За это время я прошел много, считай, от Днепра будет километров с триста, а то и побольше, но вот приблизился ли я хоть чуть-чуть к Наташе? Сколько километров или месяцев (про годы и думать не хочу) осталось до встречи с ней? «Ответ знает только ветер», – мне так отвечал батя, когда я спрашивал у него что-то такое несусветное. Вот и сейчас я получаю тот же ответ…
Дивизию вскоре с передовой убрали, и мы попали в резерв, где и пребывали почти до Нового года. Пополнить – тоже пополнили. В тыл мы уходили с шестью оставшимися в отделении, а сейчас стало десять. Есть куда еще расти, но уже лучше прежнего. И нам, рядовым бойцам, легче – реже в наряд попадаешь. Так что мы отдохнули, отъелись, отогрелись, а затем пришла пора наступать.
Слухи поползли ближе к середине месяца, что вот и нам скоро, а не только под Москвой или под Ростовом, вперед идти. И политрук провел политзанятие о том, что нас ждут Курск и Белгород и пора освободить эти города от фашистских захватчиков. 28 декабря все и началось. Но наступление получилось какое-то непонятное, если не сказать больше. Авиации своей мы практически не видели (собственно, к этому можно было уже привыкнуть, но надо бы к наступлению что-то показать), нашу артиллерию пополнение явно обошло – даже в первый день гром ее на слух был жидковат. Оттого и продвижение пошло медленно и тяжело. Выходившие из боя раненые говорили, что немцы за это время хорошо врылись в землю. Сидят они в хорошо укрепленных селах и на высотах, а промежутки между ними простреливают огнем, ну и из глубины работает артиллерия, особенно когда прижатые пулеметами цепи залягут. Наша же артиллерия ни их огонь подавить не может, ни разбить пулеметы в домах и на колокольнях.
Дивизию бросили в бой, но тоже как-то непонятно. То в атаку бросили отдельно наш полк, мы взяли хутор Зеленый и еще какую-то деревеньку. Потом нас обратно оттянули. Через некоторое время пошел в бой 59-й полк[14], но неудачно. Его отвели назад, на место полка стали мы и атаковали – с тем же результатом. Хорошо, что зимний день короток, и до темноты мы не все померзли в поле. Хотя еще часа два, и явно бы обморозился – перекрестный огонь слева и справа такой, что головы не поднять. Очереди пулеметов идут настолько низко, что кажется, будто волосы от пролетающих пуль шевелятся. Это, конечно, нервное, но именно так ощущалось, хотя понятно, что неправильно. Спасибо еще, что минометы немецкие молчали, а то был бы всем со святыми упокой.
А через день это село взяли, и не грудью, а обходом, с другой стороны. Потом снова нас выдернули. К Новому году мы, наверное, километров на десять продвинулись и заняли вряд ли больше шести сел и хуторов, если судить по рассказам. В Новый год тоже наступали. Впрочем, народ к этому празднику особо ничего не питал. Это в наши дни люди оба новогодних праздника отмечают, а с тех пор, как устроили такие вот зимние каникулы для всех, так и вообще не знаю, как просыхают после окончания загула. В это же время о нем и говорили мало. Обычно в таком стиле: «Вот год кончается, что нас в следующем ждет?»
В первый день нового года мы опять ходили в атаку и брали село Марьино. Правда, безуспешно, но подошли достаточно близко. Придали батальону две полковые пушки, потому дело пошло чуть веселее. Вот в Марьино немцы сидели до упора и ушли только через три дня. Наш полк обратно вернули в резерв, а я ходил в санчасть личико обрабатывать. Как раз подъехал санный обоз с ранеными, и пока ими медики занимались, мы успели переброситься словами с теми, кто в сознании был. Оказалось, немцы держались упорно, хоть обходили их с обоих флангов, и ушли уже только тогда, когда стало совсем невмоготу.
Что со мной было? Да невовремя из воронки высунулся. Мне близкая очередь вогнала замерзший кусок земли в правую бровь. Мозги не пострадали, но крови было изрядно. Тогда я думал, что надо будет, когда вернусь домой, отращивать брови покустистее, чтобы красоту шрам не портил. Или само хорошо затянется? Иногда раны на лице бывают весьма и весьма, а глядишь, ходит парень после них, как и был, а шрамик нужно специально высматривать: где же он тут находится?
Потом нас таки окончательно вывели в первую линию, и мы несколько раз пытались взять три деревеньки. Взяли только одну. Вроде как все силы были направлены на Обоянь, в нее даже ворвались и частью заняли. Немцы подтянули резервы и остановили наступавших. А потом перешли к отжиманию нас обратно, и это у них получилось. Продвинулись мы недалеко, километров на двадцать, наверное, и отходить пришлось тоже не так сильно. Вернулись на позиции, что и были до наступления.
В конце января была вторая попытка наступления, результата снова почти что не было. Такое вот неброское и неудачное наступление получилось. Хотя в местах с очень знакомыми названиями – Обоянь, Прохоровка, Курск. Да, в следующем году… А кто вспомнит села Бобрышево, Пселец или Нагольное? Или хуторок Черниково? Два раза в него врывались, и только после вечернего удержали. Дворы хоть и деревянные, но попробуй взять. В стенах сараев и домов пропилены амбразуры, вокруг – снежные валы, да еще облитые водой, которая замерзла. Хорошо хоть, под снегом утонули минные поля, потому падаешь на него и не боишься подорваться. Колючку немцы частично из-под снега поднять смогли, ну а эти снежные заборы еще и не перескочишь. В узкие пропиленные амбразуры гранату черта с два закинешь… Дом близок, словно локоть, но не укусишь.
Потом подвезли противотанковую пушку, и мы ее с радостью таскали по улице от домика к домику: два снаряда в окна – и немцам не до смеху. Можно и брать. Пушка с нашей помощью прямо летала, но потом мышцы жутко болели, я на адреналине сразу этого не почуял – еще бы, ура, мы ломим, как писал Александр Сергеевич.
А во время боя и пушку таскал в большой компании, и во дворы врывался. В разбитое окно летит граната, добавляя туда дыму, пламени и шороху, а затем уже и мы. Дым и пыль еще от снаряда не совсем осели, а тут еще граната или две, оттого не видно ни бельмеса, потому ты лишь каким-то шестым чувством ощущаешь, где немец прячется. Те, кто плохо ощутил, получают пулю в упор или даже очередь. Хорошо ощутил – штык входит в немца «до характерного хруста». Насчет хруста – это такой невеселый черный юмор, хотя и он бывает, когда попадешь в район ребер. Нас-то учили колоть пониже, но ведь тут не в ростовой стойке на дворе, поэтому попадаешь где придется и как получится… И не один раз, а несколько, если не застрянет острие в пришельце с запада. Оттого-то и говорили товарищи сержанты Волынцев и Веремейко, чтоб кололи «ниже сисек», тогда не будет застревать.
Мне отчего-то показалось, что гранаты при взрыве дают сейчас больше дыма, чем я помнил по 11-й дивизии. Может быть, это и не ошибка, потому как могли после начала войны чем-то худшим по качеству гранаты начинять.
Вот такая была операция, не очень удачная и не очень известная. Зато наводящая на мысли: а сколько солдат полвойны отвоевало, участвуя в таких вот малоизвестных операциях, которые, наверное, только в энциклопедиях и есть? И сколько там в них погибло «в безымянном болоте, в пятой роте, на левом»? Потом живые вернулись с войны и не рассказывали про то, сколько воевали за крохотный городок Велиж, вплоть до ведения подкопов, как во времена Ивана Грозного, и подрыва мин в них… Ну и понятно, что вслед за этим я сам подумал.
Как я относился к своим противникам, то есть к немцам? Они у меня… Вот сейчас употреблю шибко ученое слово – не персонифицировались. И не только тогда, когда мне на голову падали снаряды с их стороны, и сложно сказать, кто это там стреляет и откуда. Я их видел и вблизи, и совсем в упор, и мертвыми, и живыми. Наиболее точное отношение к ним – как к песчаной буре. Иногда принимающей какие-то образы, а иногда выглядящей как поток песка в глаза. Помните фильм «Мумия-2»? Там было войско царя Скорпионов, или Анубиса, то есть песок иногда приобретал форму подобия этого бога и пытался убивать людей каким-то оружием, иногда просто летел черной массой. Убьешь его – рассыпался на отдельные песчинки. Вот какое-то такое опасное и безликое скопление врагов. Подземные чудовища, которых нужно отправить обратно под землю, к Анубису. Но что именно будет происходить с ними под землей – какая разница!
Закончилась суровая и снежная зима, теперь следовало ожидать жаркого лета. Как-никак, это уже зона такого климата, когда зима холодная и снежная, а лето жаркое и чаще сухое. Но в любом смысле слова все будет правдой – лето сорок второго выдалось страшно жарким. И май этого года тоже, хотя больше в переносном смысле, потому как мы в мае только-только начали переходить на летнюю форму одежды. Климат тогда отличался от моего времени.
12 мая мы наступали, приблизительно уже дней шесть, после чего остановились. На сей раз все было организовано получше, немцев мы спихнули, и довольно далеко. Правда, до Белгорода и Харькова осталось еще много километров, но нашу армию извиняет то, что она наступала для обеспечения фланга наступающих соседей, которые в итоге застряли, а затем застряли и мы. И вообще, лучше всех здесь наступали армии, несколько позже сгинувшие в Барвенковском котле от удара немцев в основание нашего выступа. Затем пришла очередь наших соседей, которых постепенно отжали за границу Харьковской области. Наша дивизия в этом наступлении не участвовала, хотя, может, какие-то подразделения из нее брали на помощь ударной группе.
Так что мы слушали орудийный гром и гадали, когда же придет весть о взятии Харькова. Судя по тому, что я раньше читал, фронт достаточно неплохо подготовил операцию, и, собственно, успех под Харьковом больше зависел от того, у кого окажутся крепче нервы, и он выждет подходящий момент для сокрушительного удара. Дело в том, что удар готовили и немцы, но маршал Тимошенко их опередил и успешно начал продвигаться вперед. Южная ударная группа фронта успешно выходила во фланг харьковской группировке и поставила немцев перед выбором – или забирать части и соединения из своей ударной группировки на защиту Харькова (от