нать, как дела. Мутко сидел озабоченный — и Родионову не принял. Он злился из-за допингового скандала накануне Игр и не хотел никого видеть, кто был связан с биатлоном. Если бы Кравцов не был руководителем российской делегации на Играх в Сочи, то Мутко бы уволил его не задумываясь.
Сложная и нервная ночная замена проб произошла 5 февраля, в тот день отобрали пробы у бобслеистов, мужчин и женщин. Проб, подлежащих замене, было более десяти, что стало для нас своеобразным стресс-тестом, но мы успешно справились с ним. Незадолго до этого объявили, что наш основной клиент, Александр Зубков, пилот в бобслейной „двойке“ и „четвёрке“, назначен знаменосцем российской сборной на церемонии открытия Игр. Полагали, что именно он снимет жирную пенку с сочинских Игр, станет двукратным олимпийским чемпионом и гордостью российского спорта.
13.4 Открытие зимних Олимпийских игр в Сочи. — Начало работы
Открытие XXII Олимпийских игр в Сочи состоялось 7 февраля; мы старательно выпрашивали билеты на церемонию открытия, но на 40 человек моих сотрудников набралось лишь 10 билетов. Узнав, что мне билета не досталось, профессор Питер ван Ино, отвечавший у меня за обеспечение контроля качества, принёс четыре билета от бельгийской делегации. Но не успел я его поблагодарить, как и эти билеты исчезли с моего стола. И Бог с ними, у моих сотрудниц хищно горели глаза, им очень хотелось посмотреть открытие, а у меня глаза не горели, а закрывались, мне постоянно хотелось спать.
Большой стадион „Фишт“, где проходила церемония открытия, был буквально за окном, и с моего четвёртого этажа все световые и шумовые эффекты были прекрасно видны и слышны. Но вот стадион буквально зашёлся в рёве и вое — и я от окна подошёл к телевизору. Это завершался парад сборных команд, на стадион толпою высыпалась российская сборная — и впереди шагал бодрый знаменосец, Александр Зубков. Неужели нельзя было найти кого-нибудь помоложе и посимпатичнее? Вот Зубков поднялся наверх и встал рядом с Путиным как вкопанный. Какой ужас, два подполковника рядом, во что превратился наш спорт. Я выключил телевизор и пошёл немного поспать в заднюю комнатку. Из здания лаборатории выходить нельзя, вокруг охрана: олигархи и президенты въезжали и выезжали через нашу проходную, рядом с гостиницей „Азимут“, так что я поспал в лаборатории, а потом занялся заменой проб.
Олимпийские игры начались! На следующий день после открытия Игр медицинская комиссия МОК основательно прошлась по „дюшесным“ сборникам, пришёл черёд лыжников, и мы снова всю ночь меняли пробы. Через дырку в стене Евгений Кудрявцев передавал пробы на замену, но по одной или по две; Женя Блохин приносил открытые, затем следующие уносил на вскрытие. Всё тормозил хоккей, но не женский, а мужской. Первые дни сопроводительную документацию заполняли кое-как, так что при приёмке приходилось требовать, чтобы офицер допингового контроля, передававший пробы, сидел и заполнял все поля. Однако бригада фокусников работала удивительно быстро, Блохин носился туда-сюда, конвейер работал безостановочно — у нас даже не было времени выйти покурить и спокойно выпить кофе.
После открытия Игр проб стало намного больше, и все сотрудники, наши и иностранные, увлечённо работали. Я вдруг почувствовал, что стал совсем не нужен, в лаборатории всё катилось само собой по готовой колее. Просто мы очень хорошо подготовились заранее. Последовательность действий и распределение обязанностей были продуманы и прописаны, приборы и специалисты работали прекрасно и слаженно. Целая комната была завалена блоками и модулями новейших приборов, в лаборатории дежурили сервисные инженеры, и если что-то вдруг переставало работать, то они немедленно заменяли целый блок. Диагностика и настройка оборудования проводились через интернет прямо из ведущих сервисных центров Германии и США. Те времена, когда ремонт производили на столе или на коленке, с отвёрткой, пробником и паяльником, остались в прошлом. Днём было спокойно, пробы анализировались, а я сидел у себя в огромном кабинете, смотрел финалы по телевизору и отбивался от писем, постоянно сыпавшихся по электронной почте.
Ночью мы меняли пробы.
Вдруг 8 февраля меня срочно вызвали в гостиницу „Азимут“, оторвали от работы среди бела дня. Оказалось, что приехали Мутко и Нагорных, хотят меня видеть. Корреспонденты и камеры были повсюду, но, чтобы к ним никто не приставал, Мутко и Нагорных принимали нужных людей на открытой террасе, на которую выход из бара был строго ограничен. Стояла нежная весенняя погода, и солнце светило свозь лёгкую дымку. Мутко сидел усталый и загорелый, как местный гаишник, и зачем-то полчаса рассказывал мне или нам с Нагорных про открытие Игр — его критике подвергся Константин Эрнст за то, что из президентской ложи было видно совсем не то, что показывали по телевизору. То есть, когда утром Виталий Леонтьевич посмотрел открытие по телевизору, он поразился — оказалось, это было совсем другое, просто невероятное зрелище. Хитрый Эрнст срежиссировал открытие Игр для телезрителей, а не для вельмож и аппаратчиков, которые вчера сидели в привилегированных ложах на стадионе „Фишт“. Я поначалу не мог понять, к чему и зачем он мне это рассказывает, но потом решил, что Мутко и Нагорных меня инспектировали — не напился ли я вчера, как я отреагирую на рассказы про Эрнста и не стану ли я нервничать, скрывая какие-то проблемы. Но я хорошо поспал в лаборатории и сидел перед Мутко внимательно слушая, как школьник на уроке. Вот только небритый. Когда Нагорных кивнул, что я могу говорить, я доложил, что у нас всё отлично и что в первые дни работа прошла без проблем. И на зимних Играх у наших спортсменов всё будет хорошо.
Появился наш вадовский контролёр Тьерри Богосян, на Играх он назывался независимым наблюдателем. Я выделил Тьерри прекрасный кабинет на четвёртом этаже, и он сразу взялся за работу — Тьерри хорошо знал всех сотрудников и каждый прибор в сочинской лаборатории. И вот, страдая от бессонницы в первые дни из-за восьмичасовой разницы во времени между Сочи и Монреалем, он вдруг появляется на первом этаже лаборатории в час ночи, во время приёмки и регистрации проб! Как хорошо, что в тот день у нас не было суеты с заменой проб, ибо Тьерри сидел и следил за вознёй с привезёнными пробами довольно долго, потом ходил по всему первому этажу, пока не обнаружил переброшенное через верхний край двери полотенце. Видимо, уборщице не нравилось, что дверь захлопывалась всякий раз, когда она ходила туда-сюда, поэтому она перебросила полотенце и на время заблокировала запирание двери, потом обо всём забыла и ушла. Обрадованный найденным нарушением, Тьерри отправился писать отчёт. Прав был Патрик Шамаш, повторяя, что they need something to eat — они должны обязательно что-то найти, — и в ту ночь Богосян не ушёл без добычи.
Блохин очень насторожился: что за безобразие, почему это Богосян ночью, как тень отца Гамлета, внезапно возник в лаборатории? От гостиницы „Радиссон“ до лаборатории километра три, пешком идти долго, прямой дороги нет, а в темноте ходить непросто, так что Тьерри заказал себе машину. После этого ФСБ взяла под контроль ночные заказы транспорта для наших зарубежных специалистов, имевших пропуск в лабораторию. Мы были начеку и решили дополнительно контролировать ночное открывание и закрывание двери в номере Богосяна — а вдруг он всё-таки решится прийти пешком? Всего в лаборатории в Сочи работало 25 иностранцев — 18 сотрудников зарубежных лабораторий плюс четыре профессора, директора лабораторий: Сегура, Кован, Хеммерсбах и Айотт из „допинговой группы МОК“, далее Тьерри Богосян из ВАДА, профессор Марсель Сожи, мой заместитель, плюс в последний момент Ричард Баджетт попросил меня принять профессора Франческо Радлера, директора лаборатории в Рио-де-Жанейро, где пройдут летние Игры 2016 года. Франческо был моим другом, и я обрадовался, что он приедет в Сочи.
Зато следующей ночью мы долго и нервно возились с заменой проб, всё складывалось неудачно: одни флаконы долго задерживались при регистрации, другие не хотели открываться. Блохину пришлось всю ночь ходить туда-сюда чуть ли не с каждой банкой отдельно; просунув в дыру флаконы с заменённой мочой, мы взамен получали следующие, запечатанные, и снова Женя Блохин уходил с ними в ночь. Весь процесс вытянулся в нитку, так что закончили мы только под утро. Мне удалось поспать совсем немного, и весь следующий день я был едва живой, голова у меня не работала.
13.5 Процесс замены мочи
Вот как мы меняли мочу в Сочи, каким был весь процесс, шаг за шагом. Это описание последовательности событий и действий я подготовил для корреспондентов газеты The New York Times в апреле 2016 года, чтобы они не путались и не переспрашивали меня по десять раз. Если детали вас не интересуют, то несколько страниц можно пропустить.
1. Действующие лица, Сочи, Олимпийские игры 2014 года
1. Григорий Родченков, директор лаборатории.
2. Юрий Чижов, мой помощник для ночных работ по замене проб с мочой, в Сочи он был занят только этим.
3. Евгений Кудрявцев, начальник отдела приёмки, регистрации, аликвотирования и хранения проб.
4. Евгений Блохин, офицер ФСБ, действовавший под видом водопроводчика из компании „Белфингер“, которая обслуживала здание лаборатории.
5. Евгений Антильский, менеджер центральной станции допингового контроля в поликлинике в Олимпийской деревне, куда привозили пробы, отобранные за день, чтобы ночью весь дневной улов, catch of a day, отправить в лабораторию.
6. Ирина Родионова, заместитель директора ФГБУ „Центр Спортивной подготовки сборных команд России“ (ФГБУ ЦСП Министерства спорта РФ), координатор внешних событий во время подготовки и в период проведения Игр.
2. События, предшествовавшие Олимпийским играм
1. Летом 2013 года 70–80 спортсменов зимних видов спорта запасали чистую мочу.
2. В то время не было известно, кто из них попадёт в сборную команду и примет участие в Олимпийских играх.