Так вот, о чем я? А, самое плохое. Щенки. Ну да. Это случилось еще в самом начале, где-то под Дельтой. Я уже втянулась в дорогу, но еще не устала, как под конец. Шла вдоль оврага. В овраге полно было мусора, такая спонтанная свалка – их много рядом с населенными пунктами. Иду я и вдруг замечаю краем глаза какое-то шевеление. Среди мусора пакет, скотчем плотно так перемотанный, и весь копошится. Меня даже чуть не вырвало, так это мерзко и жутко выглядело. Но я все равно спустилась в овраг, ножом пакет вскрыла, а там – пятеро новорожденных щенков, слепых еще, лапы голые, ушки прижаты… Наверное, вчера родились. Двое мертвых и трое живых. Эти трое стали так карабкаться из пакета, как те мои тогда, из ведра. Это был такой ужас. Вот прямо УЖАС. Кто-то сложил их в пакет, обмотал скотчем, и они медленно там задыхались. Как в газовой камере. Уж лучше бы их утопили!
Я взяла живых, вылезла из оврага… И что мне делать теперь? Они рыдают прямо, они же голодные! Я хлеб разжевала, впихнула каждому по комочку в пасть. Они вроде начали сосать, у одного вывалился комочек, я снова запихиваю, а он только плачет… Понятно, что им мамино молоко нужно, ну или хоть какое-нибудь, да где я возьму-то?
Я пошла обратно к Дельте. Щенки всю дорогу плакали. Я двоих по карманам разложила, а самого маленького несла в руках. Часа через два дошла до автозаправки. Решила: оставлю тут, народу много проезжает, может, кто-нибудь пожалеет, возьмет. Ну, или на заправке будут жить, я часто видела собак на заправках. Но тайком оставить не получилось: заправщица вышла, сразу пристала ко мне. А я так устала, что разревелась, как маленькая. Это от напряжения, наверное, да? Рассказала ей, как их нашла. Она так рассердилась:
– Вот ироды! Не могут по-человечески: сразу в воду!
Ничего себе, очень по-человечески! А потом она меня спрашивает:
– Сама откуда?
– Автостопом еду, – вру я. – К морю, в отпуск.
– Тебе сколько лет-то, автостопщица?
– Восемнадцать. – Хорошо все-таки, что я такая дылда. – В институт не поступила в том году, в садик пошла работать, нянечкой. А сейчас у меня отпуск, я на море сильно хотела, а зарплаты в садике сами знаете какие. Вот автостопом решила.
В общем, наплела с три короба. Тетка эта, тетя Наташа, только с виду суровая оказалась, а так хорошая. Чаем меня напоила, картошкой жареной накормила, а щенков – кефиром. Она взяла резиновую перчатку, сделала в пальцах дырочки, налила туда кефир и сунула каждому в рот. У них не сразу получилось, особенно маленький справиться никак не мог. Но тетя Наташа настойчиво так им эти пальцы перчаточные впихивала, что в итоге всех накормила.
– Ничего, – сказала она довольно. – Выкормлю и пристрою, не переживай.
И я ушла. И так паршиво мне было, вы не представляете. Как никогда в жизни. Ну, потому что я понимала, что по правильному надо было позвонить папе и попросить: забери меня домой. И щенков тоже забрать. И самой выхаживать. Потому что я умею. И потому что так было бы честно. Тетя Наташа, конечно, хорошая, но кто знает, вдруг она только дождалась, когда я за поворотом скроюсь, и тут же их опять в мешок и на свалку? Или в реку… И надо было наплевать на себя и свою дорогу, надо было спасать этих крошек розоволапых… Но нет, я же упрямая, мои планы всегда важнее всего!
Я долго не могла успокоиться. И постоянно вспоминала этих щенков. Они мне даже снились. И тот мальчик, которого в лесу искали. Хорошо бы нашли. Многих ведь не успевают спасти. И вот я тоже думаю, что мне надо было пойти со спасателями тогда искать этого мальчика. Может, нашли бы быстрее.
Кстати, о мальчике. Точнее, о спасателях. Об одном из них. О самом красивом. Красивого и умного спасателя Лёшу я встретила в городе Омикрон. Вообще, в города я заходила только чтобы еды купить. Ну и помыться. И потом я все-таки девушка, и раз в месяц мне по-любому надо в цивилизацию. Ну, вы понимаете. Я впервые позавидовала парням и Эмме Гейтвуд. Все-таки она была уже старушка, и ей не надо было думать о том, чтобы раз в месяц оказаться в городе. Мылась я на вокзалах. Я высокая, меня принимали за студентку-первокурсницу запросто, и никто не приставал с расспросами.
Мне не нравилось заходить в города. Пока пройдешь все эти окраины, пока вокзал найдешь… Но мыться-то надо. Озера и реки, которые мне на пути встречались, прогрелись только к июлю, так что первые два месяца за душ приходилось платить. И к июлю пришлось-таки купить новые кроссовки. Того же размера. Просто у тех, в которых я ушла из дома, истопталась до дыр подошва, а запасные порвались. Ну а вообще… после лесов, полей, пустых дорог иногда тянет в цивилизацию. Я мылась на вокзале в платном душе, потом шла в какое-нибудь кафе, заказывала что-нибудь совсем простое. Омлет, например. Ужасно скучала по омлету всю дорогу!
Так вот, спасатель Лёша. Мы случайно столкнулись на вокзале. Я как раз шла из душа, на ходу рылась в рюкзаке и налетела на него.
– Ого! Внучка лесника! – И он протянул мне руку.
Я ее пожала, а он не отпускает, спрашивает:
– Как поживаешь?
Я думала, уже все, конец моей дороге, сейчас он меня ни за что не выпустит.
– Ты чего же так исчезла внезапно? К дедушке торопилась?
Такой взгляд у него… я никак не могла понять, он язвит или серьезно?
– Нашли мальчика? – спросила я.
– Да! Живого. Недалеко, кстати, от заимки.
Я выдохнула. Ура. Лёша все еще держал мою руку и смотрел на меня пристально.
– А ты здесь как оказалась?
– А… я учусь здесь. В педагогическом колледже. Только поступила. Вот.
– Ага. Ясно. А волосы чего мокрые? Слушай, прости, я забыл, как тебя зовут…
– Агата.
– Агата… Агафья Соловьева? Пятнадцать лет?
И взгляд сразу перестал быть нечитаемым. Сразу стало все ясно по этому взгляду и по тому, как окрепла его хватка. У него в нагрудном кармане, наверное, и фотография моя лежит. Я дернула руку изо всех сил, крикнула:
– Прости! Со мной все в порядке! Скажи им! Я скоро вернусь!
И рванула с вокзала.
Иногда очень хорошо иметь высокий рост и крепкие руки. Была бы я маминого телосложения, фиг бы вывернулась.
Бабуся Гейтвуд говорила, что в дорогу надо взять только плащ-дождевик, мешок, кеды и венских колбасок. Ну, может, у них там, на тропе Аппалачи, этого и хватает, но у нас тут точно не так, я не дура. Поэтому взяла с собой карточку. Банковскую. Родители мне подарили, когда я паспорт получила. Там копились денежки на мое платное обучение, если я, бестолочь, не смогу даже после всех гимназий и репетиторов поступить на бюджет. Деньги уходят очень быстро, это я поняла. И, как могла, экономила. Иногда удавалось поесть бесплатно. Например, девятого мая.
Я очень Девятое мая люблю, а вы? У меня оба прадеда воевали, и прабабушка тоже, а другая прабабушка и ее сестра – труженики тыла. Нам на «Бессмертный полк» рук не хватает с Гришкой. Родители очень трепетно к этому относятся, особенно мама. За неделю до Девятого мая она начинает с нами смотреть фильмы о войне и книжки читать. На парад мы, конечно, тоже ходим. Только мама впадает в бешенство, если видит малышей, одетых в военную форму, а еще если слышит, как говорят: «Отмечаем Девятое мая». Тут она просто свирепеет!
В День Победы я как раз шла сквозь небольшой городок. Там было так празднично, на всех улицах флаги, все люди с цветами… Я остановилась на обочине, смотрела, как идет мимо Бессмертный полк. И думала, как там мои. Кто несет вместо меня портрет прабабушки Лиды? И почему я не могла подождать до Девятого мая, а потом пойти? Просто не подумала. Забыла.
В городке во время концерта работала полевая кухня, всех кормили гречневой кашей с тушенкой и поили сладким чаем. Я съела две порции. Никто мне и слова не сказал, может, не запомнили, что я уже брала. Тогда я взяла еще и третью, ссыпала ее в пакет, чтобы вечером поесть или утром. Было как-то стыдно, но никто на меня не косился, и опять никто ничего не сказал.
В общем, я прикинула, что денег на карточке должно хватить, если я буду покупать только самое необходимое. Просто поразительно, насколько мало на самом деле нужно человеку! Вот раньше, дома, простите уж за подробности, я психовала даже, если папа покупал дешевую туалетную бумагу. Ну, знаете, такая серенькая есть, жесткая, как наждачка. А еще мне казалось, что человек не в состоянии прожить без душа больше двух дней. И стирать одежду за него должна стиральная машинка. Причем так стирать, чтобы одежду можно было каждый день менять. Питаться тоже надо разнообразненько: вчера ели борщ, а сегодня, что, опять? Да ну! И чай, чай с вкусняшками – обязательно! И вы даже не представляете длину моего списка «я это не ем».
Но вот в дороге я поняла, что ем все. Конечно, что-то люблю больше, что-то меньше, но съесть могу что угодно. И умею стирать в ледяной воде. А лопухи легко заменяют туалетную бумагу. И еще я могу спать на поверхности любой твердости и без всяких подушек. Потому что лошадь Марусю лучше обнимать во сне, чем класть под голову. Ну и так далее, понимаете? Я вдруг поняла, что жизнь – ужасно проста. Только передвигай ноги. И все. Не верите? Ну, попробуйте!
Один раз я, правда, не выдержала. В городе Ро. Я помылась, переоделась в чистую футболку (мятую, конечно, но это тоже к вопросу о том, на что я легко могу забить, оказывается) и пошла в кафе. Заказала омлет и включила телефон. Четыреста тридцать семь сообщений и двести шестьдесят семь звонков. Я вышла в интернет. Зашла на сайт школы. А на свои странички в соцсетях – не решилась: там же видно, когда ты онлайн. И на сайте школы я увидела отдельную закладку про меня. Она так и называлась: «Агата Соловьева». Ну, конечно, я туда зашла. Там рассказывалось, что я пропала и меня все ищут. Было выложено море моих школьных фотографий, ссылки на мои сочинения… Я вот, кстати, всерьез думаю, не нарушение ли это моих прав? А внизу было обращение директора. Что-то вроде: «Ребята, если вы что-нибудь знаете об Агате, хоть что-нибудь, сообщите, пожалуйста, мне, вашему классному руководителю или Агатиным родителям». И телефоны мамы и папы. Вот тогда меня первый раз всерьез накрыло. Чувством вины и какой-то… не знаю… непоправимости, что ли. Прямо стучало в голове: «Что я наделала?!» Я тут же отправила маме СМС: «Со мной все в порядке. Простите, что ушла. Я скоро вернусь». И отключила телефон. Потому что стало страшно. Она же позвонит. И что я скажу? Я не хотела, чтобы они переживали. Но я хотела пройти свои шесть миллионов шагов, три тысячи километров. Я ведь уже прошла половину пути! Даже больше!