305 Когда он думает, что его облапошили, он иногда наносит ответный удар.
В исследовании, которое я цитирую, определены три основных организационных фактора насилия на рабочем месте: «организационная справедливость, организационная приверженность и разочарование на рабочем месте».306 Организационная справедливость, «восприятие человеком того обращения, которое он или она получает в своей рабочей обстановке», состоит из «процедурной справедливости – восприятия того, что справедливые процессы и процедуры используются для принятия решений и определения результатов» – «и распределительной справедливости – воспринимаемой справедливости распределения результатов…»307 «Распределение результатов» – какой эвфемизм! – означает кому сколько платят и за что. Вероятно, работник может подумать, что он – или, что более вероятно, она – не получает равной оплаты за равный труд. Если так, то она, вероятно, права. Или она может просто подумать, что начальство «распределяет» слишком мало «результатов» с рабочими и слишком много тратит на себя.
Следующий фактор – «организационная приверженность». Это означает, насколько сильно работник привержен своей работе по любой причине: (1) «аффективная приверженность»: вам нравится работа и люди, (2) «нормативная приверженность»: относится к лохам, которые лояльны к боссу, потому что думают, что так и должно быть, и (3) «приверженность продолжению»: ещё один замечательный эвфемизм, который означает, что работник чувствует себя в ловушке в организации, но он боится того, что может случиться с ним, если он уйдёт или потеряет работу. Я подозреваю, что (3) более важно, чем (1) или (2), и это, безусловно, всё время продолжает становится относительно более важным.308
Наконец, существует «разочарование, [которое] является аффективной реакцией, предшествующей различным формам агрессии, таким как девиантность на рабочем месте…»309 Верная старая теория разочарования / агрессии: как известно социальным психологам, с этой теорией нельзя ошибиться. Она объясняет всё и ничего. Разочарование не предвещает агрессии. Все разочарованы. Но не все агрессивны. Почему работник разочарован на работе? (1) объясняет, почему он разочарован. (2) объясняет, почему, несмотря на это, он не агрессивен. (3) не объясняет ничего, что (1) не объясняет лучше, и что некоторые другие, не упоминаемые, объяснения (классовое сознание? ценности свободы, достоинства и чести?) также могут объяснить.
Есть что-то особенное в этом конкретном исследовании, хотя его выводы согласуются и столь же банальны, как и выводы всех остальных. Все остальные основаны на обследовании жертв. Это исследование основано на опросе виновных. Менеджеры являются источником вывода о том, что менеджеры более склонны к насилию, чем сотрудники. Мужчины являются источником открытия, что мужчины более жестоки, чем женщины. В юриспруденции мы называем это «признанием факта в ущерб собственным интересам».310 Люди более правдоподобны, когда говорят о себе плохое, чем когда говорят о себе хорошее. Ответы на опрос жертв совпадают, поэтому я склонен согласиться со всеми этими выводами. В них есть смысл.
В 1985 году, перечислив некоторые из зол работы, я определил профессию как отягчающую форму работы: «Каждый конкретный человек постоянно выполняет конкретные отведённые ему функции, безо всякой альтернативы. Даже если функции эти хоть как-то интересны сами по себе (а всё больше профессий не предполагают и этого), монотонное и обязательное их повторение в ущерб любой другой деятельности напрочь лишает их потенциальной привлекательности» – и так далее. В то время я предполагал, что образцовая профессия – это всего лишь одна работа, рассчитанная на полный день, и ожидалось, что так будет постоянно. Такая профессия – это карьера, с ожиданием регулярного продвижения на более ответственные должности – с более высокой оплатой труда. Тогда я ещё не знал, что карьера – это в основном работа белых воротничков.311 Теперь я уже почти уверен, что многие профессии были «условными», из той категории, что включает в себя временных работников, работников с неполным рабочим днём, независимых подрядчиков и временно наёмных работников.312 В то время я сам был таким условным работником. Я никогда по-настоящему и не был никаким другим работником. Я никогда не продавался. И мне никогда не делали такого предложения.
С тех пор количество условных работников постоянно умножается (и делится) во всё возрастающих масштабах. Одно из следствий: «карьера, как институт, находится в неизбежном упадке». Жизнь среднего класса, как мы её знаем, подходит к концу.313 Гарантия занятости осталась в прошлом. «Хорошие профессии» (не мой выбор слов) были заменены низкооплачиваемой,314 неполной занятостью или временной работой. Когда я возражал против трудоустройства в контексте профессий, я критиковал монотонность работы в течение всей жизни при одном-единственном занятии, которое – даже если оно в какой-то степени приносит удовлетворение – разрушает то, что я считаю, наряду с Фурье, Моррисом и многими другими, естественным стремлением к разнообразию в деятельности. Я не делаю много сильных предположений о человеческой природе, но вот такое я делаю. Исследования показывают, что разнообразие видов деятельности является источником удовлетворения как для фабричных, так и для офисных работников, «и среди последних часто упоминается дружелюбие рабочей группы (особенно женщин)».315
«Шабашничать», как это раньше называлось, – работать на двух работах – не такое уж и новое явление. В 1950-е гг., когда рабочие были заняты полный день, 40—47 часов в неделю, шабашники, у которых был полный рабочий день и другая временная занятость, работали 47—60 часов в неделю.316 Сегодня по-прежнему много шабашников, но также и много людей, занятых на двух работах неполный рабочий день. Поскольку профессии в целом деградируют,317 и эта тенденция продолжается, наличие двух рабочих мест обычно не относится к тому, что Фурье назвал «инстинктом бабочки», инстинктом разнообразия. Теперь это часто просто две временные рабочие занятости. Возможно, это два сорта одной и той же дерьмовой работы. Или это могут быть два разных вида низкооплачиваемых, неквалифицированных дерьмовых работ. И неполная занятость оплачивается не так же, как полная, даже за точно такой же объём работы. Неполная занятость, как правило, предусматривает «вычет» в размере 8—15%.318 Это влечёт за собой дополнительный вычет за то, что неполная занятость обычно даёт меньше преимуществ – если таковые вообще имеются – чем есть ещё у некоторых полноценных профессий.
Условная работа в целом не нова – уже давно существуют сезонные рабочие (вроде бродяг и батраков-мигрантов) и подработчики. Новизна заключается в том, что это единственная форма занятости, которая выросла за последние 30 лет и продолжает расти: «с начала XXI века мы вступили в эпоху, когда контрактный труд поглотил значительную часть наёмного среднего класса».319 И это позволяет правительству ещё одним способом пополнить свою статистику занятости.320 Она учитывает неполную занятость, временную и случайную работу, как если бы это была работа на полный день.321 Правительство всегда так делало, но чем более распространённой становится условная работа, тем длиннее вырастает нос Буратино.
Временные работники не могут сопротивляться коллективно. Они не взаимодействуют друг с другом достаточно долго, и их легко можно заменить. Они изолированы друг от друга, что «способствует индивидуализированному сопротивлению»322 или, скорее, обычно исключает любое сопротивление. Они также изолированы от «основных» работников, которые имеют «постоянную» занятость, хотя таких рабочих мест на самом деле мало – и с какой-либо разумной надеждой на постоянство, по крайней мере, для офисных служащих. Часто более монотонная работа поручается временным работникам, в интересах основных. Иногда руководство физически разделяет основных и временных работников. Но, несмотря на это, основные работники знают, что временные хотят получить свою работу. Они также знают, что временные рабочие могут заменить их, и тогда они окажутся временными.323 Они могут знать или не знать – как могут знать или не знать временные работники – что подавляющему большинству временных работников никогда не будет предложена постоянная работа.324 И всё же временные работники глупо надеются, а основные работники иррационально боятся. Американский офис: какое прекрасное место для работы!
Однажды я заметил (в «Упразднении работы»), что в мире труда нет прогресса. Осмелюсь сказать, что здесь я привёл обильные доказательства. Я не думаю, что когда-либо предсказывал упразднение работы или выявлял какие-либо тенденции, ведущие к этому. Но я не ожидал « [35] лет снижения реальной заработной платы, приватизации государственного сектора, распада профсоюзов и превращения хороших профессий во всё более низкооплачиваемые, неполные или временные занятости, ставшие возможными благодаря новым технологиям и деиндустриализации в США, Канаде и Западной Европе».