Как мы вооружались для штурма? Автомат, запасной диск в подсумке. Гранат обычно три. Противотанковая и две «сталинградки». В городах набирали еще по бутылке с КС. Против танков они уже широко не использовались, а вот устроить пожар в доме с немцами – милое дело. Где мы вот так подпалим, где – огнеметчики. Финка нам полагалась по штату. И разный саперный инструмент, и имущество. Как на себе, так и в повозке, которая взвод сопровождала и в которой лежало все, что может понадобиться. Кошка с веревками – одна на три-четыре человека, щупы – приблизительно на столько же, земленосные мешки, заряды взрывчатки – у каждого плюс еще несколько на взвод помощнее, противотанковые мины, штурмовые лестницы (если нужно, то даже деревянные), ножницы для проволоки, большие лопаты и кирки с ломами, термитные шары… Всего и не упомнишь. И все нужно: ломом пробиваешь отверстие в стенках и перекрытиях под заряд, чтобы проломить их.
Для чего мешки? А для забивки. Есть такая тонкость в подрывном деле. Поясню: если положить кучу шашек под стенку и подорвать, то что произойдет? Взрыв пойдет куда угодно, и туда, куда надо, чтобы разрушить стенку, и для того, чтобы просто сотрясти атмосферу. А нам нужно, чтобы только на стенку. Вот заряд и помещается в ямку, приваливается мешками, чтобы взрыв пошел на стену, а не в противоположную сторону.
Например, дот, в котором я воевал под Кингисеппом. Если подрывать изнутри, то хватит 50 килограммов тола. Если подрывать снаружи, нужно несколько сотен. Вся разница из-за того, что взрыв снаружи работает и на содрогание атмосферы, а не только на разрушение. А внутренний взрыв – только на дело. Вот потому нам и привезли в дот два ящика тола, чтобы при отходе подорвать его, если будет такая нужда.
Да, насчет нагрудника. Ходил я и в нем. Иногда. Их в наличии было на треть состава, потому давали тем, кто в них нуждался. Вот каска была у всех. Нагрудник не очень был удобен, особенно для саперных работ. Защищает-то он грудь и живот, а когда ты разминированием занимаешься, то лежишь на животе. Потому хоть кираса, хоть нет – тебе от осколков и пуль прикрыться нечем. Когда в атаку идешь – другое дело. Винтовочная пуля их пробивала, а вот пуля из немецкого автомата – нет. Даже очередь не брала, как случилось под Дымно. Хотя удар был как от доски по туловищу, удивительно, как только ребра не треснули. Но они уцелели. На кирасе – три вмятины, синяк вполне роскошный, но дышать не больно, неприятно только щупать. А немец? Ну что немец, мундир-то на нем от наших пуль не защищает. Три пули на три пули, только я встал и, ругаясь, пошел, а он – нет.
Обычно штурмовая группа делилась на несколько подгрупп: разведки и разграждения, блокировки и закрепления… И мы могли войти в состав любой. Командир старался нас менять, но это не всегда получалось. В подгруппе разграждения – больше разминирование и при нужде задымление, чтобы немецкие пулеметчики и стрелки нас не увидели. В группе закрепления ставишь мины, прикрывая от контратак немцев. Одноамбразурный дот или дзот – атакуем чаще во фланг, вне амбразуры. Многоамбразурный дот, поскольку амбразуры там везде, атакуется с удобной для нас стороны.
Много там премудростей. Ну и сильно зависит от возможностей. Когда группу поддерживает тяжелая самоходка ИСУ, не всегда нужно подрывать стенки дома. Их можно пробить снарядами. Немцы, когда имели возможность, закладывали окна нижнего этажа кирпичной кладкой или штабелем мешков с землей, оставляя только место под амбразуру. Вот врежется туда шестидюймовый снаряд и вынесет кладку стены под окном и то, чем проем заделан. Хотя бывали очень прочные дома. Видел я, например, домик, который заблаговременно обложили кирпичом, усилив стенку. Ну и некоторые баррикады немцев тоже были не по зубам пушкам ИСУ. Приходилось их подрывать, проделывая проход.
Для штурмов кроме бутылок с КС бригада располагала также мощной огнеметной поддержкой. Сначала это был батальон ранцевых огнеметов, а потом и огнеметно-танковый полк. Ранцевых огнеметчиков называли еще роксистами, от сокращенного названия их оружия – РОКС. Ну, в кино и в интернете их много показывали, так что вы их всех видели. Правда, к их работе я никак привыкнуть не мог. Да, они нас поддерживали, и от их работы дело решалось куда быстрее и с меньшими потерями, но душа моя не переваривала это оружие. Как и его побочные эффекты и запахи. Уж извините, я не пироман и не ощущаю огня, горящего в своей крови, и сродства с ним, как это описывал Джордж Мартин. Так и не забыл своих первых впечатлений от встречи с ним. Но ладно, что роксистам до моих переживаний! Они работают на благо всех, а я потерплю.
Обычно их в каждой группе было несколько расчетов, от двух до отделения. Больше совокупно они не собирались. В их «брандспойте» можно было регулировать длину очереди, либо выпустив всю смесь сразу, либо разделив ее на несколько отдельных выстрелов. Вроде как пять, но в этом я не совсем уверен. Я к ним не подходил и не разговаривал об их оружии, оттого могу ошибаться.
Еще они практиковали такой фокус: сначала обливали объект, не поджигая смесь, а потом сосед-огнеметчик поджигал облитое сооружение своей горящей струей. Удар струи вышибал оконные стекла, а человека просто сшибал с ног, и это даже без учета действия огня. Ну, правильно, смесь же выбрасывается каким-то сжатым газом, и чтобы она через улицу перелетела, нужно ей какую-то энергию придать. А что за газ? Не знаю, газ и газ. Да, как они расстреливали содержимое своих баллонов, то уходили назад, на пункт обмена, где им выдавался заправленный огнемет.
У огнеметных тридцатьчетверок огнемет стоял в лобовом листе вместо пулемета. Для этого выход ствола пулемета видоизменили, но если издали смотреть, то разницы особой можно и не заметить. Вот перезарядка танка с огнеметом была подольше, часов пять. Танк уходил и там заправлялся. А мы ждали – танков огнеметных в бригаде немного, запасного могли и не дать. Или наступали без поддержки огнеметных танков. Должен сказать, не все такие танки вообще видели, но как-то справлялись и без них.
Как я уже говорил, в сорок четвертом году штурмовые бригады уже должны были работать в общем хоре, выполняя всестороннее обеспечение прорывов немецкой обороны, по большей части так и было. Но случались и старые песни, и нас ставили в оборону с чем есть, то бишь даже без станковых пулеметов. Вот так и ставили, вместо стрелков. А чтобы не было так мучительно больно за недостаток огневых средств, приходилось заниматься сбором трофейных пулеметов и приведением их в божеский вид. Поскольку это, как всегда, без меня не обошлось, то показывал народу, как пользоваться МГ, да и сам им пользовался.
Кстати, среди трофеев как-то нашелся станковый «Гочкис», но тут я пас, про эту бандуру я был наслышан, видал копаные гильзы и жесткие ленты от него, но пользоваться им не умел. Правда, быстро нашли местного жителя, в двадцатые годы служившего в польской армии на таком агрегате, вот ветеран и показал нам, откуда у «Гочкиса» берутся дети. Справа.
Пришлось поднапрячься и не только пулеметы искать, но и мины ставить, в разведку ходить. И так четверо суток и пять километров фронта на батальон. Немцы там были далеко не в полной силе, но и не на последнем издыхании, потому совсем тихо не было. Затем явился стрелковый полк и нас сменил. В ротах его по тридцать – тридцать пять человек, и рот в батальоне только по две. А чего ожидать от полка, протопавшего за лето почти всю Белоруссию и изрядный кусок Польши?! Пополнять не успевали, а там – потеря, там – потеря, и все это складывалось. Большую часть трофейных пулеметов и этот вот «Гочкис» передали им, но наш взвод один МГ зажал, потому как на новом месте может случиться та же самая картина: мы без усиления и немцы перед нами.
И кто же волок трофей на горбу? Тот самый Егорычев, как самый сознательный. Назвать себя самым умным или самым сильным совесть не позволяет. Но самым предусмотрительным можно, ибо я взводному предложил взять с собой трофей, обездолив пехоту. Ну, лейтенант и ответил: «Твоя инициатива – ты и тащи!»
Волок дополнительный груз (а он гнул в дугу) и размышлял, что лучше: вот я проявил инициативу и таскаю теперь пулемет зазря, ибо он не понадобился, или, если я оказался пророком, но мне не поверили, пулемет не взяли, и оттого в бою кто-то погиб? Оказаться пророком – это приятно, но все же лучше, чтобы никто не погиб. Но мучился я всего часа два: лейтенант в воспитательных целях мне груз подвесил, а потом дал команду, чтобы меня меняли на переноске МГ. Это я оценил, но смысл демонстрации, что инициатива наказуема ее исполнением, так и остался непонятен. Начальство – оно такое, все свои резоны не раскрывает. А я в военном училище не учился, потому не знаю, может, так и принято будущих офицеров учить.
Наташа мне рассказывала, что медсестры тоже многому учатся, в том числе и вне учебного плана. Например, тому, что надо как-то больных воспламенить, чтобы они не только клизмы принимали и оттого выздоравливали, но и сломавшийся патрон починили или, там, тяжелый шкаф передвинули. Наташе в той частной клинике чуть попроще, там есть специальный человек для этого, хотя этот тип в выходные не работает, приходится вызывать из дому. А на старых местах работы так и было – или сама шкаф подвинешь, или найдешь добровольца-помощника…
Вот такой курс подготовки проходить приходилось. Пока про него расскажешь, аж язык устает. А это все делать – мама родная! Пока научишься, пока понимать начнешь, пока руки сами все будут делать… Но на дворе не сорок первый год, поэтому учили долго и тщательно. И в летнее наступление пошли не неучами. И не зря учились: рухнули немецкие укрепления, а за ними и вся группа армий ухнула в несколько котлов. К тем, что близ Бобруйска, пришлось приложить руку. Вообще какой-то удивительный пируэт судьбы: из защитника укреплений стал их уничтожителем. И, что еще интереснее, уничтожитель из меня получился лучше, чем защитник. Правда, этому меня дольше и лучше учили, но факт налицо. И служба в штурмовой Рогачевской бригаде мне понравилась, хотя, на мой взгляд, многовато было нештурмовой работы – мостов, уничтожения минных полей в тылу, дорожной службы, постройки бань. Но тут, скорее всего, выходило так, что все это мешает, и делать эти работы надо, а остальные саперные части в разгоне, ибо работы им было выше крыши. Ну, начальство глянет: а рядом наш штурмовой инженерно-саперный батальон обретается. Ага! Саперы! Вот их и бросают на неотложное дело. Штурмовать нечего? Тогда чистим станцию от следов боев и минирования.