Захотелось на время вырубить Толику звук.
Не, рано ему знать лишние подробности.
Пионова проявила похвальную сдержанность, от неё было только пять пропущенных в разное время и девять непрочитанных сообщений. Может, даже не дуется там.
– Ща, сек, – пробормотал Пашка и открыл диалог.
[14:17, 05.06.2018] Пионова: Паш, ты где?
[15:22, 05.06.2018] Пионова: Ты дрыхнешь там?
[16:01, 05.06.2018] Пионова: Ау!
[16:03, 05.06.2018] Пионова: Ты видел этот кошмар про мэра?
[20:19, 05.06.2018] Пионова: Ты там вымер?!
[21:07, 05.06.2018] Пионова: Паш!
[21:09, 05.06.2018] Пионова: Позвони мне…
[11:45, 06.06.2018] Пионова: Ку, ты проснулся?
[12:00, 06.06.2018] Пионова: У тебя всё в порядке? Не могу не дозвониться, ничего.
Последнее сообщение пришло минут с десять назад. Надо ей перезвонить.
– Давай нажрёмся и потом сольём похмелье, как в прошлый раз? Или покопаемся в памяти у кого-то левого. Что, если вообще все кругом психи и кошек в мешках поджигают? Ты чем вообще целыми днями занят? Я реально не понимаю, как ты можешь дома сидеть с такой игрой! Слушай, а ты же можешь Завихренникову нажать самому пойти сдаться в дурку! Пашок, в натуре, никогда бы не поверил, что чел с такой штукой может жрать на кухне бабкины блинчики и в ус не дуть! Ты ваще странный стал. Ты себе там характер тоже подчикал? Где мой друган? Давай что-то замутим прикольное, только заранее обсудим, чтобы не вышло какой поеботы. Ты вообще меня слушаешь? Бесишь! – огрел его вдруг Толик кухонным полотенцем.
Но Соколову-младшему совсем отрубило слух, потому что сообщения от Люськи стали приходить дальше и вышибли из него весь дух:
[12:15, 06.06.2018] Пионова: Паш, мы всем классом идём на похороны Игоря Максимовича в субботу. Вы же тоже идёте?
[12:16, 06.06.2018] Пионова: Мне стрёмно.
[12:18, 06.06.2018] Пионова: Будь со мной рядом в субботу, ладно?
[12:18, 06.06.2018] Пионова: Паш, ау! Я сейчас обижусь, серьёзно!
[12:19, 06.06.2018] Пионова: Возьми трубку!
Глава 4: Нападение из 90-х
– Пашок, ты чё? Ты в поряде?
– Люся… хочет, чтобы я шёл с ней на похороны историка, – ошалело выдохнул младший Соколов, таращась в телефон. – Что за дичь?! У неё весь класс идёт! – добавил он осипшим вдруг голосом.
– У нас тоже многие идут, кто в городе сейчас, – пожал плечами Толик. – Но я вот с предками уё в выхи на Сурское водохранилище. И Яну берём. Буду их толком знакомить. Тебя что, классуха в чат не добавила?
– Меня, блин, в сто чатов, кажется, за эти сутки добавили. Что за бред лютый?
– Ну, он был нашим преподом долго, – вскинул брови Толик. – Уважение типа. Не хочешь – не ходи. Только Люся не поймёт, наверное.
– Кто, блять, додумался детей на кладбища таскать?! – возмутился Пашка.
Толик хмыкнул.
– Ну ты, ребёнок, не прибедняйся. Ну настрой саму Люську не ходить, если ссышь.
– Я не ссу!
– Ну да, ну да. Ты ж вообще тут никаким боком.
Пашка сверкнул на друга гневным взглядом. Всё-таки тот очень много трепал языком. Не стоит ли ему подчистить воспоминалку, пока поздно не стало? Ещё додумается Яне своей что взболтнуть лишнее. А в сделках с дьяволом только начинающей журналюги и не хватает для полного счастья.
– О чём думу думаешь? – хмыкнул Толик.
Внезапно в коридоре отчётливо скрипнула входная дверь, и они оба машинально повернули на звук головы.
– Мама, что ли? – поразился Пашка и моргнул. Или бабуля вернулась? Автобус просрала?
И вдруг он услышал звонкий и отчётливый, на сто процентов узнаваемый ненавистный голос Иры Островской:
– Да даже если нет, родню проскринить, вообще осмотреться… – громко сказала кому-то в коридоре Пашкиной квартиры она.
Толик сдвинул брови и начал вставать с табурета, но Соколов-младший движением руки заставил его замереть. Он вытаращил глаза, тоже начал подниматься на ноги, но выбраться из-за стола не успел: в прихожей слышалась возня и шаги, а потом кухонную дверь толкнули, и Островская, собственной персоной, предстала на пороге, тут же победоносно расширив сверкнувшие ликованием глаза.
– Он тут! – громко крикнула она. И быстро навела свой телефон на Толика.
Инстинктивно Пашка шатнулся ловить сомлевшего друга, начавшего падать с табуретки, и в кухню успели ввалиться ещё и Марципан с Васиным.
– Какого хера?! – заорал Пашка, приземляя Толика на пол. Друг отрубился намертво, похоже, со сведённой в ноль энергией.
– Абсолютно тот же вопрос, – парировал Марципан, скрестив руки на груди. – Что, блять, происходит?! И что с Востриковым? – невольно добавил он, скосившись на Толика расширившимися глазами. – Это вообще он?
– Сдуваться стал ещё до каникул, как заколдовали, – прояснил Васин. – Я даже думал, что у него игруха. – И Васин навёл на Толика камеру своего телефона. – Не, всё ещё нет. Этот, наверное, настроил вес сбрасывать.
– Какого хера вы тут забыли?! – взревел Пашка свирепо, и его телефон вздрогнул на столе от вибрации.
– Разобраться надо, чувак, – вернулся к делу Марципан. – А ты морозишься и от нас бегаешь. Поискать пришли. Вот, правильно пришли.
– Вы, блять, в квартиру вломились! – просвистел Пашка, всё ещё офигевший от такого беспредела. Это они игрухой дверь открыли?! Вообще поехали?!
– А ты, блять, человека убил, – гаркнула Островская, и младший Соколов тут же застыл, словно поражённый громом. Из него разом весь дух вышибло.
– Уймись ярлыки вешать, – оборвал Марципан. – Разобраться надо. Ты где был и чё делал с тех пор, как мы из генделя разошлись, Павел Андреевич? – прищурившись, спросил он.
– Вы офонарели? – выдохнул Пашка, чувствуя, как лоб покрывается потом, и сам не понял, как приземлился обратно на сидушку кухонного уголка.
– Очень уж интересная выходит петрушка, чувак, – подключился к дискуссии Васин, своим внушительным теперь торсом заслоняя выход с кухни Соколовых в коридор. – Сначала у тебя первого появляется наша игруха и круто растёт уровень. А потом со всеми, на кого у тебя зуб, начинается лютая дичь.
– Какая ещё дичь?! – возмутился Пашка.
– Ну смотри, – шмыгнул носом Марципан. – Когда ты вчера пропал напрочь, мы тут слеганца разбираться начали, – просветил он. – Например, я в школу наведался и посмотрел историю класса руссички за апрель. Знаешь, как интересно меня из школы отчислили, оказывается? В курсе, да, кто бомбу-вонючку на самом деле подложил?
– Это был квест! – выпалил Пашка. – А ты, скот, травил меня с третьего класса!
– Точно, – кивнул Марципан совершенно невозмутимо, даже не пытаясь отпираться. – Травил. – И добавил после паузы тихо и страшно: – Как и историк.
Пашка, в груди которого накопилась готовая взорваться гневная речь, сдулся, словно старый воздушный шарик.
– Дальше по порядку, – продолжал Слава, склонив набок голову. – Ириша тебе хвост прищемила маленько, баблишка просила подкинуть в ультимативной форме. Ты её заставил наголо обриться. Было?
Пашка закусил губу, а Островская стиснула зубы и сверкнула глазищами на своей новой игровой морде. Васин положил правую руку ей на плечо.
– Дальше идём, – не останавливался Слава, пристально глядя на обалдевшего Пашку. – Батя у меня в ментовке работает, помнишь? Я тут скринил его по поводу обстоятельств смерти историка, и случайно интересненький факт нарыл. У тебя, значит, предок пропал без вести, Павел Андреевич? А пока это дельце ещё худо-бедно расследовали, в материалы занесли, что он бухал много, мамке твоей рога наставил, а ещё вызов был от неё о домашнем насилии. То есть, батя у тя – буйный. С тобой тоже, видать, не самый ласковый. И вдруг без следа пропал. Очень так любопытно.
– При чём тут мой батя?! – стиснул кулаки Пашка.
– Может, и ни при чём, конечно, – развёл руками Слава и тут же снова скрестил их на груди. – Только вот у историка нашего к тебе была особая антипатия. И гнобил он тебя лихо, я бы даже сказал – позорил. Довольно ржачно, кстати. Но тебе вряд ли нравилось. А потом у него, оказывается, мамка с женой без вести пропали. И вот тут поди разбери: до того, как он игруху скачал, или после.
– Ты на что намекаешь?! – отшатнулся в диванную спинку Пашка, наливаясь краской.
Они чё, вообще?! Они чё думают, что это он порешил баб историка?! Совсем ошизели?! Да как можно было до такой дичи додуматься?!
В горле пересохло.
– А потом, – не стал ничего уточнять или объяснять ходы своей бредовой фантазии Марципанников, – историк вдруг оказался пользователем, и тут у тебя первого подгорело. Ты стал меня дёргать, как ошалелый. И так-то да, творил Максимыч дичь. Тут все согласны, – обвёл он быстрым взглядом своих дружков и снова уставился на Пашку поистине рентгеновским взглядом. – И все по доброй воле и в здравой памяти решили, что надо его унять. Тут никто не спорит, что всё было добровольно. На нас-то ты влиять не можешь. – Слава прищурился. – Итак, мы удачно всё провернули, потом отметили, так сказать. Потом ты домой пошёл. – Он выдержал короткую, но очень весомую паузу. – А через несколько часов ненавистного тебе историка, который уже защитной игрухи на руках не имел, вдруг взяли, да и нашли мёртвым, – припечатал Слава.
– Он повесился! – выпалил Пашка в ярости, и телефон на столе опять завибрировал драконом гнева.
– Это-то да, так во всех материалах дела, – согласно кивнул Марципанников. – Чистый суицид.
– И с какого хера вы решили, что можете ко мне домой по такому случаю вломиться?! – перешёл в наступление Пашка, снова почувствовав в ослабевших ногах силу и даже почти вскочивший навстречу противникам.
– А с такого, что у тебя единственного уже открылась корректировка масштабная, с адаптацией восприятия, – объявил Васин. – И ты мог любому человеку нажать хоть бы и нож историку в горло всадить, а потом исправить восприятие этого факта на суицид. И все везде стали бы считать и видеть, что наш историк сам повесился!
Пашка приоткрыл рот и глаза выпучил. Он переводил ставший квадратным взгляд с одного серьёзного, хмурого лица на другое и не мог поверить в происходящее толком. Они что? Они всерьёз? Да как они вообще смеют?!