— Чертова мать! — задумчиво произнес Вэнс.
— Вот именно. — Стоун, представил, какая картина нарисовалась в голове Вэнса. — А теперь скажи, что ты собираешься со всем этим делать?
Вэнс показал Стоуну всю силу своего таланта.
— Что угодно! Чего бы мне это не стоило! — медленно сказал он.
— Сумеешь обнажить душу перед налоговой службой?
— Да! — Вэнс сейчас был, как на сцене.
— Поможешь мне обвести вокруг пальца Ипполито и Стармака с их маленькой империей?
— Да, черт возьми, да!
— Дашь показания против них в суде?
Красивое лицо Вэнса напряглось в раздумье.
— Ни в коем случае! — заорал он.
Стоун глубоко вздохнул.
— Вэнс, — сказал он.
— Да, Стоун?
— Имеется единственный шанс — совершенно крохотный — что я сумею вытащить тебя без того, чтобы это не стало общественным достоянием.
Вэнс просиял, демонстрируя замечательную работу дантистов.
— Я знал, Стоун, что ты можешь это сделать.
— Я не сказал, что могу. Я сказал, что есть малюсенький шанс. И это значит, что ты должен будешь рассказать налоговикам и ФБР абсолютно все.
— Хорошо, если только это не просочиться в прессу.
— И это также означает, что ты должен навсегда распрощаться с теми полутора миллионами долларов.
— В самом деле?
— В самом деле! И при всем этом не исключена вероятность того, что федералы пошлют тебе повестку, и ты будешь обязан дать показания.
— Я воспользуюсь Пятой поправкой к Конституции! — сказал Вэнс с достоинством.
— Вэнс, это полностью разрушит твою репутацию.
— Разве?
Стоун надеялся заставить Вэнса полностью осознать, что тому предстоит, но не был уверен, что ему это до конца удалось. В конце концов, Вэнс Калдер был звездой киноэкрана.
57
В то время как Вэнс дремал в своем номере, Стоун попытался оценить ситуацию. У него был свидетель, знающий, что происходит в империи Ипполито, но отказывающийся давать показания в суде. Более того, теперь, когда Стоун объявил себя адвокатом Вэнса, он, в какой-то степени, утратил силу убеждения, лишившись возможности угрожать кинозвезде обращением к таблоидам. Он собирался «сдать» Вэнса федералам и, в то же время, хотел знать, что те могут дать Вэнсу в обмен на его информацию. Он позвонил Хэнку Кэйблу в ФБР.
— Хэлло, Хэнк, беспокоит Стоун Баррингтон.
— Привет, Стоун.
— Есть что-либо новое?
— Шифровальщики работают над кассетами, которые мы записали в компании Барона, но санкция на прослушивание вот-вот истечет, а мы еще не готовы, и не уверен, что получим дополнительное время.
— Может, я могу помочь.
— Надеюсь. Похоже, мы уперлись в стенку, если только дешифровальщики не выдадут нам на закуску что-нибудь эдакое.
— Ты знаком с главным следователем налоговой службы Лос-Анджелеса?
— Само собой. Мы общаемся время от времени.
— Я хотел бы сегодня встретиться с вами обоими, и как можно скорее.
— Стоун, если ты подождешь минуточку, может, я сумею поймать его по другой линии.
— Конечно.
Стоун выждал пару минут.
— Ты еще здесь?
— Да.
— Как насчет ланча? Ты платишь.
Стоун назвал ему свой телефон в Бел-Эйр.
— Через час?
— До встречи.
Стоун разъединился и позвонил Рику Гранту.
— Рик, у меня ланч с Хэнком Кэйблом и налоговиком. Не желаешь присоединиться к нам в моем номере?
— Почему бы и нет. О чем будет речь?
— Думаю, и тебе кое-что перепадет, но, предупреждаю, большая часть пирога достанется федералам.
— Что еще?
— Можешь появиться через час?
— Конечно, но ты должен немного меня просветить перед тем, как мы встретимся с федералами.
— Вряд ли сейчас это имеет смысл. От тебя потребуется только умение слушать и прикрыть меня, когда попрошу.
— Буду слушать и прикрою, если смогу. Но, если там будет все официально, то мне надо будет защищать интересы моего департамента.
— В утешение, могу заверить, твой департамент получит больше, чем тебе дали бы федералы, если бы я не оказался посередине. По крайней мере, у меня есть то, чего они хотят. Я всего лишь хочу узнать, как сильно они этого хотят.
— О'кей, я тебе доверяю.
— Увидимся через час. — Стоун повесил трубку, пошел в офис администрации и одолжил компьютер. Ему с удовольствием помогли.
— Кстати, мистер Баррингтон, вам несколько раз звонили, но по вашей просьбе я говорила, что вас здесь нет, — сказала женщина за стойкой.
— Они представлялись?
— Нет, сэр.
— Я так и думал. — Стоун сел за компьютер, быстро составил текст документа и распечатал несколько копий, потом вернулся к себе в номер. Появился Вэнс.
— Какие новости? — спросил он.
— Я пригласил на ланч несколько человек, и хотел бы, чтобы ты держался подальше, пока не понадобишься. Почему бы тебе не заказать ланч к себе в номер и не поесть?
— О'кей.
— И не выходи. Кто-то звонил в гостиницу и спрашивал меня, и я думаю, мы оба знаем, кто это мог быть.
— Не беспокойся. Я буду на месте.
— Вэнс, если я приглашу тебя на эту встречу, это будет означать, что пришло время все рассказать этим людям, ты меня понимаешь?
— Да, и рассчитываю, что ты защитишь мои интересы.
— Я объясню все перед тем, как попрошу тебя высказаться.
— Хорошо, но помни, ни дачи показаний, ни публичного оглашения моего участия.
— Конечно, — сказал Стоун.
Хэнк Кэйбл вместе с другом из фискальной службы пришли в назначенное время. Мужчина выглядел совсем не так, как Стоун представлял себе. Он был высок, с сединой на висках, лет пятидесяти с небольшим и был больше похож на судью.
— Стоун, познакомься, это Джон Рубенс, — представил Кэйбл. — Он возглавляет следственное подразделение налоговой службы южной Калифорнии.
Мужчины пожали друг другу руки, потом прибыл Рик Грант, и его представили тоже. Вскоре появился официант с салатом из омаров, который Стоун заказал на всех, и с двумя бутылками очень хорошего калифорнийского шардоне. Ланч был сервирован на террасе Стоуна. После того, как все поели и выпили вино, был подан кофе.
— Ну, джентльмены, настало время рассказать, почему я накормил вас сегодня таким хорошим ланчем, — сказал Стоун.
— Слушаем, — ответил Рубенс. — И спасибо за ланч.
— У меня есть клиент — человек, который может оказаться важным свидетелем очень большого обвинения, — начал Стоун.
— В каком преступлении? — спросил Рубенс.
— Для начала — уклонение от налогов в размере порядка сотен миллионов долларов.
— Мне нравится, как это звучит, — сказал налоговик.
Тут встал Кэйбл.
— Полагаю, речь идет о тех, кем мы занимаемся последнее время.
Рубенс прервал его.
— Занимаетесь последнее время? Как давно?
— Всего несколько дней, — ответил Кэйбл.
— А уклонение от налогов обозначилось только сегодня утром.
— Хорошо, продолжай, — попросил Рубенс.
— Мой клиент не может открыто выступать в процессе, но уверен, что он может быть в высшей степени полезен.
— И что твой клиент за это хочет получить? — спросил Рубенс.
— Многое, и все это должны подарить ему вы, джентльмены.
— Продолжай.
— Для начала, неприкосновенность. Безоговорочную и полную.
— В каком смысле?
— Мой клиент оказался слишком наивным. Он был завлечен крупными бизнесменами в инвестиционный лабиринт, который оказался, как это лучше сказать, сверх легальным?
— И сколько твой клиент потерял на этом? — спросил Рубенс.
— Пока, ничего. Фактически, он получил большую прибыль, которую он позволил этим бизнесменам переинвестировать для него.
— Вовлечены ли в эти сделки счета в оффшорных банках, уклонение от налогов и тому подобное? — поинтересовался Рубенс.
— По высшему разряду.
— И что, твой клиент тоже вовлечен в это по высшему разряду?
— Его капиталовложения составляют сумму в полтора миллиона долларов.
— Что ж, с моей точки зрения, это не кажется непреодолимым, — сказал Рубенс. — Хэнк, как твое мнение?
— Мы пока что не слышали, чего еще хочет клиент Стоуна, — вмешался Кэйбл.
— Неприкосновенности — свободы, как я уже сказал, от всех государственных преследований — и, Рик, я ожидаю того же от местных властей и от штата. Но особо важно, чтобы имя моего клиента ни при каких обстоятельствах не разглашалось за воротами ваших учреждений.
— Я воспринимаю это, как нежелание твоего клиента давать судебные показания, — сказал Кэйбл.
— Главная польза будет не в его показаниях, а в его способности направить ваше расследование в верное русло.
— У твоего клиента имеется криминальное прошлое? — спросил Кэйбл.
— Нет. Он — порядочный гражданин, высшего класса налогоплательщик и человек незапятнанной репутации.
— За исключением маленькой дискредитации, о которой ты нам сообщил, — вставил Рубенс.
— Это — его единственный ляпсус, и, поверьте мне, его затянули обманом. — Стоун знал, что это полуправда, но ему было необходимо выиграть эти переговоры, если он собирался защищать Вэнса.
— Ну, давайте послушаем, что он хочет рассказать, и я вынесу это на обсуждение с моим руководством, — сказал Кэйбл.
Стоун покачал головой.
— Он не скажет ничего, пока мы не придем к полному соглашению, и я должен вам сообщить, что это предложение краткосрочно. Мой клиент знает, что, даже если ничего не скажет, все равно, скорее всего, избежит вашего внимания.
— Это шантаж, — сказал Рубенс.
— Вообще-то это торговля, — ответил Стоун, — средство, небезызвестное нашим налоговым органам.
Рубенс рассмеялся.
— Предположим, что мы сами выйдем на твоего клиента? Я уверен, что тогда он захочет давать показания, — сказал Кэйбл.
— Хэнк, — перебил Стоун, не ты ли признавался мне, что дело не клеится, и без моей помощи, а значит, и без помощи моего клиента, все твое расследование просто уйдет в песок.
Мужчины переглянулись, и Стоун знал, о чем они размышляют.