водят в тыл обороняемого здания. Да и обороняющиеся так контрудар нанести могут.
В городе бой сильно дробится – по улицам, по этажам и комнатам здания, что часто сводит на нет преимущество в численности. Если в дом ворваться можно только через пролом в первом этаже, то фронт атаки ужимается до его ширины. Коль в него с трудом пролезают два бойца, то противник его может держать только одним-двумя своими.
И подземная война в городе возможна: под землей проходят канализационные коллекторы, метро и прочие пути продвижения. В Познани метро не было, зато до войны польское командование соединило для удобства обороны многие здания подземными переходами. И зачастую немцы об этих проходах не знали. А мы с проводниками из местных сваливались как снег на голову.
Мины снимать приходилось значительно реже, чем в чистом поле, и ставить тоже ограниченно. Но подрывных работ было досыта. В том числе и при помощи противотанковых мин. Две противотанковые мины – это 10–12 килограммов взрывчатки. Бывает и больше, и меньше, но это обычная цифра.
Еще в городе мы пользовались трофейными фаустпатронами, но не по танкам и самоходкам, которые я в Познани видел только дважды, причем одна самоходка была явно неисправная и вкопанная в землю. Били мы из фаустпатронов по амбразурам, закрытиям, в окна… Граната летела метров на тридцать-сорок, чего обычно хватало, чтобы ударить по противоположной стороне улицы. Немцы тоже стреляли ими в ответ, и не только по танкам. Заложенное окно в полкирпича фаустпатроном пробивало, а если то же самое окно закладывали мешками с песком, то при удачном попадании мешки могло сбросить. Кирпичные стенки – когда как. Тонкую внутреннюю перегородку могло и пробить, а наружные стены – обычно нет. Когда граната влетала в комнату, осколков образовывалось немного, а вот по ушам било здорово. Еще от ее взрыва часто загоралась мебель и разный мусор, что тоже играло нам на руку. Ведь фашисты могут наплевать на контузии, но будут опасаться огня в помещении. Впрочем, мне что за дело, по какой причине противник выкинет белый флаг? Важен результат.
А пожаров было много. Работали роксисты, танковые огнеметы, мы и пехота термитными шарами и бутылками. Что-то горело и от снарядов с минами. Огнеметчики вообще трудились не покладая брандспойта, или как там эта штука у них называется. Какой-то завод они запалили целым отделением: сразу все корпуса запылали, немцы смылись, и штурм завода не потребовался.
Здание гестапо подрывали так активно, что оно в итоге завалилось, хорошо еще, что не на головы штурмовой группе. Трудились в поте лица, ибо наш пот сберегает кровь пехоте.
Польское население нам содействовало как словом, показывая и рассказывая, что и где делается, как можно проникнуть фашистам в тыл, так и делом, помогая в различных трудоемких работах, убирая баррикады с освобожденных улиц, чтобы техника могла проехать. Попозже, при штурме цитадели, нашлись и польские добровольцы, пожелавшие с оружием в руках поставить точку в немецком владычестве в Познани, и не так уж мало, даже если учесть только тех поляков, что я видел. Про подземные ходы между домами именно они рассказали и многие из них показали. Жаль только, ребята знали не по все.
Немецкое же население забилось в углы и со страхом глядело на нас, но в спину не стреляло. И то хлеб. Среди убитых защитников города попадались трупы в штатском, как с повязкой фольксштурма, так и без нее. Среди взятых в плен – тоже, но я не настолько хорошо знал немецкий, чтобы спрашивать: они добровольцы или просто не хватило форменных повязок.
Брать такой город можно было лишь штурмовыми действиями – не только нашей бригады, но и всей пехоты, поэтому она тоже образовывала штурмовые группы, а мы их усиливали на важнейших направлениях.
После прорыва фортового пояса нами усилили две гвардейские дивизии, что наступали на Познань с юга и юго-запада. Там все и продвигалось, не без участия нас, роксистов и огнеметно-танкового полка бригады.
Третья дивизия этого корпуса, генерала Хетагурова, воевала на восточном берегу Варты и пока не сильно продвинулась. Чуть позже ее оттуда убрали, когда занялись цитаделью.
Наша бригада под городом появилась не сразу, где-то на четвертый-пятый день борьбы за него. Да, точно, 28 января. Дата хорошо запомнилась, потому как две недели прошло с удара на Висле. И мы уже в трехстах километрах западнее.
И город взяли к 16 февраля. Тогда у немцев на левом берегу Варты осталась цитадель и прилегающие к ней участки. Что-то еще делалось на восточном берегу, но после падения основной части города немцам там ничего не светило.
А до того – дом, дом, гостиница, магазин, снова дом… Один заряд к стене в 10 килограммов. Ворвались – еще три таких же заряда на несущие стены и еще один – на перекрытие подвала… Другой домик, этажа в три (а по высоте – с пять наших). Через улицу не проскочить, такой там огонь. «Там, где прямо не пролезем, мы пройдем бочком». А вот у соседнего здания огонь слабее. Подползли к нему, два 10-килограммовых заряда под стену – и вот, есть ворота. Ворвались внутрь, очистили первый этаж, но дальше вверх по этажам не пошли, а резко повернули к первому дому, взятие которого с нас никто не снял. Тридцать килограммов тола вынесли пару квадратов стены, и мы уже внутри. Подходим к комнате – и по ней стреляем из автоматов через двери и стенки, если они тонкие, затем закидываем гранатами весь первый этаж, каждую комнату по очереди. Потом следующий этап операции: подорвали перекрытие, создали из мебели нечто вроде вала и полезли на второй. На третьем этаже уцелевшие сдались сами. Зачем стали рвать перекрытие? А лестниц в штурмуемом доме только две, и те извиваются, как червь на крючке. По ним наверх не прорвешься. Даже один автоматчик не пропустит нас по ней. Вот и пошли бочком, подальше от лестниц. И мы, кстати, их тоже блокировали снизу, чтобы сверху не прибыло подкрепление.
Случалось и так: проломы саперы сделали, но к немцам внезапно подошло подкрепление и дало такой огонь, что если атакуем, то все поляжем. Сделали хитрее. Накидали перед этими проломами дымовух и резко усилили обстрел, будто готовимся атаковать. А пока немцы не жалели патронов, поливая брусчатку перед проломами (в дыму-то не видно, мы уже подходим или еще нет, поэтому они и не экономили пуль), подрывники обошли здание с другой стороны. Вынесли взрывом забаррикадированную дверь черного хода и отвлекли огонь фашистов на себя. Пока те лихорадочно разворачивались и перемещались, огонь с фасада ослаб, и потому в первоначальные проломы прорвалась штурмовая группа.
Вообще расход взрывчатки был сумасшедший. Шла и фабричная взрывчатка в шашках, и противотанковые мины (мы их как в целом виде использовали, так и в распатроненном), и трофейные снаряды. Ближе к концу, видимо, взяли трофейный склад боеприпасов и стали выдавать мелинит с немецкими надписями на упаковке. Охренительная гадость! Мы шашки из него старались завернуть как можно в большее количество тряпок и бумаги, чтобы голой рукой не брать. У многих, как и у меня тоже, от него было раздражение кожи или глаз.
А вообще служба в штурмовой бригаде приучила везде высматривать необходимые саперу ништяки: не лежит ли веревка, провод или шнур. И как только увидел, так сразу же в карман прячешь. Без них не обойдешься. Снимаешь немецкую мину? Это лучше делать кошкой на веревке, отодвинувшись подальше. Потому как мина может оказаться с сюрпризом, подорвавшимся при обезвреживании. В городских боях как доставить те самые десять или больше килограммов заряда к стенке? А вот так: незаметно ползешь, укрываясь за разными обломками, и тащишь за собой веревку. Дополз – и тянешь ее на себя. А к другому концу веревки привязаны противотанковые мины. Подтянул – и закладываешь.
Внутри дома тоже надо пристроить заряд, чтобы вынести кусок перекрытия над головой. И тут кусок веревки пригодится. Иной раз, чтобы закрепить этот заряд, такую конструкцию нагородишь, что аж сам себе удивляешься: как ты так сделал? Это в мое время появилась пластическая взрывчатка, которую можно прямо-таки пристроить к чему угодно. А тогдашние шашки – кубики, параллелепипеды, иногда цилиндры. Вот и пристраиваешь их к балке перекрытия, кубик к цилиндру…
Использовали и своего рода реинкарнацию «гуляй-города», который используется для того, чтобы преодолеть улицу под сильным фланговым огнем. До идеи додумались в 74-й дивизии (мы их практически постоянно усиливали). Где-то там раздобыли довольно тяжелые тележки, на них мы набили два щита из досок на каждую, а пространство между щитами засыпали гравием и землей. Получился щит на колесах, прикрывающий чуть меньше метра над землей. А дальше – «раззудись, плечо, размахнись, рука!». Тележка выталкивается шестами вперед. Следом за ней – вторая, чтобы она уперлась первой точно в зад. И так, одна за одной, тележки цепочкой выстраиваются поперек улицы. Рядом – вторая цепочка тележек. И получается что? Два вала или две баррикады из тележек поперек улицы. Так что ползешь между ними, слышишь, как пули дырявят доски и гаснут в гравии, а до тебя они не доходят. Вот ты и на другой стороне улицы. «Мы идем, встречайте нас!»
Работу 2-й штурмовой инженерно-саперной бригады в городских кварталах Познани характеризуют цифры: подорвано 47 зданий, 64 баррикады (еще 114 разобрано). Устроено проломов в стенках зданий, заборах, перекрытиях 1380, подожжено зданий 932, в том числе из ранцевых огнеметов – 198.
Расход боеприпасов был колоссальный: одних артиллерийских и минометных боеприпасов – 400 вагонов, одиннадцать миллионов патронов и семь тысяч трофейных фаустпатронов.
К 16 февраля практически весь город был нашим. У немцев осталась цитадель и несколько прилегающих к ней участков – кладбище и кое-что еще.
Началась перегруппировка перед штурмом. Из-за Варты прибыла дивизия генерала Хетагурова. Ей и 74-й предстояло штурмовать цитадель с юга и юго-запада. И мы должны были усилить штурмующие дивизии: два штурмовых батальона, батальон роксистов, огнеметный танковый полк. Ну и мощная артиллерийская группировка, вплоть до 11-дюймового калибра.