фокусники, специалисты ФСБ, смогут их открыть и никаких проблем с ними не будет, что в конструкции защитных колпаков, пружин и колец ничего не изменилось. Никита Камаев и РУСАДА помочь не могли, допинговый контроль в Сочи проводил Оргкомитет „Сочи 2014“, и коробки с олимпийскими „берегкитами“ оказались отгружены прямо в Сочи на склад под ключ. Мне стоило больших усилий достать две пары флаконов до открытия Игр.
Вечером 11 января доктор Рабин собрал всех нас наверху, поблагодарил за выполненную работу и достал из папочки сертификат об аккредитации! На нём заранее стояла подпись сэра Крейга Риди, и рядом он поставил свою. Фантастика, лаборатория в Сочи аккредитована с 27 января по 15 апреля 2014 года! Я позвонил Юрию Нагорных и доложил об успехе. Мне кажется, он даже прослезился или поперхнулся: изменившимся голосом и с прерывистым вздохом поздравил меня и затих. Ведь у него с Мутко до последнего дня оставались сомнения — однако меньше надо слушать своих советников и советчиц. Немедленно на меня насел Андрей Митьков из агентства „Весь спорт“, потребовал подробностей, но на словах я ему ничего не сказал, а послал выверенный текст: терпеть не могу спекуляций и вариаций на тему допингового контроля. Как только новостную бомбу выложили на митьковском сайте, на мой телефон сразу же посыпались звонки.
И я его выключил.
Мы с Оливье Рабином жили в гостинице „Радиссон“ и вечером пошли в бар, выпить и поговорить, подвести итоги дня и года. Я никогда не переносил рабочие проблемы и отношения на личные, и мы с доктором Рабином всегда искренне улыбались друг другу, даже в Йоханнесбурге. Первая бутылка итальянского красного вина ушла быстро, но со второй мы приступили к разговору. Сразу решили, что в Сочи никаких лондонских церемоний не будет, я всё решаю один, ничего ни с кем не обсуждаю и, как только мы находим положительную пробу, я сразу отправляю результат в АДАМС — и только потом оповещаю медицинскую комиссию МОК. К середине второй бутылки доктор Рабин стал у меня выпытывать, бывало ли у нас так, что положительная проба рапортуется как отрицательная, то есть результат скрывается, и спросил у меня прямо, было ли хоть раз такое в моей практике. Что я мог ему сказать? Я поступал так сотни раз, но признание было бы смерти подобно. Мне надо было пережить этот вечер и не сознаться — и я стал объяснять Рабину, что допинговый контроль далёк от совершенства и что я не понимаю, к примеру, почему такой вид спорта, как тяжёлая атлетика, до сих пор не исключён из программы Олимпийских игр. В штанге всё замешано на анаболиках, с утра и до ночи и без исключений. Международная федерация всё знает и тщательно скрывает происходящее. Но Оливье снова и снова переводил разговор на сложившуюся в России систему, где борьба с допингом не всегда ведётся честно и бескомпромиссно, и на то, что у них есть информация, что были случаи, когда результаты допингового контроля фальсифицировались. Я ответил, что всё могло быть и не мне судить или что-то менять, я сам давно стал частью этой системы. И через два часа Чижов отвёз Рабина в аэропорт.
Через два года наш разговор в баре будет описан в отчёте независимой комиссии Паунда, представленном 9 ноября 2015 года: там на странице 210 он был назван unsolicited meeting, где я признался, что являюсь частью системы и вынужден делать некоторые вещи, но не разъяснил, какие именно это были вещи.
13.2 Взлом Testo SmartView. — Олимпийский „Дюшес“. — Отъезд в Сочи
С Евгением Блохиным мы встретились в Москве 13 января, я порадовал его подарком, заветными „берегкитами“ с олимпийской символикой. Женя сказал, что всё готово для отправки чистой мочи в Сочи, морозильники куплены и будут доставлены в командный центр ФСБ, расположенный рядом со зданием нашей лаборатории, по адресу Международная улица, дом 2 и дом 2/1 соответственно. Блохин получил круглосуточный доступ в сочинскую лабораторию, об этом в письме № 63/5/12314 от 12 января 2014 года генерал Михаил Власенко, начальник УФСБ по Краснодарскому краю, просил Александра Ткачёва, главу администрации Краснодарского края. На письме стояла резолюция Ткачёва — к исполнению, 14.01.14. Ткачёв повелел предоставить круглосуточный доступ Блохину в здание олимпийской лаборатории, принадлежавшее застройщику, краснодарскому ОАО „Центр „Омега“. С „Омегой“ у меня был заключён договор на аренду здания с 1 мая 2013 года по 30 апреля 2014-го, за аренду я платил миллион рублей в месяц.
Но тогда я ещё не знал, что Блохин получил фээсбэшное разрешение на круглосуточный вход в здание олимпийской лаборатории. Он уезжал в Сочи, чтобы ночью взломать Testo SmartView, нашу новую систему контроля, следившую за открыванием и состоянием холодильников. Был найден способ блокировать её на 5 или 10 минут, чтобы незаметно доставать или ставить обратно пробы наших олимпийцев. В этот промежуток времени компьютер не фиксировал открывание и закрывание дверей холодильников. И камеры наблюдения работали по-другому. Вот вам государственная программа, прямое вмешательство государства в работу нашей лаборатории для манипуляций и фальсификаций. И всех их — губернатора Ткачёва, генерала Власенко и министра Мутко — назначил лично президент Путин.
Опять скандал, но пока что в плавании: Юлия Ефимова проглотила что-то не то в Лос-Анджелесе, и Кристиан Айотт в Монреале нашла в её пробе 7-кетодегидроэпиандростерон. Приехали Владимир Сальников, кумир моей юности, и Виктор Берёзов, юрист из ОКР, и привезли пакет лабораторной документации по пробе А, полученный из Монреаля. Такого скудного пакета — всего на 10 страниц — я ещё никогда не видел. Однако там была распечатка с прибора, а на ней торчал заштрихованный пик прогормона невероятной высоты, и этого было достаточно. И что тут скажешь, я не вижу ресурса для защиты, против лома нет приёма, поэтому решили хранить этот случай в тайне до завершения Олимпийских игр в Сочи.
Наконец появился Алексей Киушкин, помощник Родионовой — я устал его просить принести на проверку коктейль, который будет применяться в Сочи. Уже под вечер он принёс мне свежую версию с вермутом Martini, я сразу сбегал в туалет, где слился чистой мочой для контроля, потом набрал почти полный рот коктейля — и полоскал несколько минут, слушая его рассказы. Какая же гадость, липко, сладко и противно, насколько лучше замешивать на Chivas — виски очень полезен для укрепления дёсен и дезинфекции ротовой полости, если, конечно, полоскать рот, а не глотать сразу. Почуяв Martini, к нам заглянула Анастасия Дьяченко, мой секретарь, и спросила, откуда такой тяжёлый запах спиртного и как я поеду домой за рулём? Действительно, я совершенно упустил из виду то обстоятельство, что сегодня старый Новый год, полиция после новогодних каникул на дорогах Москвы очень активна. Пришлось пару часов посидеть на работе, попеременно пить кофе, курить и чистить зубы, пока Настя после контрольного обнюхивания не объявила, что теперь можно ехать. Темнота и снег, множество машин, пробки, я ехал домой часа два, и мой мочевой пузырь был готов разорваться. Я продолжал полоскать рот Martini несколько дней, собирал мочу и отслеживал выведение метаболитов анаболических стероидов. Оказалось, что Киушкин перебрал с оксандролоном, его концентрация в два раза превышала концентрацию тренболона и метенолона. Надо будет немного добавить тренболона и метенолона и разбавить в два раза чистым вермутом.
Боже мой, за всеми приходится следить…
Тем временем Ирина Родионова развила бурную деятельность, до меня доходили восторги от эффекта Chivas или Martini, даже биатлонистка Екатерина Глазырина на соревновательном контроле попалась, пришлось её прятать и отстранять от старта за рубежом, куда она уже уехала. Уследить за Ириной было невозможно, и сколько олимпийцев она посадила на коктейль, оставалось неизвестным. Я доложил Нагорных, что срочно должен быть составлен окончательный список с именами спортсменов и датами стартов на Олимпийских играх; мы должны быть уверены, что нам не придётся в течение одной ночи менять 20 проб, это невозможно, для нас 10 или 12 проб — это предел. Мы провели ночной стресс-тест по приёмке и регистрации проб и поняли, что у нас есть всего два часа, чтобы провести полный цикл замены мочи во флаконах А и Б. Далее, против фамилии каждого спортсмена должна стоять галочка или пометка, что он или она сдали достаточное количество образцов чистой мочи и что моча была проверена. Нагорных поручил составить таблицы Велику, как мы звали Алексея Великодного, и позже, в 2016 году, его файл, список с именами спортсменов, войдёт в историю под названием „Дюшес“. Так свой файл назвал сам Велик.
Я никогда не называл файлы русскими именами.
Мы закрыли Антидопинговый центр в Москве с 17 января по конец марта и постепенно стали переезжать в Сочи. Сочинская лаборатория получила временную аккредитацию с 27 января по 15 апреля, с МОК и ВАДА было согласовано, что с 1 марта мы возобновим анализы проб российских спортсменов в Сочи по планам РУСАДА в связи с неполной загрузкой лаборатории в период проведения Паралимпийских игр. До первого марта РУСАДА будет направлять все неолимпийские пробы в лаборатории Лозанны и Алматы.
До отъезда в Сочи я проверил обе версии коктейля, Martini и классику на Chivas: там тоже оксандролон торчал неприлично высоко. Спортсмены могли применять коктейль с конца января по 18 февраля, то есть должны были завершить приём за неделю до закрытия Олимпийской деревни, назначенного на 25 февраля. Ирина Родионова торговалась и просила согласовать завершение приёма 20 февраля, за пять дней до отъезда, но я сказал ей: нет, — я очень боялся, что могут остаться хвосты. Мы окончательно прошлись по списку „Дюшес“, по именам коктейльных спортсменов, и сократили его до 36 голов.
Я улетел в Сочи 23 января и следующие два месяца жил в отеле „Азимут“, рядом с контрольно-пропускным пунктом Прибрежного кластера олимпийских объектов, всего в пяти минутах ходьбы от лаборатории. Стали прибывать члены МОК и деятели разных комиссий, и Ричард Баджетт попросил провести день открытых дверей для прессы и журналистов. Однако сотрудников лаборатории для создания живой картинки не хватало, и перед камерами мы сажали за приборы Анастасию Дьяченко, моего секретаря. Она изображала сотрудницу лаборатории, химика, надев белый халатик, похожий на мини-юбку. Однако её модельная внешность, длинные волосы и высокие каблуки, строго запрещённые в лабораторных помещениях, выдали подделку с головой; мне стали звонить и спрашивать, что такое у тебя творится в сочинской лаборатории.