– Валеска, – повторил он, придя в восторг от такой фамилии и размышляя, откуда она могла появиться. – Вы – мой добрый ангел, хотя и темнокожий. У моей жены руки такие же, как и у вас. Позвольте… – Он склонился и поцеловал высокий, без морщин лоб под шапкой седых волос.
Она рассмеялась все так же раскатисто.
– Насчет ангела и рук вашей жены не знаю, но что черная, так уж это точно, – сказала она и направилась к себе на кухню.
Деймон сурово огляделся, как бы запрещая взглядом другим клиентам приходить ему на помощь. Мужчины правильно восприняли сигнал. Они отвели глаза и обратились к своим напиткам. «Меньше всего, – думал он, злобно глядя в затылки пьющих, – мне нужны сейчас ваши насмешки или сочувствие старику, который нарушил неписаный кодекс города Нью-Йорка и вмешался в потасовку: темнокожая леди благородно окрестила ее спором молодых». Деймон обратил внимание на то, что посетители, стоявшие рядом с ним, инстинктивно очистили место. Деймон поднялся и довольно устойчивой походкой направился к стойке бара, где еще стояла его выпивка и лежала открытая и теперь залитая кровью записная книжка. Он увидел, что во время скандала к его стакану никто не прикоснулся, но лед успел растаять, и первый глоток виски показался на вкус талой водой.
– Бармен, – сказал он твердым голосом, – еще одну порцию, пожалуйста.
Бармен, казалось, забеспокоился.
– Вы в этом уверены, мистер? – спросил он. – У вас ведь может быть сотрясение или еще что.
– Порцию «Блэк энд уайт», – уточнил Деймон. – Если вас не затруднит.
– Что же, это ваша голова, мистер, – пожал плечами бармен, отмерил порцию виски, положил в чистый стакан лед и подал Деймону маленькую бутылочку содовой.
Роджер пил виски медленно, чувствуя, как возвращаются силы. «Инъекция алкоголя спасает жизнь, – подумал он, – держа стакан в руке. Возможно, теперь мне следует напиваться каждый день». Он вытер носовым платком кровь со страниц записной книжки, и имена Махендорфа, Мелани Дил и Эйзнера чуть заметно проступили через бурые пятна. Когда Деймон попросил счет, бармен ответил:
– Заведение платит, мистер.
– Как вам будет угодно, сэр, – согласился Деймон.
– Благодарю.
Он твердой походкой направился к двери, чувствуя на спине косые взгляды посетителей, которые с неодобрением взирали на его пиджак и воротник рубашки, покрытые пятнами засохшей крови.
Прежде чем ему удалось поймать такси, прошло много времени. Стоя на краю тротуара и лениво помахивая рукой, он увидел, как через улицу перебегает, ловко увертываясь от машин, мальчишка лет двенадцати. На руке у него была перчатка для игры в бейсбол. Деймон вспомнил фотографию, которую сделал отец, когда он, Деймон (в возрасте этого мальчугана), вернулся домой после игры и вдруг ощутил запах только что подстриженной травы бейсбольного поля. Крепкий и ловкий мальчишка, бесшабашно ухмыляясь, бежал с непокрытой головой. У него были темные волосы, и он поразительно напоминал Деймону его самого в детстве, когда он был в таком же возрасте. На какой-то миг ему даже почудилось, что фотография ожила, и он рванулся, чтобы выдернуть парня из-под колес ревущего клаксоном такси. Но в тот же момент мальчишка благополучно выскочил на тротуар, повернулся и показал нос водителю. «А ведь меня только что могли убить», – в замешательстве подумал Деймон. Он потряс головой, чтобы отогнать от себя видение юной нахальной рожи, которая напомнила ему детство.
Он с облегчением увидел, что Шейлы дома нет. Иногда она приходила днем из школы, чтобы приготовить ленч. Значит, прежде чем жена его увидит, он успеет переодеться.
Деймон прошел в ванную и внимательно изучил свою физиономию. Ему показалось, что через обветренную, грубую кожу пробивается какая-то зелень, а под глазами появились странные тени.
Он опять вспомнил мальчика с бейсбольной перчаткой, увернувшегося от такси. Войдя в гостиную, Роджер стал искать альбом со старыми фотографиями, которых не видел уже много лет. У них с Шейлой даже не было фотоаппарата, а когда друзья делали снимки, он выходил из себя при виде тех следов, которые оставили на его лице прожитые годы. Получив такую фотографию, он говорил «спасибо» и тут же ее рвал. Старение – достаточно печальный процесс, чтобы год за годом еще следить за тем, как идет деградация.
Он нашел альбом под пачкой старых журналов «Нью-йоркер» с заметками и комментариями, элегантной прозой, тонкой, точной беллетристикой, почтительными биографиями, остроумными карикатурами, обзорами книг и пьес, давным-давно оказавшихся в забвении. Деймон никогда не возвращался в прошлое, не перечитывал этих журналов и сомневался в том, что когда-либо это сделает. Тем не менее он хранил их в аккуратно сложенных пачках на нижней полке длинного стеллажа, до отказа забитого печатной продукцией. Не исключено, что он просто боялся перечитывать свои любимые эссе и рассказы. Эти творения могли напомнить ему о более счастливых днях, об ушедших друзьях, о давным-давно исчезнувших интеллигентных и на удивление сердечных редакторах журнала, которым он вручал труды своих клиентов.
Деймон с любовью и сожалением погладил плотную пачку журналов и извлек альбом из его могилы. Десятидюймовая стопка казалась ему памятником тяжкому труду, успехам и поражениям – памятником жалким потугам к бессмертию.
– Я вышла замуж за коллекционера макулатуры, – заявила как-то Шейла. – В один прекрасный день, когда ты будешь на работе, я сюда тайно проникну и выброшу весь этот мусор, пока бумажная гора макулатуры не погребла нас под собой.
Он сдул пыль с переплета и, усевшись за стол поближе к окну, туда, где светлее, открыл альбом.
Найти фотографию, на которой он был двенадцатилетним мальчишкой, оказалось нелегко. Он складывал снимки в альбом как придется, опустошая большие конверты, где они хранились в полном беспорядке. В то время Деймон только что выписался из больницы, гипс с ноги пока не сняли, и он был прикован к дому. Они с Шейлой еще не поженились, и Роджер пытался навести перед свадьбой порядок в своем жилище. Это было более двадцати лет назад, и, насколько он помнил, с тех пор в альбом заглядывать ему не доводилось.
Он быстро листал ломкие, растрескавшиеся страницы. На них были фотографии отца, мускулистого и с ребячьим выражением лица, матери, с коротко подстриженными и перевязанными лентой волосами в стиле двадцатых годов, Мориса Фицджеральда и его самого, стоявших у фальшборта корабля. Фицджеральд широко улыбался и выглядел весьма эффектно, несмотря на матросские штаны из грубой ткани и бушлат. «На дне морском. – Деймон вспомнил горький тон, каким Фицджеральд произнес эту строку, после того как затонуло судно из их конвоя. – Мы – скорлупки. Если в нас попадет торпеда, ты мне об этом не говори».
Деймон перебросил несколько страниц и остановился на фотографии Шейлы, сделанной в солнечный день на пляже Джонс-Бич. Шейла в обтягивающем купальнике выглядела просто великолепно. Деймон вздохнул и надолго задержал взгляд на этом снимке. Перевернув наконец страницу, он увидел ту самую фотографию, которую искал.
Роджер внимательно изучил снимок. Бейсбольная перчатка на его руке была маленькой – в отличие от теперешних больших плетеных рукавиц, – но в остальном мальчик на фотографии вполне мог бы быть близнецом того мальчишки, которого он видел на Шестой авеню.
Он задумчиво уставился в окно, спрашивая себя, действительно ли видел мальчика, или это был лишь мираж – шутка, которую сыграла с ним память после удара по голове. Бармен предупреждал, что последняя порция может Деймону навредить, и, видимо, оказался прав. Он закрыл альбом, поднялся, подошел к полке и сунул его под стопку журналов. Пусть прошлое хотя бы на время будет похоронено под грудой печатных слов.
Он вернулся в спальню и переоделся. Затем спустился по лестнице и затолкал окровавленные рубашку и галстук в бачок для мусора. Покончив с этим, он отнес пиджак и брюки в чистку. Деймон решил не рассказывать Шейле о драке в баре. О пластыре на лбу можно сказать, что, поднимаясь со стула в офисе, он ударился о настольную лампу и что лоб ему починила мисс Уолтон.
Вернувшись домой, Деймон вдруг понял, что голоден, и заглянул в холодильник, желая выяснить, не найдется ли там чего-нибудь перекусить. Однако он тут же решил, что неразумно оставлять свидетельство своего появления дома в середине рабочего дня – ведь ничего подобного он раньше не делал. Деймон пришел к выводу, что впредь станет делиться с Шейлой информацией лишь в тех случаях, когда этого нельзя будет избежать.
Когда Деймон уже собрался уходить, кто-то постучал в дверь. Ни один из тех, кто был знаком с образом их жизни, не мог предположить, что в это время кто-то из них находится дома. Деймон на мгновение замер, а затем, на цыпочках прокравшись к камину, взял кочергу со стойки с печной утварью. Вновь послышался стук, за которым тут же последовал звонок. Трезвон не прекращался, как будто тот, кто стоял за дверью, навалился на кнопку.
Держа кочергу в руках с таким видом, будто только что чистил камин и по рассеянности забыл вернуть ее на место, он крикнул:
– Иду!
Открыв дверь, он увидел перед собой крупного мужчину в рабочем комбинезоне.
– Простите за беспокойство, мистер Деймон, – сказал мужчина, – но домовладелец говорит, ваша жена заявила о неисправности домофона на входной двери.
– Ах да, конечно, – произнес Деймон, по-прежнему крепко удерживая кочергу.
– Мы с напарником поработали, и я хотел проверить, все ли в порядке, – объяснил мужчина. – Вы позволите мне войти?
– Входите, – ответил Деймон и сделал шаг назад, преграждая вход в гостиную. – Кнопка и микрофон рядом с дверью.
Мужчина кивнул, надавил на кнопку и щелкнул выключателем домофона.
– Да? – раздался из динамика мужской голос, который слегка подвывал и вибрировал. Так обычно звучат голоса злодеев в фильмах ужасов.
– Я в квартире Деймона, приятель, – объявил электрик. – Ты меня нормально слышишь?
– «Роджер!» – ответил голос, что на языке радистов означает: «Вас понял. Прием».