В 1965 году исследование показало, что средняя американская женщина тратила 4 часа в день на домашнюю работу (28 часов в неделю) и 3 ½ часа в день на наёмную работу (26 ½ часов в неделю) в общей сложности 54 ½ часа в неделю.170 Кроме всего прочего, у матери семейства было больше работы, потому что ей больше не помогали горничные, прачки и посудомойки.171 Она никогда не получала большой помощи от отца семейства, который тоже работал подолгу. После утомительного, тошного и унизительного дня он с нетерпением ждал, когда жена встретит его у входной двери, виляя хвостом и держа в зубах газету.172 Вскоре после этого женщины вышли из дома, чтобы заняться наёмной работой. Но домашняя работа всё ещё ждала их, когда они возвращались домой: «35-часовая рабочая неделя (домашняя работа), добавленная к 40-часовой рабочей неделе (оплачиваемая работа), составляет рабочую неделю, с которой не могут сравниться даже потогонные предприятия».173 Благодаря капитализму, с небольшим распространением феминизма, современная женщина наслаждается худшим из обоих миров. Но зато ей позволено голосовать.
Сокращение рабочего времени
Здесь я хотел бы рассказать историю, которая не была мне хорошо известна в 1985 году или позже в течение многих лет. В XIX веке сокращение рабочего времени было главным вопросом для профсоюзов.174 Вот в чём была суть Хеймаркета: рабочие во главе с анархистами требовали 8-часового рабочего дня. Это было не просто требование сократить рабочий день, что вылилось бы в требование снизить оплату труда. Это означало сокращение рабочего дня, дабы рабочие работали меньше, но получали ту же или более высокую заработную плату, чем когда они работали больше. Это понималось как требование заработной платы. И, как уже отмечалось, рабочие часы действительно пошли на убыль.
Во время Великой Депрессии 1930-х годов сокращение рабочего времени стало ещё более насущным требованием рабочих, причём профсоюзы требовали как 5-дневной рабочей недели (которой многие из них добились), так и 30-часовой рабочей недели (которой они не добились).175 Не нужно быть сумасшедшим утопистом, чтобы увидеть нечто иррациональное, если не сказать аморальное, в ситуации, когда одни работают много часов, а десятки миллионов других остаются без работы. (Любопытно, что именно так обстоят дела сейчас.) Даже некоторые политики, журналисты и преподаватели колледжей считали, что что-то не так. Было очевидно, что необходимо делиться богатством и работой. В 1933 году, когда Франклин Д. Рузвельт был избран президентом, считалось, что более короткая рабочая неделя вот-вот будет узаконена.176
Однако президент решил иначе. Потратив некоторое время на обсуждение этого вопроса, он вскоре высказался за другое решение экономического кризиса. Ответ был таков: не меньше часов работы, а больше рабочих мест и больше работы.177 С той поры это стало общепринятой догмой. Во время его президентства была введена 40-часовая рабочая неделя, а также (очень низкая) государственная минимальная заработная плата. А также социальное обеспечение (пенсия по старости) – которое явилось другим критерием сокращения рабочего времени.178 Профсоюзы продолжали настаивать на сокращении рабочих часов, но в конце концов подчинились.179
Один из парадоксов здесь – в дополнение к тому, что Рузвельт был избран, и неоднократно переизбирался, с сильной поддержкой рабочих – заключается в его политике, которая не сильно сократила рабочее время, и также не сильно уменьшила безработицу. Другое дело, что 40-часовая рабочая неделя стала напрасной в то время, когда средняя рабочая неделя составляла менее 35 часов. Даже законодательно установленная 35-часовая рабочая неделя могла бы что-то значить. После Второй мировой войны продолжительность рабочей недели стабилизировалась на уровне 40 часов.180 35-часовая рабочая неделя значила бы очень много сейчас, когда 40-часовая неделя превратилась в фарс. По оценкам двух экономистов, «при лучших условиях сокращение рабочей недели с 40 до 35 часов привело бы к повышению, по крайней мере, на 14% почасовой оплаты труда, если бы работникам надо было поддерживать уровень своего дохода».181
Поражение лейбористов на законодательном уровне не должно было стать концом дела. Ещё одна из мер Рузвельта – Национальный Закон о трудовых отношениях 1935 года – легализовал и приручил профсоюзы. Закон легализовал организацию профсоюзов на рабочем месте, ведение коллективных переговоров и право на забастовку. Лейбористы могли бы возобновить борьбу за сокращение рабочего времени в коллективных переговорах с конкретными работодателями. Но профсоюзы никогда этим не занимались, по крайней мере серьёзно. Здесь я кратко опишу пример одного важного профсоюза, рядовые члены которого, но не его руководство, продолжали вести честную борьбу. Но проиграли.
После Второй мировой войны, продолжая в 1950-е и 1960-е годы, по крайней мере в одной ячейке крупного Объединённого профсоюза рабочих автомобильной промышленности – 600-й ячейке на заводе Руж в Детройте – рядовые сотрудники поддерживали постоянное давление на руководство, требуя сокращения рабочего времени в коллективном трудовом договоре.182 Это долгая и грязная история о том, как боссы профсоюза – прежде всего Уолтер Рейтер, которого левые считают святым, – обманули рядовых членов. Они притворялись, что выставляют требование более короткого рабочего дня на стол переговоров, только для того, чтобы каждый раз сначала выторговывать его, а тем временем делали всё возможное, чтобы уменьшить настрой на сокращение часов среди рабочих. В 1958 году на переговорах по контракту с Фордом Объединённый профсоюз даже не удосужился сделать запрос на сокращение рабочего дня.183
Уолтер Рейтер, номинально социалист, согласился с Рузвельтом в том, что американским рабочим нужно не сокращение рабочих часов, а больше работы. На протяжении всей своей профсоюзной диктатуры, хотя он иногда лгал об этом, он последовательно выступал против требований сократить часы работы.184 Как обеспечить стабильную загруженность работой, причём в большом количестве? Так же, как это делал Рузвельт: военным производством. Рейтер был сторонником холодной войны, антикоммунистским, милитаристским либералом, во многом похожим на многих современных либералов, таких как Барак Обама и Хиллари Клинтон, только теперь угроза якобы исходит от исламизма, а не от коммунизма. Военная экономика, начавшаяся во время Второй мировой войны, продолжается и по сей день, хотя военного производства было недостаточно, чтобы предотвратить массовые увольнения профсоюзных фабричных рабочих. Их рабочие места были упразднены или экспортированы.
Переговоры между рабочими и администрацией больше не касаются того, сколько ещё денег и выгод должен получить работник от значительно возросшей производительности и значительно возросшей прибыли. Теперь переговоры идут о том, каких трудов это потребует. Когда профсоюзы отказались от требования сократить рабочее время, это стало началом конца для профсоюзов.185 Это была не единственная причина их упадка, но сомнения в упадке нет никакого. В 1953 году 35% рабочих были объединены в профсоюзы. В 1975 году это были уже 25%. К 2009 году уже было менее 12% – и только 7% рабочих, занятых в частном бизнесе.186 Вероятно, большинство профсоюзных работников теперь являются государственными служащими, которым запрещено бастовать. Национальный Закон о трудовых отношениях к ним не применяется. В моём детстве (в районе Детройта) забастовки были обычной новостью, о которой время от времени сообщали в средствах массовой информации, без каких-либо намёков на то, что в забастовках есть что-то необычное. Сейчас они редки. Учитывая фрагментацию труда на случайную работу (см. ниже), немыслимо, чтобы профсоюзы когда-нибудь снова что-нибудь сделали для рабочего класса. Вот вам и синдикализм.
Я не особенно сожалею об этом. Все профсоюзы олигархические.187 Все профсоюзы контрреволюционны. Все профсоюзы сотрудничали с администрацией и полицией для подавления несанкционированных «диких» забастовок, как это было в 1970-е годы, когда профсоюзы ещё имели некоторую власть.188 Мы никогда не упраздним работу без какой-нибудь революции. Профсоюзы, если они ещё существуют, не будут иметь к этому никакого отношения. Всё, что выводит бизнес из дела, выводит из дела и профсоюзы. Профсоюзы – это, по сути, бизнес. Они гораздо больше похожи на страховые компании, чем на общественные движения.189
Сокращение рабочего времени как политический вопрос, или даже трудовой вопрос, давно неактуально. И всё же удивительно, как долго призрак сокращения рабочих часов преследовал властную элиту. Президент Кеннеди, либерал, в 1963 году отказался от 35-часовой рабочей недели. В 1964 году его преемник Линдон Джонсон, другой либерал, также отверг его в ежегодном послании Президента США Конгрессу.