– Имя Шултер тебе что-нибудь говорит? – спросил Деймон.
Вайнштейн, казалось, был удивлен.
– Я слышал о нем. Время от времени мы получали от него ориентировки. Отдел расследований убийств полиции Нью-Йорка.
– Что можешь о нем сказать?
– Какие, к дьяволу, у тебя могут быть контакты с сыщиком из отдела убийств?
– Это длинная история, – вздохнул Деймон.
– У нас впереди целый день. По крайней мере у меня.
Во взгляде Вайнштейна появилась жесткость, и на какой-то миг Деймон увидел перед собой одновременно артиллерийского сержанта из корпуса морской пехоты и детектива из большого города. Он понял, что Манфред Вайнштейн способен стать весьма неприятным человеком на то время, когда ведет расследование.
– Ну ладно… – сказал Деймон. – Все началось с телефонного звонка.
Он рассказал обо всем. Об угрозе Заловски, сообщении на автоответчике, разговорах с Шултером, о списках, которые Деймон составлял, и о своих снах. Не забыл Роджер поведать и о том, как встретил на улице умершего много лет назад человека, и о мальчишке с бейсбольной перчаткой с Шестой авеню, и о таком же мальчике, отъехавшем на велосипеде от дома, где родился сам Роджер. И оба эти мальчика так походят на него в детстве. Вайнштейн напряженно слушал. Он не сводил глаз с лица Деймона, как бы пытаясь отыскать ключ к решению загадки. Возникало ощущение, что, несмотря на физическое различие, психологически эти два человека имеют много общего. Французы называют это «ла деформасьон деметье», вспомнил Деймон. Оказывается, он знал язык лучше, чем думал.
– В конечном итоге моя жена и я решили, что люди, которых можно подозревать, угрозы не представляют. Один из них, возможно, не любит меня так, что у него возникло желание досадить мне. Не более того. Список недругов я Шултеру составил, но если хочешь знать правду, Манфред, – Деймон понимал, что начал повторяться, – то угроза исходит не от них. – С таким же успехом я мог выбрать наугад имена из телефонной книги. Будь сейчас не двадцатый век, я обратился бы к Папе за разрешением изгнать из меня демона. Демон – Деймон… Очень близко, разве не так?
– А что тебе нутро подсказывает? – спросил Манфред. – Я бы к нему на твоем месте прислушался.
Деймон не знал, что сказать. Подумав о своих снах и дневных видениях, он неуверенно произнес:
– У меня такое чувство, что где-то бродит вполне реальный человек, который хочет меня убить.
– В этом я не сомневаюсь. Я хочу знать, как ты намерен разбираться с ситуацией, когда вернешься в Нью-Йорк.
– Я принял решение. Если он позвонит еще раз, то я отправлюсь на встречу с ним. Когда бы это ни случилось. Ночью, днем… Хочу покончить с этим делом раз и навсегда.
– Ты сказал об этом Шултеру?
– Еще нет.
– Собираешься сказать?
– Да.
– Хочешь знать, что он тебе ответит? – В голосе Вайнштейна прозвучала жесткая нотка. – Шултер скажет тебе то, что я скажу сейчас: ты сошел с ума. Кем бы ни оказался этот парень, он будет вооружен. Наверняка он полный псих. Тебе повезет, если он, просто умыкнув тебя и где-нибудь спрятав, станет ждать выкупа. Если, конечно, он все затеял ради денег. Не знаю, чем ты занимался и что читал в последнее время, но разве тебе не известно, что люди по всей Америке пыряют друг друга ножами и стреляют за доллар, за место для парковки, за пачку сигарет или за то, что кто-то родился с белой кожей, а кто-то – с черной?…
– Так или иначе, Манфред, но с этим надо кончать, – сказал Деймон. – Все это сводит меня с ума. Временами мне кажется, что я обитаю в доме, населенном призраками, что какой-то колдун, насылая проклятие, вонзает иглы в куклу, и эта кукла – я.
Вайнштейн встал и налил кофе Деймону и только потом себе. Поставив кофейник на плиту, он помешал сахар, и позвякивание ложки о край кружки было единственным звуком, нарушавшим тишину пустого дома. Он поднял голову и задумчиво посмотрел в потолок, как бы надеясь прочитать там ответ на сложную задачку. Он потер щеку, и вчерашняя щетина от прикосновения с ладонью издала шуршащий звук.
Деймон молча смотрел на него, начиная жалеть о том, что вышел из машины и взвалил на плечи вновь обретенного старого друга свои проблемы. Но одновременно он испытывал облегчение, поделившись тревогами с человеком, который искренне озабочен его безопасностью, тем более что он посвятил свою жизнь охоте на преступников. Вайнштейн заговорил резко, не терпящим возражения голосом.
– Невозможно, – сказал он. – Категорически нельзя допустить, чтобы ты встречался с этим типом, кем бы он ни был, один на один. Мы сделаем вот что. Отправимся в Нью-Йорк вместе, и я буду рядом с тобой. Денно и нощно.
– Но… – начал было протестовать Деймон.
– Никаких «но»!
– Однако могут пройти недели или даже месяцы, прежде чем он снова позвонит. Может, он вообще больше не объявится. Я не имею права вытаскивать тебя из дома, подвергать опасности…
– Времени у меня сколько угодно, – прервал его Вайнштейн.
– У меня крошечная квартирка. Мы с Шейлой спим на двуспальной кровати. Ты сможешь расположиться лишь на кушетке в маленькой комнате, которую я иногда использую для работы…
– Мне доводилось спать и в худших условиях. Так или иначе, но я перед тобой в долгу за те долгие часы, которые ты потратил зря, подавая мне низкие мячи.
– Тот еще долг, – саркастически заметил Деймон. – У тебя не было шансов погибнуть, даже если бы я запустил мяч не туда, куда надо.
– Пей кофе, – сказал Манфред. – Пока он окончательно не остыл. – Он отпил из кружки и продолжил: – Здесь мне заняться абсолютно нечем. И мне очень по душе идея убрать с улиц еще одного сукиного сына. – Вайнштейн захохотал, как счастливый ребенок. – Это доставит мне радость. А на тот случай, если парень станет чинить неприятности, со мной будет пистолет. – И, словно предвкушая особое удовольствие, он зловеще ухмыльнулся. – Пожалуй, настало время оторвать мою старую задницу от скамейки. Я уже чувствую себя гораздо моложе. А ты, пожалуй, позвони жене и сообщи, что в вашем доме появится гость. И кроме того, мне пора познакомиться с этой леди.
– Хорошо, хорошо, – сказал Деймон. – Если ты действительно настроен поступить как последний дурак, то я тебе благодарен.
– Когда ты намерен возвращаться? – спросил Вайнштейн. – У тебя еще есть дела в этом городе?
– Нет. Я сделал все, что хотел. – Он вспомнил белые лилии на могилах. – Я просто обозревал город, когда вдруг заметил тебя.
– Премного благодарен, хотя благодарить-то тебя не за что, – улыбнулся Вайнштейн. – Мне остается только побриться, приодеться, чтобы сойти за джентльмена, и смазать пистолет. Ты уже расплатился в отеле?
– Нет.
– Вернешься через час, я буду готов. Ты уверен, что сможешь снова отыскать дорогу к моему дому?
– Если я заблужусь, то спрошу, как к тебе проехать, Манни, – с улыбкой ответил Деймон.
Вайнштейн еще в юности дал всем ясно понять, что никто не смеет называть его Манни. Даже Деймон называл его так всего несколько раз. Это случалось, когда он злился на друга или когда хотел задеть его.
– А ты и в самом деле считаешь, что тебе необходим револьвер?
– Здесь тебе не Англия, Роджер. В Соединенных Штатах, мать ее растак, Америки копы не расстаются с оружием. Если они хотя бы на двадцать четыре часа оставят свои пушки дома, то во всех городах этой благословенной страны случится Варфоломеевская ночь.
– Тебе приходилось убивать? – спросил Деймон и тут же пожалел, что задал этот вопрос.
– Я служил в морской пехоте. Мы там не в пинг-понг играли, – ответил Манфред, подняв брови и явно забавляясь растерянностью друга.
– Я хочу сказать – в мирной жизни…
– Для копов мирной жизни не существует. В мирной, как ты выражаешься, жизни я прикончил двоих. И они этого вполне заслуживали. За каждого из подонков я получил по медали. Не волнуйся. Без необходимости я палить не стану. И постараюсь нанести как можно меньший ущерб.
– Знаешь ли ты, престарелый ближний стоппер, чему я рад больше всего? – спросил Деймон и тут же ответил: – Тому, что ты играешь за меня.
Он встал из-за стола. Вайнштейн последовал его примеру.
– Послушай, Манфред, есть еще кое-что, о чем мне следовало бы спросить раньше, – сказал Деймон.
– О чем? – поинтересовался Вайнштейн, подозрительно глядя на друга.
– Как Элси?
– Она умерла, – небрежно обронил Вайнштейн. – Она сменила религию, вступила в секту «Христианская наука», перестала обращаться к врачам и шестнадцать лет назад благополучно скончалась. Вопросы имеются? – резко спросил он.
– Нет. – Еще один сон, подумал Деймон, еще одна тень присоединилась к процессии призраков. Но от вопроса он все же удержаться не смог: – Ей удалось побывать в Европе?
– Нет. В Бостоне она вышла замуж за кусок дерьма. На любой работе он не задерживался больше двух недель, и ей пришлось его содержать. Он был полоумным писателем и беспрестанно вопил по поводу своего атеизма, издеваясь над евреями за то, что те, как он говорил, напустили чуму христианства на мир – его мир. Я несколько раз намеревался хорошенько вздуть сукина сына, но сестра каждый раз удерживала. Думаю, она из-за него и вступила в секту. Говнюк еще жив. Такое вот везение. Когда я в последний раз слышал о нем, он занимался организацией вонючих «встреч по интересам». Собирается компания, и все в кромешной тьме трахают друг друга, дабы обрести истину. Вот до чего опускаются люди, перестав верить в Бога. Как у тебя с верой, Роджер?
– Пятьдесят на пятьдесят.
– Это лучше, чем ноль-ноль, – сказал Вайнштейн. – Если бы мне пришлось менять религию, то я стал бы католиком. Они прощают грешников. Думаю, что мы могли бы это у них позаимствовать. Я до посинения втолковывал Элси, что если она твердо решила порвать с иудеями, то пусть идет к католическим попам. Там по крайней мере есть стиль и ритуалы. За ними уходящая в глубину веков история. И музыка в их храмах получше. – Он горько рассмеялся и спросил: – Почему вы тогда расплевались?