертами ВАДА по итогам визитов. То есть в сентябре у нас должен быть академический отпуск, Рабин назвал его hiatus, во время которого РУСАДА будет направлять пробы российских спортсменов для проведения анализов в Лозанну! Ну вот ещё, размечтались, так прямо РУСАДА взяло и повезло российские пробы в Лозанну, да ещё накануне Олимпийских игр! Чего только не взбредёт им в голову в этом Монреале…
Однако прямо отказать доктору Рабину в этом хиатусе было не комильфотно, так что я пустился в письменные объяснения и жалобы на жизнь, изложил наши финансовые проблемы и невосполнимые затраты на подготовку к Сочи, которым не видно конца. Строго говоря, когда я подписывал такие расходы и оплату командировок, то меня можно было обвинить в злонамеренном приближении банкротства государственного предприятия. Далее, писал я Оливье, зарплата персонала зависит от количества проб, и если проб не будет целый месяц, то половину сотрудников я должен отправить в неоплачиваемый отпуск. Однако по трудовому законодательству я должен был заранее, за три месяца, оповестить их об этом в письменной форме, иначе они могут подать на меня в суд. Суд без вопросов примет их сторону, и я буду вынужден оплатить им месячный простой, будто они действительно работали. В итоге мы сошлись на анализе 500 проб в сентябре, то есть РУСАДА привезёт нам половину от запланированного количества проб. ВАДА на этом успокоилось, а мы получили за сентябрь 670 проб, не считая пары сотен наших проб в пластиковой таре для анализа „под столом“.