Вот только для чего совать меня в узилище или чистилище в форме и со снаряжением? И при автомате тоже? Многократно сотрясенные мои мозги не постигали всю глубину и блеск этого замысла. Правда, в них не укладывается и то, что так могут и похоронить – вместе с автоматом. Вроде сейчас не седая древность, когда воина хоронили с его мечом или чем он там вооружался, а при случае – с конем и верной женой. Ах да, бывало, что и выпивку с закуской ставили, чтобы было все привычно там, за чертой, и глотку слишком не сушило, как у меня сейчас.
И коль уж пошло про это, я снял флягу с пояса и отхлебнул глоток. Ну да, тот чай, что я утром в бывшем господском доме заваривал. Немного затхловатый привкус, ибо какой уж нашелся на кухне у этого барона, и варенье этот вкус не перебило. Коня нет, ибо оный мне положен не был, так что не заслужил его в соседи. Вот верная жена…. Ну, к ней я иду который уж год и все никак не отыщу.
Был мне некогда голос, чтобы отправлялся я и прошел через многие испытания. Острая могила уже случилась, а вот Риги еще не было. Еще я должен был мести дважды не поддаться, но что бы это значило? Если это предупреждение про ту заразу-ведьму с черными волосами, то понять можно. Я ей в прошлый раз голову не оторвал, да и сейчас не должен. Вроде как. Ладно, а если это про другое, скажем, про доты и пулеметы? В скольких подрывах дотов я участвовал? Вроде как в четырех. Как-то я не понял тогда, или это вообще не про Элину и не про доты?
Я двинул левой рукой, из-за манжеты что-то выскользнуло и негромко звякнуло об пол. На ощупь круглое и небольшое. Наверное, это тот пфенниг, что лежал на мине сверху. Мда, прямо-таки не пфенниг, а обол Харона. Переправил его в карман гимнастерки и попробовал встать, прикрыв голову рукой для страховки – вдруг я при подъеме куда-то врежусь. Однако над головой ничего не было. В стоячем положении голова заново закружилась, но я терпел. Вокруг по-прежнему тьма, и лучше видеть я не стал.
И по-прежнему глухо, как в танке после болванки, прилетевшей в башню. Это мне когда-то танкист в госпитале так сказал, творчески изменив народную мудрость. И пояснил для далекой от танковых реалий аудитории, что иногда при попадании снаряда-болванки в башню такой визжащий звук получается, что уши словно выключает на какую-то минутку или меньше. Ну и в качестве бесплатного приложения отлетающие в лицо осколки брони. Это на дотах есть противооткольная защита, а танку она не полагается. Часть осколочков может задержать комбинезон или шлемофон, но вот лицо танкисту прикрыть нечем.
А что делать дальше? Стоять, лежать, сидеть, ожидая, что что-либо произойдет, или куда-нибудь пойти? Сложный вопрос, на который у меня готового ответа нет. Может, и надо ждать. Правда, некогда мне было сказано идти за ней. Ну, когда стоял фронт, это можно было принять за техническую причину, как и госпиталь. Прямо сейчас не могу, а как смогу, так и двинусь.
Но что мне сейчас мешает идти? Причины две, и обе умственного характера, а не технического. Первая – неясность, идти ли вообще, а вторая – в какую сторону идти? Тьма со всех сторон, а которая именно нужна, неясно. Сразу в несколько сторон пойти не получается. Даже при отсутствии козы[20]. Ладно, брошу монетку, погадав таким образом. Но ведь темно, и не видно, что там будет, решка или орел. А, ладно. И швырнул монетку, куда уже получилось. Пфенниг пролетел сколько-то, а потом зазвенел по камню и явно еще покатился вперед.
– На тя, Господи, уповахом, да не постыдимся вовеки! – сказал я громко и сделал шаг.
Темнота стала расступаться, словно пролетевшая монетка оставила след в воздухе, и этот след начал потихоньку раздвигать темноту. Вроде как в школе нам говорили про камеру, в которой обнаруживались разные атомные частицы. Там, где частица пролетала, конденсировалась влага, и тот след был виден ученому, что изучал процесс. Ну, если я чего-то не попутал. Вот, можно счесть, что я в этой камере Вильсона, а монетка трек проложила, превратив не пар в конденсат, а тьму – в свет. Во как завернул! Так что я шел по следу пфеннига, по узкому коридору полутьмы во тьме. Где кончалась эта тьма – бог весть, и куда я шел – тоже непонятно.
Оглянувшись назад, увидел сомкнувшуюся стену непроглядной черноты. Можно было бы попробовать кинуть еще какую-нибудь мелочь, чтобы проверить, где она кончается, но что-то подсказывало мне, что этого делать не стоит. И я задавил в себе порыв исследователя.
Сколько этот поход длился, сказать было сложно. Времени не ощущалось, из звуков – только мои шаги, запахов – никаких. Однозначно можно было сказать, что пол каменный, внутри темно, но иногда чуть светлее, чем обычно, и то ненадолго.
И во мне всплыло определение этого темного отрезка моей жизни: могила рождения. Звучало таинственно, многосмысленно и красиво, но, увы, придумал это не я. Так называлась книга из моего списка на прочтение, правда, я до нее так и не добрался, впереди были еще штуки четыре. Хоть название книги, хоть про место моего пребывания – да, звучало экзотично и красиво, но ничего не говорило про суть. Ладно, надеюсь, отсюда я выйду и увижу, что это было и для чего. И до книги, может, доберусь. Смешно получится, если в ней окажется какая-то подсказка по моим странствиям, а я так и не добрался до нее.
А что у меня было следующим в списке? Вроде «Бранденбургские изыскания». Мне ее посоветовала прочесть Наташа, она видела фильм по этому роману, а потом и его прочитала. Только предупредила, что роман не остросюжетный и даже слегка занудноватый, но дает прирост понимания мира и людей в нем. Ладно, и до него попробую добраться.
Кстати, Бранденбург – это как бы совсем недалеко, в него должен Берлин входить. Может, я уже даже иду по нему, если коридор трека идет на запад. Кстати, может, со мной подрыв случился уже в самом Бранденбургском герцогстве. Кто ж его знает, где тут его граница. Может, уже я в нем нужное мне изыскиваю. Сначала – мины, потом – жену. А что, интересно, искали герои романа в оном Бранденбурге? Или они искали порядочный сорт пива в пивной под названием «Бранденбург»? Ладно, пиво я когда-то любил, попробую оценить профессионализм автора в описаниях поиска и потребления «жидкого хлеба»[21].
Сколько я шел, сложно сказать. Трофейные часы при взрыве остановились, и не знаю, способны ли пойти вновь. А собственное чувство времени пасовало. Вроде как не устал, но явно не пару метров прошагал.
Поглядишь на темноту по сторонам – взгляд сквозь нее не проходит. Но мне стало казаться, что стена темноты… пульсирует, что ли? Или это мне кажется? Пульсирующая темнота – это что-то из области фантастики. Или дарк-фэнтези. Прямо готовое название для книжки. Поскольку я к писанию книжек никаким боком – значит, это все очередное проявление очередной контузии. Забудем эту иллюзию и потащимся дальше.
Но, тем не менее, иллюзия никуда не делась, а даже стала более явной. И чем это все пахнет? Или это не мина, а всего-навсего колебания яркости этого «постпфеннигового освещения»? Ну да, когда лампа гикнуться собирается, такое бывает. Неужели монетка тоже теряет силу? Тогда как бы мне не остаться в этой темноте без понимания, куда дальше двигаться.
Поскольку во тьме бывает всякое, я сбросил ремень автомата с шеи, чтобы удобнее было разворачиваться, если уж придется. Предохранитель давно снят. Вообще, если это какой-то коридор в подземелье, от стрельбы можно малость оглохнуть. Но деваться некуда: либо ушам плохо будет, либо чему-то другому.
Стало холоднее. И не просто так, а явно ощущается ветерок в лицо. Но освещение пока не изменилось. Но надо быть готовым к тому, что навстречу ударит не только ветер, но и свет. Так можно и глазам того-с. А чем можно их завязать? В противогазной сумке лежат запасные портянки. Ткань там не байка, а чуть поплотнее и размером побольше стандарта. Мы с Новомиром Лядовым добыли ее в цитадели в одном из казематов. Хватило на пятерых.
Но просто так идти мне стало скучно, и я начал высвистывать мотивчик. Откуда он взялся – не знаю. Помню, были в песне слова: «Били – не убили, жгли, да не спалили». Что за песня, откуда, кто ее знает. Жил я прежде в океане музыки, песен разных услышал, наверное, тысячи, и даже не на одном языке, так что все запомнить не удалось. Что-то в ней меня когда-то зацепило, и не прошла она совершенно мимо памяти. А сейчас тоже ложится на какие-то струны души. И даже ясно, на какие, хотя еще очень непонятно, что со мной и где я, но, если подвести итоги, то прошел я много чего, где меня тоже активно пытались убить, но выходило, к моему счастью, очень неудачно. Даже если я где-то в каком-то посмертии нахожусь, то, в общем-то, для вермахта незачет получается. Подумав так, я все же не стал продолжать эту мысль. Неудачная она вышла, пацанским бахвальством сильно отдает.
Шел я, шел и как-то неожиданно для себя вышел из туннеля на открытое место. Ну да, слева и справа – выложеные камнем откосы, над головой – какая-то каменная блямба, а впереди – явно открытое место. Ну, насколько это можно рассмотреть сквозь темноту, но темноту не специфическую, а обыкновенную, ночную, да и та явно собирается скоро закончиться.
Время явно перед рассветом, ночная прохлада чувствуется, но пока ватник вполне защищает от нее. Насколько я понял, этот выход, сквозь который я вышел, врезан в довольно приличный земляной вал. Чтобы не ломиться сквозь темноту, я решил подождать рассвета, а уже потом решать: что делать дальше.
Уселся так, чтобы вал прикрывал меня со спины, положил автомат на колени и принялся ждать. Есть уже хотелось всерьез, но я пока не спешил с этим – наступит рассвет, тогда и займусь. Было довольно прохладно и сыро, так что даже слегка замерз, ожидая света и наступления хоть какой-то ясности.
Вот теперь можно было подумать о Наташе, потому как в познанской круговерти о ней вспоминалось только иногда, в краткую минуту отдыха. А так все время чем-то голова занята – либо как немцев помножить на ноль и самому при этом избежать такой арифметики, либо какими-то работами. То ищешь подходящий шест для того, чтобы в следующем доме подать заряд взрывчатки повыше и подальше, то имущество получаешь и распределяешь… ну и, поскольку я сержант, на мне и другие функции лежат. Отделенный командир у нас Новомир, но и мне работа с личным составом доставалась, как и обучение двух новичков. Да… Хотелось заснуть, но я держался. Бодрствованию помогали крики сов – де