1. Профессор Бруно Ле Бизек, директор аналитической лаборатории, специалист по определению остаточных загрязнений в пищевых продуктах, Нант, Франция, — председатель группы экспертов.
2. Доктор Гюнтер Гмайнер, директор лаборатории, аккредитованной ВАДА, Зейберсдорф, Австрия.
3. Профессор Питер ван Ино, директор лаборатории, аккредитованной ВАДА, Гент, Бельгия.
4. Елена Курилова, старший специалист по контролю качества, Johnson & Johnson, Москва, Россия.
В Сочи прибыли десять проб из Барселоны — ВАДА проводило первую аккредитационную проверку готовности лаборатории к Играм. За уровень работы нашей лаборатории я был спокоен, я больше всего волновался, чтобы баночки с мочой нигде не задержали и физически пропустили курьера с пробами мочи на охраняемую территорию олимпийских объектов, в так называемый Прибрежный кластер. Мы с Тьерри Богосяном прилетели в Сочи 21 ноября, сотрудники приехали заранее и были готовы, так что за два дня все анализы были сделаны практически без замечаний. Богосян поздравил нас и объявил, что будет присутствовать в сочинской лаборатории в период проведения Олимпийских игр в качестве независимого наблюдателя от ВАДА.
Улетая в Монреаль, Тьерри рекомендовал провести ночной стресс-тест — полностью воспроизвести обстановку и условия работы во время Игр. Пробы крови и мочи будут привозить ночью, в полночь или чуть позже, и надо будет принять не менее ста проб, чтобы проверить согласованность работы отдела приёмки, регистрации и хранения проб, заранее выявить возможные проблемы и узкие места. Основная цель проверки — показать, что к семи утра, когда на работу выйдет первая смена, все ночные пробы будут приняты, зарегистрированы, аликвотированы и готовы к анализу по всем линиям. Я согласился, это действительно надо сделать и убедиться, что не будет задержек или несогласованности в ночной работе.
12.20 Разговор с Дэвидом Хоманом. — Дыра в стене олимпийской лаборатории
Снова Москва, два напряжённых дня в лаборатории, но теперь вроде всё в порядке и под контролем. И снова Цюрих, в этот раз ФИФА, там доктор Юрий Дворак организовал нечто своеобразное — FIFA Medical and scientific multidisciplinary consensus meeting, Медицинскую и научную многоотраслевую согласительную встречу ФИФА; давно надоевшие слова „допинг“ и „борьба“ Дворак не любил — и заодно терпеть не мог ВАДА. Мы провели два дня, 29 и 30 ноября, в огромном зале для заседаний ФИФА; собрался очень приличный состав участников. Я встретил доктора Ричарда Баджетта, медицинского директора МОК — он слышал про невероятную битву в Йоханнесбурге и очень за нас переживал; я ему сказал, что остался последний шаг — получить аккредитацию олимпийской лаборатории в Сочи, в начале января ВАДА снова пришлёт к нам наблюдателей.
Оказалось, что в Цюрих приехал сам Дэвид Хоман, генеральный директор ВАДА, большой босс! Он не сидел с нами в зале; как всегда, у него была важная политическая повестка и отдельная комната для переговоров. Во время чайно-кофейного перерыва Ричард Баджетт сказал, что Хоман приглашает меня поговорить. Дэвид, юрист из Новой Зеландии, всегда ходивший в тёмном костюме в тонкую белую полоску, часто с бокалом красного вина и немного растрёпанный, был очень хороший дядька, прямой и порою резкий; но со мной он всегда был приветлив, и я знал, что в любой момент могу обратиться к нему за помощью. И, главное, он был непосредственным начальником Оливье Рабина и держал его на коротком поводке. Поэтому я радостно направился к Дэвиду Хоману в комнату, где он скучал за чашечкой кофе.
— Послушай меня, — начал Дэвид таким тоном, будто мы с ним давно беседуем и я только что на минутку выскочил в туалет, — я получил отчёт о предварительном тестировании в Сочи на прошлой неделе и рад за вас, что всё прошло на высоком уровне.
Он помолчал и пристально посмотрел на меня. Я стоял и не дышал.
— Так вот, вашу аккредитацию будет проводить доктор Оливье Рабин, это важное дело мы поручили ему. — Дэвид вздохнул. — Он приедет в Сочи в начале января, лишних вопросов поднимать не надо. — И Дэвид снова посмотрел на меня. — За этот год мы проделали очень большую работу, так что всё должно быть хорошо. Ты понимаешь, о чём я говорю. Так что лучше сходите пообедать, посидеть, немного выпить и поговорить.
— Хороший обед я обещаю, и в лучшем баре пару бокалов вина на ночь тоже, — ответил я.
Дэвид одобрительно кивнул и снова обрёл скучающий вид. Я попрощался, выскочил наружу и сказал огромное спасибо Ричарду Баджетту за эту встречу в Цюрихе. Какой же Ричард молодец! Олимпийский чемпион Лос-Анджелеса в четвёрке с вёслами!
Я вдруг почувствовал невероятный прилив сил и уверенность, что виден конец нашим мытарствам, что всё в моих руках и больше не должно остаться подводных мин и камней. Но мне пора на поезд в Лозанну, там 3–4 декабря ВАДА собирало директоров лабораторий для окончательного разъяснения требований стероидного профиля, второго модуля биологического паспорта спортсмена, вводимого с нового года. И снова, уже не знаю в который раз за этот год, я встретил Тьерри Богосяна и Викторию Иванову! Они стали меня расспрашивать, что это я такой радостный приехал? Но я сделал круглые глаза — а что, разве у нас есть какие-то проблемы или причины, из-за которых я должен ходить грустным? Всё идёт по плану, готовимся к Играм, вы видите, что я очень стараюсь и строго следую указаниям ВАДА.
Но второй раз я сделал круглые глаза уже искренне, когда узнал, что биологический паспорт и всю программу мониторинга стероидных данных отдали доктору Марку Вернеку, медицинскому директору ВАДА, хотя все были уверены, что этот участок работы останется у Оливье Рабина, научного директора ВАДА. Но Рабину так и надо, а то возомнил себя вершителем судеб и вздумал конфликтовать с моим Антидопинговым центром. Стоит только проиграть в одном месте — сразу проиграешь в другом. Позиции доктора Рабина сильно пошатнулись, приближался ужасный проигрыш в арбитражном суде — эстонский лыжник Веерпалу, олимпийский чемпион, грозился опровергнуть вадовскую методику определения гормона роста! Он на ней попался во внесоревновательный период.
Вернулся в Москву, поведал о новостях и разговорах Юрию Дмитриевичу Нагорных. Он выглядел очень озабоченным, главным образом из-за того, что Наталья Желанова держала его в постоянном напряжении, заглядывая к нему в кабинет по пять раз в день. Она умело и планомерно накручивала его по всему списку вопросов и проблем, в решении которых якобы принимала участие. Позднее в такую же ловушку угодил Виталий Мутко, и тогда Нагорных признал, что я был прав: толку от неё никакого, одна головная боль, пустая болтовня и потеря времени.
Мне кажется, в каждом министерстве есть своя Наталья Желанова.
И снова Сочи, точнее, мой любимый Адлер, это на юг от аэропорта, и снова родная набережная и гостиница „Адельфия“, ставшая вторым домом, где мне всегда хорошо спалось под шум набегающих волн. Завершается подготовка к прохождению аккредитации и заодно подготовка к замене проб. Юрий Чижов просверлил дырку между комнатой номер 125 для аликвотирования и комнатой для хранения вёдер, упаковки и хозяйственного хлама, номер 124. Для этого Чижов и Блохин тайно летали в Сочи на выходные дни 25–26 мая — и про это никто не знал, командировки не оформлялись. Дырка закрывалась круглой пластиковой крышкой, будто там собирались поставить розетку, но пока не поставили и задвинули тумбочкой. Именно Чижов придумал этот простой и надёжный путь, позволявший миновать камеры наблюдения, для передачи проб из внутреннего охраняемого периметра отдела регистрации и хранения проб — наружу, чтобы Евгений Блохин мог унести флаконы с пробами Б из лаборатории в здание командного центра ФСБ через пожарный выход и задние ворота для вывоза мусора. Там их вскроют фокусники, и Женя принесёт флаконы обратно, уже открытые и готовые для замены мочи. Фокусники будут работать в командном центре по ночам, там же будет храниться чистая моча наших олимпийцев, мы заранее проверили сотни проб! Вроде всё готово, Родионова закупила четыре морозильные камеры, главное, чтобы во время Игр никакой ночной активности не было заметно, лишь водопроводчик Женя Блохин будет ходить туда-сюда с чемоданчиком. Все будут думать, что у него там инструменты, однако там будет чистая моча в пластиковых бутылках и флаконы „берегкит“ с синей маркировкой — пробы Б. Фантастика!
Но я не дырку в стене приехал проверять, 9 или 10 декабря мне надо было обязательно увидеться с Питером ван де Флитом, медицинским и научным директором Международного паралимпийского комитета (МПК), мы вместе с ним работали в 2008 году в Пекине. Питера я любил за то, что он всегда был в хорошем настроении, и мы с ним быстро решили два важных вопроса. Впервые в своей истории МПК решил, что после Паралимпийских игр в Сочи пробы будут отправлены в Лозанну на длительное хранение. Я прямо сказал, что за упаковку, оформление документов и отправку я выставлю приличный счёт, сам пока не знаю какой, но стоимость всех позиций и услуг будет приведена, включая нашу 15-процентную прибыль, плюс сверху 18 процентов налога на все дела, происходящие на территории России, — НДС, налог на добавленную стоимость.
Вторым вопросом было согласование работы сочинской лаборатории по анализу проб российских спортсменов в марте, в плане РУСАДА стояли летние виды спорта, отправлять их за рубеж нам не хотелось. На март 2014 года у Питера было запланировано 600 проб с Паралимпийских игр в Сочи, для нас это разорительно мало, поэтому я был бы просто счастлив, если бы можно было дополнительно сделать 1000 проб российских спортсменов. Подготовка к Играм в Сочи обошлась нам очень дорого, многие расходы не были учтены заранее, и теперь я должен считать каждый рубль и цент. Питер согласился.
12.21 Ночной стресс-тест в Сочи. — Музыка Олимпийских игр
Стояла зима, приближался Новый, 2014 год. Одним из последних требований ВАДА было проведение ночного стресс-теста по приёмке, регистрации и аликвотированию проб. Во время Игр пробы будут собираться в течение дня в головной станции допингового контроля в поликлинике в Олимпийской деревне. По планам, туда с утра поступают предсоревновательные пробы, а вечером — соревновательные, затем весь дневной урожай,