Я не могла видеть, где разместилась дагестанская группа, но знала, что они тоже приехали сюда. В этом отеле шестьсот мест. Считается, что паломники, прибывшие сюда, заплатили за свои путешествия гораздо больше, чем все остальные. Поэтому мы можем переспать в отеле, под крышей, с комфортом. Тогда как миллионы людей будут ночевать прямо под открытым небом или в многочисленных палатках.
Завтра мы должны будем подняться очень рано и сразу отправиться в обход вокруг Каабы. Главная святыня ислама расположена во дворе большой мечети Масджид аль-Харам. Все расписано по минутам. Опоздавшие не смогут войти туда без своей группы. Все-таки миллионы паломников завтра одновременно начнут ритуал хаджа.
Есть страшная статистика. В восемьдесят седьмом году погибли больше четырехсот паломников-шиитов. Их столкновение с полицией произошло во время демонстрации, устроенной в пользу Ирана.
Через три года погибли сразу полторы тысячи паломников. Они задохнулись в давке в пешеходном туннеле, ведущем из мечети Масджид аль-Харам в палаточный городок Мина.
В девяносто седьмом году случился пожар. Он унес жизни примерно четырехсот человек, и еще полторы тысячи были ранены.
В последние годы сотни людей гибнут во время ритуала побития шайтана. Люди в давке спешат бросить свои камни, не рассчитывают свои силы и падают под ноги других напирающих паломников. В две тысячи четвертом году погибли около трехсот человек, в шестом – примерно четыреста.
Теперь во время хаджа власти Саудовской Аравии выставляют дополнительно тысячи полицейских и добровольцев, чтобы избежать подобных трагедий. И вот уже десять лет – тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! – не случается никаких бед.
Я приняла душ и почувствовала себя почти счастливой. Потом в ванную комнату пошла Тамара-ханум. Я взяла свой телефон, чтобы позвонить сперва Расулу, а потом и домой, в Баку, узнать, как дела у мамы с дочкой. Тут он неожиданно заработал.
Я приложила аппарат к уху и услышала хорошо знакомый голос Микаила Алиевича. Это меня удивило. Полковник должен понимать, что нельзя звонить по этому номеру.
Я подумала так и тут же себя одернула. Он все знает гораздо лучше меня. Раз позвонил, значит, так нужно.
– Слушаю вас.
– Как вы долетели? – спросил Кафаров.
– Спасибо, хорошо.
– У нас тоже все в порядке, – проговорил он глухим голосом. – Хотя наш родственник Талыбов недавно заболел и пока так и не поправился. Он и сейчас чувствует себя плохо.
Это уже сигнал. Талыбов – тот самый человек, который погиб. Почему он чувствует себя плохо?
– Что с ним случилось?
– Где-то подхватил инфекцию. Хорошо, что он не пьет, как и положено настоящему мусульманину.
Так. Это уже совсем интересно. Талыбов погиб за рулем и был сильно пьян. Я помню протокол вскрытия. Что еще хочет сообщить Микаил Алиевич? Он ведь наверняка понимает, что все наши разговоры могут прослушиваться.
– А его турецкого родственника мы нигде не можем найти, – проговорил Кафаров, и я поняла, кого он имел в виду. – Поэтому думаем, что болезнь Талыбова может затянуться и вызвать осложнения. Мы очень беспокоимся за его дагестанского друга, здоровье которого тоже под угрозой. Именно потому, что никак не разыщем их общего турецкого друга, чтобы уточнить, куда они вместе ездили, где именно могли заразиться.
Мне все было ясно. Неджад Мехмед исчез, и его пока не нашли. А с Джамаловым у нас могут быть неприятности.
– Может, надо вызвать врача? Пусть он сделает уколы его дагестанскому другу, – проговорила я.
Это означало, что я предлагаю сдать Джамалова саудовской полиции или службе безопасности. И пусть они сами с ним разбираются.
– Нет, – возразил Кафаров. – Врач может не разобраться. А других товарищей там нет.
– По-моему, есть. Одного из них зовут Эльмурза Хасанов. Может, вы его поищете? – Полковник должен понять, что я предлагаю проверить досье этого человека.
– Обязательно, – заявил мой непосредственный начальник. – Только будь осторожна. Сама не заболей. И учти, что мы беспокоимся за нашего турецкого знакомого. Похоже, что он уехал довольно давно, еще до того, как заболел Талыбов.
Он сбежал до аварии. То есть все было спланировано. Спасибо, что вы меня предупредили Микаил Алиевич! Я постараюсь все проверить сама.
– Мы не знаем, чем он заболел и какие лекарства нужны, – проговорил Кафаров. – Поэтому будь очень осторожна. Постарайся не захворать.
– Я вас поняла. Спасибо за ваш звонок. До свидания.
– До свидания. – Мой собеседник отключился.
Я положила телефон на кровать рядом с собой и задумалась. Неджад Мехмед сбежал, а авария, в которую угодил Талыбов, была подстроена. Он не мог быть пьяным, об этом полковник сказал мне почти открытым текстом. Сейчас они будут проверять Эльмурзу, а мне нужно быть осторожной и не выдавать себя при этом Джамалове. Интересно, в каком он номере, если живет в нашем отеле?
Я поднялась с кровати, набросила платок, взяла с собой телефон, вышла из номера, осторожно закрыла дверь и спустилась к портье. Это, конечно же, мужчина с подстриженной бородкой и усами.
Он внимательно посмотрел на меня и спросил на хорошем английском:
– Я могу вам чем-то помочь?
– Да. В вашем отеле живут мой брат и муж моей сестры, – сообщила я ему. – Вы можете сказать, в каких номерах они разместились?
– Ваш родной брат? – уточнил этот ревнитель нравственности.
– Я не могу совершать хадж со своим двоюродным братом, – почти гневно проговорила я. – Вы обязаны это знать.
– Извините, – сразу забормотал он. – Конечно, я все понимаю. Как фамилия вашего брата?
– Алиев. Расул Алиев.
– Он в двести четырнадцатом номере, – сообщил мне портье. – Кто еще, вы сказали, сюда приехал?
– Муж моей сестры. Его фамилия Джамалов.
– Да, конечно. Триста двадцатый номер. Что-нибудь еще?
– Нет. Вы не скажете, с какого часа у вас завтраки?
– С четырех утра. Уже в пять первые паломники идут в мечеть, – сообщил портье. – Но ваши группы выходят позже, в шесть часов.
– Спасибо. Я помню об этом. – Я медленно повернулась, пошла к лифту, потом возвратилась к портье и спросила: – Джамалов остановился не с Хасановым? Дело в том, что этот Хасанов – муж моей третьей сестры, которой сейчас нет с нами.
Кажется, портье начинал понимать, что я переборщила. Столько сестер и мужей в одной группе – это явный перебор.
– Третьей сестры здесь нет? – уточнил он.
– Она не смогла с нами поехать, но поручила нашим мужьям помогать ее супругу, – почти искренне солгала я.
Он наклонился, поискал фамилию, затем удивленно поднял голову и сообщил:
– У нас четверо Хасановых.
– Его зовут Эльмурза, – пояснила я.
Портье опять полез в списки и наконец-то нашел, в каком номере остановился Эльмурза. Он жил совсем на другом этаже.
Ладно, хотя бы так. Хорошо, что они не вместе с Джамаловым. Иначе мне пришлось бы дежурить у их дверей, пытаясь услышать, о чем они могут говорить.
С другой стороны, это плохо. Если они связаны, то, как умные люди, не должны были оставаться вместе, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Вот и думай, что тут лучше или хуже.
Я повернулась и едва не столкнулась с хаджи Рахманом, который тоже подходил к стойке портье. У него благородное лицо, внимательный, умный взгляд. Смотришь на такого человека и начинаешь верить, что еще есть истинно верующие люди, для которых существуют понятия «грех» и «совесть». Сейчас ведь почти никто не вспоминает о подобных вещах. Кому сегодня нужна совесть, кого волнуют грехи, свои и чужие?
– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я с ним.
– Ассалам алейкум, – ответил он, улыбаясь.
У него в руках красивые четки из белых камней. Он подошел к портье.
Я шагала к лифту и услышала его негромкий вопрос:
– В каком номере остановился Эльмурза Хасанов?
Портье явно смутился.
Почему этот проклятый лифт спускается так медленно? Я стояла к ним спиной, и у меня возникло такое ощущение, что мужчина, устроившийся за стойкой, сейчас проткнет своим взглядом мою спину.
– Извините, почему вы о нем спрашиваете? – осведомился портье. – Он и ваш родственник?
По-английски хаджи Рахман говорил плохо, но, похоже, все понимал.
– Нет, – сказал он. – Не родственник. Я руководитель группы, и мне нужно точно знать, в каких номерах проживают мои люди.
– Мы послали списки каждому руководителю группы, – недоумевал портье. – Но почему вас всех интересует именно господин Хасанов?
Наконец кабина лифта остановилась и дверцы открылись.
– Его кто-то еще спрашивал? – удивился хаджи Рахман.
– Вот эта молодая дама. Господин Эльмурза Хасанов – муж ее сестры, – заявил портье, показывая на закрывающиеся створки.
Я успела вбежать в кабину и нажать кнопку. Хаджи Рахман обернулся как раз в тот момент, когда створки сомкнулись.
Я поднималась на свой этаж и думала, что очень даже вовремя успела забежать в кабинку лифта. Иначе мне пришлось бы объясняться с хаджи, а я совсем не хотела этого делать. Он наверняка поинтересуется, почему меня так волнуют паломники из его группы. Нет, я больше не буду ничего выяснять. Завтра у нас сперва посещение мечети, потом обход вокруг Каабы и весь следующий ритуал, который я обязана совершить.
Но сначала я все-таки поднимусь на третий этаж. Хотя Кафаров меня предупредил, но я считаю, что нужно проверить все до конца.
Я поднялась на третий этаж, подошла к триста двадцатому номеру и прислушалась. Оттуда доносился мужской хохот. Видимо, их там четверо. Все дружно смеются.
Ну почему я женщина?! Как я могу за ними наблюдать, если не имею возможности познакомиться или войти в их комнату? Все это совершенно неправильно. Почему Кафаров решил, что будет лучше, если в такую поездку поедет женщина? У меня на эту тему сложилось совершенно другое мнение.
Я так думала, еще не зная, что произойдет уже через полчаса. Тогда я наконец-то пойму, от какой опасности меня пытался уберечь Микаил Алиевич, и вообще догадаюсь, почему в паломничество послали именно женщину.