Пашка молчал.
– Она хмыря этого вот, только-только встретила, я проверил. Там даже любви у них не было. Я, короче, херанул отвращения им, и они разбежались. Только мать не возвращается ни фига. Да и отец её не примет. Короче, пока всё не навертелось одно на другое, и пока мать на развод не подала, надо им память про эту дичь снести. Пока я докачаюсь до сотого, куча народа узнает. А это всё я своими правками нахуивертил, не было бы так. Дебил я. Поможешь? – с опаской уточнил Марципан.
Пашка почесал макушку.
– Я могу, – наконец осторожно сказал он. – Только ты прям чётко подумай, чё настраивать. Чтобы ещё хуже не вышло. Ты хочешь страх вернуть?
– Не, это тупо как-то, – вытянул рожу Славка и задвигал губами.
– А почему тогда ей опять так не сделать? Если она такое только из-за страха не вытворяла?
– Это чё за предъява?! – рявкнул Марципан, сверкнув глазами.
– Это ты сам мне сказал, что такое – последствие скрученного страха. Так?
– Ну так, – присмирел бывший одноклассник.
– Значит, если память убрать, а страх не вернуть, логично, что всё повторится.
– Блин, – выругался Марципан. – Логично. Но муть какая-то. Значит, надо что ещё подкрутить обоим, так?
– Это вот как знаешь, – отвёл взгляд Пашка и почувствовал, как внутри что-то неприятно засосало. – Могу даже сам настроить, что скажешь. Безвозмездно. Но под твою ответственность.
– А у тебя много свободных баллов? Я быстро отдать не смогу, у меня по нулям, и квесты вшивенькие.
– Нормально у меня, – буркнул Пашка. – И возвращать не надо. Это за помощь с Островской будет. Взаимозачёт. Знаешь, где она? Мать?
– Она вечером придёт собирать оставшиеся вещи и со мной разговаривать, договорились уже. Жесть, короче. Отец хотел на это время свалить, но я ему нажал тоже быть дома. Ну и тебя запущу. Только чтобы никому! – припечатал Слава со злобной и почти бессильной угрозой.
– Если мы не возвращаем ей страх, надо что-то бате твоему подкрутить, а то факт то же самое выйдет, – предупредил Пашка.
Слава вздохнул.
– Ладно, давай вместе покопаемся. Но если хоть слово о родителях моих скажешь херовое…
– Рыло набок, я понял, – чуть не засмеялся младший Соколов.
Уговорились, что Пашка подтянется к дому Марципана часам к шести, если что, тот должен был отрубить предков спать и дожидаться помощи. Очевидно, что нужно было соблюдать осторожность. Сорить баллами без оглядки – навести Славку на ненужные подозрения. Которые, конечно, можно убрать за сто семьдесят девять рублей, но почему-то казалось, что такие вот штучки до добра не доведут.
И что с родаками Марципана лучше было бы всё просто вернуть к заводским настройкам, а не мудрить.
Потом Пашка представил, что к «заводским» настройкам вернётся его собственная мама, и по телу прошлась дрожь.
В конце концов, продав душу, человек имеет право пожить в своё удовольствие. Даже если он – Марципан.
Погода была отличная, и повсюду бродили гуляющие. Пашка заглянул на двадцать минут в стоматологию, пополнил запасы финансов и набрал Пионову. Даже веник в цветочном прихватил.
Подруливая к её дому, он с отвращением понял, что готов заниматься какими угодно случайными делами, лишь бы не принимать бесповоротных решений. Но ведь это только второй день его админства. Время подумать по-людски ещё есть. Так ведь?
После Марципанниковых катнётся на Терновское кладбище. Ночью допросит Агнию. Завтра точно всё решит.
Люська замутила к его приходу невразумительный салат с мясом, фруктами, орехами и заправкой, похожей на варенье. Ковыряя это тошнотворное безобразие вилкой у неё на кухне, Пашка вдруг придумал лихое читерство на предмет проблемы с оргазмами. Спустив телефон на колени, влез-таки к Пионовой в меню, но исключительно чтобы назначить отложенный кайф – как той бабульке, только по таймингу. Может, ей просто научиться надо, понять, так сказать, что к чему.
Потом вышла накладка, позвонил Пионовский батя в самый неподходящий момент и попросил отрыть на его компе какой-то нужный файл и загрузить куда-нибудь срочно. Люська сначала искала файл слишком долго, а потом он оказался больше, чем почта привязывает. Короче, чуть было не научил Пашка свою девушку испытывать настоящие оргазмы от трёпа с родным отцом и насилия над почтовыми сервисами.
Едва и успел перенести назначение, потому что, пока они ещё до этого долбанного звонка раздевались, телефон его бахнулся в диванную щель и провалился куда-то так, что вытащить его стало настоящей задачей.
Но зато эффект после всех этих выкрутасов от Пашкиной придумки превзошёл все ожидания!
Люська взялась привычно постанывать и томно приоткрывать рот, а ещё сиськи свои руками приподнимать до соблазнительных округлостей, а потом вдруг на полувздохе застыла, хлопнула губами, вытаращила глаза, как рыбка-мультяшка, вздрогнула раз всем телом, даже внутри, и вообще прекратила извиваться и двигаться. Но зато на лице такое непередаваемое выражение появилось, что Пашка и сам кончил от удовольствия. К тому же ещё и льва тщеславия в прилоге в довесок к овну похоти и букве «заин» за нарушение седьмой заповеди дали.
После такого фурора Пионова стала тихая, задумчивая и улыбчивая, предложила Пашке стейк взамен извращенского салата и даже что-то напевала у плиты.
Оставлять её сегодня совсем не хотелось, как и думать о постороннем, но в половине пятого Марципан напомнил, что ждёт, и вообще можно уже приходить.
– Вырубил на хер, – оповестил он, когда Пашка позвонил в дверь нужной квартиры. – Сраться начали.
За его спиной нарисовался приземистый мускулистый бульдог, которого Пашка тут же вспомнил: этой тварью его года с полтора назад загнали на сетку-рабицу забора какого-то детского сада, о который он изранил ладони и пропорол дублёнку. Тогда ещё дома крик стоял такой, что соседи стучали.
Бульдог тоже Пашку признал и зарычал угрожающе, но Слава топнул на него ногой, и пёс, тут же успокоившись, обиженно потрусил куда-то в недра жилплощади.
Тут царил раскардак, часть ящиков и шкафов были распахнуты, посреди большой центральной комнаты (в квартире Славы не оказалось как такового коридора, только выложенный кафелем предбанник, переходящей во что-то типа гостиной – с нехилым ремонтиком!) лежали два открытых чемодана на молнии, но оба внутри были пустыми, а рядом с одним высилась горка бабского шмотья, будто его вытряхнули. Ещё около стола валялся разбитый стакан и имелся кровавый след на ковре.
– Отец двинул кулаком, и разбилось, а я напоролся потом, – поймал взгляд своего тайного гостя Слава. – Херни не подумай.
Высокий мужик в строгих брюках и рубашке спал лбом в столешницу, свесив правую безвольную кисть над осколками стакана.
Тощая, словно недоедает стабильно, мамка Марципана лежала на большом разложенном диване перед плазмой. Лежала косо и неудобно, будто её туда оттащили волоком и бросили.
Рядом уже крутился злосчастный бульдог, проявляя признаки беспокойства.
– Она ещё никому не растрепала, даже бабушке с дедушкой, – ввёл Пашку в курс Марципан. – Подруг тоже не посвящала. Хотела сначала квартиру найти и всё уладить с отцом. Но на развод бумажки собрала почти и ещё была у адвоката. Хорошо бы ей нажать ему дать отбой, чтобы не названивал. А потом уже сносить память.
Пашка почесал бровь, отодвинул от стола свободный мягкий стул и, сдвинув ногой чемоданы, поставил в центре комнаты. Полез в менюхи Марципановских предков. Слава маячил за спиной и зырил в экран, из-за чего было особенно некомфортно: вроде менюха админской учётки просто смахивалась, кнопок странных там не добавилось. Но Слава мог увидеть, например, безлимитные баллы. Обычно после оплаты опции выводится баланс, и сейчас, жмакни что Пашка, будет рамка с напоминанием о безлимите.
Надо отвлечь его как-то, когда придёт черёд менять настройки характеров и памяти.
Потом Пашка сосредоточился на параметрах. Они оказались не особенно понятными.
– Чёт я не догоняю, – пробормотал наконец младший Соколов, клацая взаимоотношения с женой в инфо Дениса Марципанникова по второму кругу. – А чего она его боялась? Тут вот и любовь, и забота, и обеспокоенность судьбой – всё за восемьдесят процентов к ней.
– Не гони, отец нас любит! Ты чё ваще себе надумал?! – возмутился Слава и переступил с ноги на ногу. – Просто он, ну… строгий. Бескомпромиссный.
Пашка нахмурился и перевёл камеру на спящую Марципанникову.
– А тут ты чёт уже крутил, кроме страха перед? – уточнил Пашка.
– Вина у неё вот скаканула, после разрыва этого дебильного, а гнев, наоборот, упал, хотя был высокий. Но сам упал.
– Ну у неё как бы всё почти прилично, – пробормотал Пашка, – и любовь, и обеспокоенность судьбой, и дружеские чувства.
– Если ты готов расщедрится, давай доверие поднимем и тревогу перед снесём, только не в ноль, а то она берега путать начинает, а там процентов до сорока. Ну и раздражение удали вообще, оно щас упало, но скачет постоянно само, всё равно наберётся.
– Косые какие-то показатели, ты точно не шарился тут с правками? Неправдоподобные.
– Всё оно правдоподобное, – огрызнулся Слава. – Отца надо знать.
– И чё он такое делает?
– Воспитывает. – Слава помолчал и добавил: – Как в армии. Закаляет характер.
– Охеренно он тебе назакалял! – не сдержался Соколов-младший. – Опускать слабых – это закалка характера?!
– Вообще да, – хмыкнул Марципан и повторил: – Как в армии. Чтобы боялись и уважали.
– Чтобы жена на девяносто процентов боялась?!
– Базар фильтруй, – напомнил Слава. – Если у тебя батёк-рохля, то могу только посочувствовать.
Пашка прикусил язык. Он тоже боялся своего отца, хотя никакого уважения притом к нему отродясь не испытывал. Судя по всему, про своё расследование внутри отцовой памяти касательно Андрея Соколова Марципан забыл из-за адаптации. И усердствовать, чтобы он предком пропавшим интересовался, точно не стоило.
– Чё кому менять говори. Сделаю и будем квиты, – объявил Пашка.