Вытащить зонт из-под тахты было делом минутным. Я раскрыл его, проверил металлические спицы и, закрыв, потихоньку выскользнул из дому.
Через минуту я уже расхаживал по рапаэловской крыше, которая была выше всех других. Во дворе под тутовым деревом сидели на тахте Грануш, Мариам-баджи, Србун и о чем-то беседовали, а Каринэ копалась в огороде.
На крышу я пробрался незаметно, мог так же незаметно и спрыгнуть, но мне хотелось, чтобы все видели мою храбрость, и поэтому, стоя уже на самом краю с раскрытым зонтом, я крикнул:
— Парашют, парашют!.. — и, крепко ухватившись за ручку зонта, спрыгнул с крыши.
— Вай, ослепнуть мне! — закричала Мариам-баджи и, ударяя руками по коленям, бросилась ко мне, а за нею все остальные.
Еще в воздухе спицы «парашюта» прогнулись, зонт вывернулся, потом обвис, и я камнем шлепнулся на землю. От острой боли в ноге я закричал.
У Мариам-баджи подкосились ноги, и она хлопнулась на колени. Остальные подбежали и подняли меня. На земле рядом со мной валялся исковерканный зонт.
Очнулся я дома, на тахте. У изголовья плакали мать и Мариам-баджи, какой-то очкастый мужчина ощупывал мою левую ногу.
— Доктор это… — послышался сзади чей-то шепот.
Действительно, это был доктор, который с помощью сестрицы Вергуш перевязывал мне колено.
А рядом стояли отец и парон Рапаэл.
Закончив дело, доктор пошел мыть руки, мать заторопилась за ним с чистым полотенцем. Вскоре, вытирая руки, доктор снова вошел в комнату.
— Пройдет, — сказал он, — ничего страшного.
Он взял со стола широкополую шляпу.
Отец сунул руку в карман и беспомощно оглянулся.
— Я его пригласил, я и провожу, — вполголоса сказал парон Рапаэл и, будто незаметно, сунул врачу в карман пиджака пятирублевку.
Доктор ушел, с ним парон Рапаэл. Мать и Мариам-баджи, успокоившись, перестали плакать, а отец, обращаясь к стоящему в сторонке Газару, сказал:
— Вот это человек, я понимаю!..
КРУЖОК ЛИКВИДАЦИИ БЕЗГРАМОТНОСТИ
На другой день после совершенного мною «подвига» выяснилось, что врач сказал правду: нога почти не болела и не было надобности ни в знахаре, ни в яху[20] как предлагала жена нашего соседа Хаджи — Србун, не верившая докторам. После случая с парашютом отношения обитателей нашего двора переменились: женщины повеселели, так как моя шалость внесла разнообразие в их полную забот жизнь и дала повод к оживленным разговорам.
Я уже говорил, что после этого случая авторитет Рапаэла только возрос в глазах моего отца. А Газар, как известно, не доверявший парону Рапаэлу, теперь ничего не мог возразить в ответ на восторженные похвалы отца.
— Ну послушай, ведь он не брат мне… Не брат ведь? Но видал?.. Человек в беде и узнается… — простодушно философствовал отец.
Моя мать, чтобы как-то отплатить парону Рапаэлу, испекла гату[21] и вместе с бутылкой водки и сушеными фруктами отправила ему.
За те несколько дней, что я пролежал в постели, я успел многое понять и передумать. Первое время я стеснялся, что заставил волноваться домашних и соседей. Постепенно это чувство уступило место другому — я заметил, что моей жизнью интересуются почти все. Мариам-баджи, Амо и Погос, мой близкий друг Чко и… школьные товарищи, учителя, товарищ Сурен.
В тот же день, как я слег, вернувшись с работы, навестил меня и товарищ Сурен.
Когда он вошел, отца не было дома. Мать сбилась с ног, желая угодить редкому гостю, а обступившие мою постель Погос, Амо и Чко притихли.
Поздоровавшись с моей матерью, товарищ Сурен подошел к нам и сказал, смеясь:
— Ну-ка, ребятки, подвиньтесь, дайте мне разглядеть этого парашютиста.
Все засмеялись, а я от стыда натянул одеяло на голову. Потом разговорились, товарищ Сурен объяснил, почему зонт не может заменить парашют. Он просидел у нас до позднего вечера. Уже вернулся отец и, не вытерпев, снова, в какой уже раз, рассказал о «рыцарском» поступке парона Рапаэла. Рассказ отца, вопреки его ожиданиям, не произвел на товарища Сурена особого впечатления.
Перед уходом товарищ Сурен сказал нам:
— Я, мальчики, кое-что задумал. Сам бы это сделал, да времени у меня маловато, а у вас, вижу, хватает даже на парашютный спорт.
Мы заинтересовались:
— А что, товарищ Сурен?
— Знаете, сколько неграмотных в нашем дворе?
Мы стали считать по пальцам и насчитали, что неграмотных более десяти человек.
— Так вот. Давайте обучать их грамоте.
— А книги?
— Как же так, мы ведь не учителя?..
Вначале предложение товарища Сурена показалось нам странным, но понемногу мы воодушевились и тут же составили план.
С неграмотными будут заниматься Погос и Амо. Погос научит их азбуке, Амо — счету. Самым подходящим местом для занятий была комната товарища Сурена, так как его целый день не бывало дома.
— Я дам тебе ключ, — сказал Погосу товарищ Сурен, — только ты завтра же уговори неграмотных и составь список.
Список мы составили тут же: моя мать, Мариам-баджи, дголчи Газар, жена Врама — Эрикназ (сам Врам тоже был неграмотный, но он дни и ночи пропадал в саду парона Рапаэла), отец и мать Погоса, Србун и, наконец, Каринэ.
Мой отец был «грамотный», он умел писать свое имя печатными буквами и считал, что для башмачника этого вполне достаточно.
На следующий день товарищ Сурен купил книг и тетрадей для кружка. Неграмотные по-разному отнеслись к нашему решению: Газар и Каринэ очень воодушевились, Мариам-баджи тоже согласилась, хоть и говорила, что «тот, кто в сорок лет учится играть на таре[22], играть будет на том свете».
Пока я лежал с перевязанной ногой, ребята каждый вечер заходили к нам домой и рассказывали, как успевают их новые ученики.
— Дядя Газар, — говорил Погос, — старается, да только туговато понимает.
— А моя мама?
— Хорошо учится.
Они говорили так, потому что речь шла о моей матери, но я чувствовал, что учится она далеко не блестяще.
— Лучше всех учится Каринэ, — возбужденно говорил Погос, — потом Мариам-баджи.
Так начались на нашем дворе занятия кружка по ликвидации безграмотности. Узнав об этом, в школе хвалили Погоса и Амо, поместили их фотографии в стенной газете юнкомовцев, а вожатый товарищ Аршо на общем собрании учащихся предложил организовать кружки ликбеза во всех дворах.
Все шло хорошо, один парон Рапаэл холодно отнесся к нашему начинанию, а его жена тикин Грануш решительно запретила Каринэ посещать занятия кружка.
— Ах ты, бесстыжая! — вопила тикин Грануш. — Тебе только грамоты не хватало! Чтоб я тебя больше с этими щенками не видела!
— А что тут плохого, невестка-ханум? Я ведь тоже хочу книги читать.
— Я тебе почитаю! Где это видано, чтобы незамужняя девушка ходила в дом холостого парня!
Мариам-баджи, слушавшая этот разговор, мягко заметила:
— Будет тебе, Грануш. И когда этот бедняга дома-то бывает?
— Не твое дело! — зло отрезала тикин Грануш и, хлопнув дверью, вошла в дом.
И тут робкая и безответная Каринэ не выдержала: слезы брызнули из глаз и громким, пронзительным голосом она закричала:
— Вот и буду ходить, хоть лопни!
Грануш, успевшая уже войти в дом, не расслышала последних слов Каринэ. Каринэ же, потрясенная тем, что сказала, упала на тахту и громко заплакала.
ХОДЫ САРДАРА
Был конец сентября, но все еще стояли жаркие дни и это было в тягость взрослым, ну а нам, ребятам, одно удовольствие. Ведь каждому известно, как это здорово — поплавать в речке. Едва зажила моя нога и я встал с постели, Погос и Амо решили, что мне крайне необходимо поплавать и полежать на горячем песке.
В первое же воскресенье наша компания под предводительством Погоса и Амо отправилась на реку.
— Нога не болит? — спрашивали каждую минуту Амо и Погос.
— Да нет, не болит.
Погос и Амо неплохо плавали, поэтому они облюбовали себе самое глубокое место, под мостом, тогда как я и Чко плавали у берега, где вода была нам по пояс.
Уже после полудня, вдоволь накупавшись, мы решили пойти и обследовать тоннели в саду Сардара.
О них нам рассказал на речке какой-то мальчик, живший в одном из этих похожих на спичечные коробки домишек, лепившихся по склону ущелья.
— Я-то сам не видал, — признался он, — но вот дядя мой видел.
— Что видел?..
— Ходы Сардара.
— Какие еще ходы?
— Вон видите ту земляную стену?
— Ну, видим.
— Это крепостная стена. Раньше там крепость была.
То, что прежде стояла там крепость, знали и мы. Но какая связь между крепостью и Ходами Сардара, никто из нас не понимал.
— Там жил Сардар. Он был вроде царя. У этого Сардара было тысяча жен и тысяча арабских коней. И очень он был плохой человек.
— А что он делал?
— Что делал? Он что ни день рубил головы.
— Зачем?
— Дядя говорит — просто так. А еще у этого Сардара был сад на том берегу. А в том саду — мраморный дворец. В этом дворце он пиры устраивал. Отрубит в крепости кому-нибудь голову и сразу идет в сад, во дворец пировать. А какой дорогой шел, знаете?
— Какой?
— Тоннелями.
— Какими тоннелями?
— А вот под рекой, от крепости до дворца в саду, были прорыты два тоннеля, чтобы Сардар и его люди могли ходить туда и обратно.
Любопытство наше достигло предела.
— А теперь что стало с этими тоннелями? — спросил Погос.
— Дядя говорит, землей засыпано, но не все. Из сада можно добраться почти до реки, вот эти тоннели и называют Ходами Сардара.
— Ну и врешь же ты! — сказал один из мальчишек.
— Как это — вру! — рассердился рассказчик. — Кто лучше знает, ты или мой дядя?
— Заладил «дядя, дядя»! Да вот же они, эти Ходы Сардара, рядом с нашим домом, под развалинами крепостной стены! Верно, что есть два хода, верно, что это начало тоннелей Сардара, только ходы на этом берегу! Хотите, поведу вас туда?