Пока я колебалась, сзади раздались неторопливые шаги, и за моей спиной опустился Фауст.
— Меня ждешь? — Вкрадчивый шепот коснулся уха, и блондин протянул ноги по обе стороны от моего корпуса. Ну все, теперь мне точно некуда деваться!
— Ага, как раз спросить хотела, чего у нашей минеральной водички цвет такой экзотичный? Да и консистенция, мягко говоря, специфическая…
— Что, не нравится лечебная глина? — хмыкнул за спиной феникс и смело опустил ступни в жидкую грязь.
— Ну… не самые приятные ассоциации вызывает, — честно призналась я.
— А ты представь, что это горячий шоколад, — жарко прошептали мне на ухо. — Сладкий, горький, терпкий… — Фауст с нажимом провел ладонями по моим плечам, спустился к локтям, затем к запястьям, обхватил ладошки и тесно переплел наши пальцы.
Я спешно посмотрела по сторонам, убеждаясь, что, кроме нас, тут никого нет, и расслабленно откинулась на широкую мужскую грудь. На лицо упала светлая прядка волос, и, ввиду занятости рук, пришлось сдувать ее губами. Фауст, в отличие от сестрицы, с волосами не заморачивался, и они шелковым ливнем струились по плечам, так и норовя перетечь ко мне на шею или пощекотать ушко.
В итоге я не выдержала, расцепила наши пальцы и намотала наглую прядку на палец. А затем, шаловливо хохотнув, потянула за нее, вынуждая Фауста склониться ниже. Сама же запрокинула назад голову, подставляя губы для поцелуя.
— Шалунья, — хмыкнул блондин и с готовностью прижался к моим устам.
Жаль только, поцелуй вышел недолгим. Ибо сидеть с запрокинутой головой оказалось неудобно. Я отстранилась первой и чуть покрутила шеей, снимая напряжение. Пшеничная прядка была все так же намотана на палец, и, решив воспользоваться моментом, я завела руку назад и запустила пятерню в густую блондинистую гриву.
— Уммм, — сладко протянул сидящий сзади феникс и уперся лбом в мое плечо, подставляясь под ласку.
— Значит, неприятно, когда трогают волосы? — решила-таки припомнить ему одну маленькую ложь.
— Очень приятно, — в ответ мурлыкнул Фауст и со стоном наслаждения потерся о мою ладонь. — Слишком приятно, чтобы позволять это посторонним людям.
— А я, значит, теперь не посторонняя? — сделала я свои весьма радужные выводы.
— Ты — нет. Тебе можно, — обрадовал феникс и, подняв голову, обхватил меня за плечи и теснее притянул к себе. Обнял крепко-крепко. — Тебе все можно, — произнес странным севшим голосом и потерся носом о мой затылок. Шумно выдохнул и, пока я не успела спросить, какое такое «все» он имел в виду, предложил: — Ну что, готова окунуться?
— Неет, — растерявшись от резкой смены темы, невразумительно проблеяла я. Но мое несогласие никого не волновало. Фауст тесно прижался ко мне бедрами, а потом внезапно толкнул этой же частью тела, отчего я скользнула по бортику, выложенному гладкой плиткой, и съехала в «воду».
Глубина оказалась небольшой. Всего-то по середину бедра. Но, съезжая в грязевую жижу, я случайно коснулась поверхности ладонями, и руки мои сейчас казались выпачканными сами знаете в чем.
Резко обернулась и зло уставилась на лыбящегося во все тридцать два зуба Фауста. Тот лезть в лечебную глину не спешил. Более того, феникс вдруг поднялся, прошлепал грязными ногами до лежаков, оставив на идеально чистом полу отпечатки ступней, и, открыв резную коробочку, что покоилась на низком столике, стал усиленно изучать ее содержимое. Я еще раз полюбовалась красивой загорелой спиной. Скользнула взглядом по замысловатой вязи символов, тянущейся вдоль позвоночника, и поставила себе мысленную заметку поинтересоваться-таки, что значит его татуировка.
Фауст же чуть поразмыслил и спустя несколько секунд выудил из коробки красивый стеклянный флакончик. Вот с этим самым флакончиком феникс и направился ко мне. Причем на губах его играла такая озорная улыбка, что я почувствовала подставу не только пятой точкой, но, кажется, и всеми остальными частями тела.
Феникс спрыгнул в купель, поравнялся со мной и прямо-таки заговорщическим шепотом спросил:
— Ну что, готова пофантазировать?
— На тему? — не поняла я.
— На тему горячего шоколада, — огорошил мой красавчик, что стоял сейчас передо мной лишь в одних узких бриджах на голое тело. И взгляд мой то и дело скользил вниз — к ключицам, к развитым грудным мышцам, четко прорисованному прессу.
— Лу… — Фауст приподнял мой подбородок, заставив смотреть себе в глаза.
На дне темно-синих омутов сверкнул нездоровый азарт, и мужчина медленно открутил крышечку флакончика. Носа коснулся чуть уловимый сладкий запах, и я сразу разгадала его коварный замысел. А когда Фауст разбрызгал парфюм по темно-коричневой глине, у меня и вовсе голова пошла кругом.
Землей здесь больше не пахло. Здесь пахло шоколадом. Настоящим, горьким, с тонкой ноткой миндаля. Запах пропитал все вокруг, и теперь, глядя на свои грязные ладони, вместо чувства брезгливости возникало чувство острого голода. Вот не знала бы, что это глина, — точно облизала бы пальцы!
— Поразительно, — восхищенно проговорила я, окуная кисти в «жидкий шоколад».
— Это все магия, — просветил феникс.
— Серьезно?
— Ага. Есть тут в Змеиной провинции один умелец. Молодой, безмерно самоуверенный, но при этом крайне талантливый аромаг. Там в коробочке какого только запаха нет. Хочешь, можем сделать из этой глины черный кофе? — Фауст зачерпнул в ладонь сладко пахнущей жижи и стал тонкой струйкой лить мне на предплечье.
— Меня и шоколад устраивает, — с придыханием ответила я, не в силах отвести глаз от густой массы, медленно стекающей по коже.
— Это хорошо… — вполголоса отозвался мужчина и коснулся моей руки. С нажимом провел по предплечью и мягко размазал теплую глину по коже. И сразу же проделал то же самое со второй конечностью, равномерно покрывая открытые участки тела сладкой, дурманящей субстанцией. — Просто замечательно. Я знаешь, какой сладкоежка, — многозначительно произнес феникс, и, подняв взгляд, я увидела, как пылают нетерпением глубокие темно-синие омуты его глаз.
Моя фантазия и желания услужливо свернули в подсказанном направлении, и я, зачерпнув немного вязкой глины, подняла руки, чтобы медленно провести по крепкой мужской груди, скользнуть к ключицам, обхватить широкие плечи, одновременно размазывая по гладкой коже терпкий горький «шоколад» и отчаянно жалея, что не могу сейчас все это с него слизать. Короче, фантазия разыгралась, не то слово!
Стоящий передо мной полуобнаженный мужчина выглядел сейчас таким соблазнительным, таким, черт его подери, сексуальным, что я была готова уже на все, что угодно. А потому даже и не подумала возмутиться, когда Фауст притянул меня ближе, жадно провел ладонями по пояснице и обхватил ягодицы, одновременно прижимаясь ко мне всем телом. Я лишь приподнялась на носочках и обвила руками его шею, пачкая в темно-коричневой глине пшеничные пряди волос. Заставила склониться к себе и прильнула к приоткрытым влажным губам.
И в тот момент мне показалось, что и губы его на вкус точь-в-точь сладкий шоколад. И от того хотелось бесконечно долго целовать их. Скользить языком по приоткрытым устам, ловить горячее дыхание, ставшее вдруг каким-то рваным и сбивчивым.
А слой жидкой грязи, размазанной между нашими разгоряченными телами, позволял скользить грудью по его часто вздымающейся груди. Я чувствовала, как Фауст выливает мне на лопатки пригоршню теплой глины, как она стекает по спине, как мягко обволакивает кожу, и вслед за ней чуткие руки проходятся вдоль позвоночника. Массируют, обхватывают плечи, мягко сжимаются, чтобы в следующее же мгновение отпустить и вновь зачерпнуть ароматной густой субстанции.
Ох, кажется, Фауст всерьез вознамерился сделать из меня шоколадного зайку. Хотя выйдет скорее милый негритенок. Ну ничего. Сейчас я от его губ оторвусь и тоже искупаю блондина в грязи. Хотя нет. Купать не буду. Лучше обмазывать руками, будто шоколадной глазурью покрывая. Тогда можно будет дотронуться везде-везде. И поглядеть на его реакцию, когда это «везде» дойдет, скажем, до кромки штанов.
По телу прошлась жаркая волна, и я мысленно улыбнулась своему коварному плану.
Ох, Лу, доиграешься ведь… Да ну и черт с ним!
Я уже собралась аккуратно высвободиться из крепких объятий, дабы приступить к активному облапыванию предмета своих мечтаний, как явилась наша с Фаустом персональная птичка Обломинго!
— Нет, ну что ж такое? Стоит на минуту одних оставить, как у них уже разврат полным ходом! — прокомментировала наши тесные объятия Стасечка, но тут же переключила свое внимание на иное: — Ого! Это что, шоколад?! — изумленно ахнула сестричка и, не задумываясь, рванула к купели. Тут же свесилась в бассейн и, обмакнув палец в глину, сунула его в рот.
Я успела лишь испуганно ойкнуть. Сестрица же тотчас стала судорожно отплевываться, а потом и вовсе, высунув язык, стала бегать по площадке перед бассейном в поисках водички или чем еще промыть рот.
— Краник там. — Фауст добродушно ткнул рукой в миниатюрный питьевой фонтанчик на высокой стойке, и сестренка рванула к вожделенной влаге.
Пока Стаська, громко ругаясь и отплевываясь, полоскала рот, мы с фениксом позволили себе еще одну минутку нежности. Ласковых прикосновений и взгляда глаза в глаза. И мне подумалось, что нужно обязательно выкроить момент и побыть с ним наедине. Так, чтобы никто не отвлекал и не мог прервать нас в самый неподходящий момент, и не носился кругами, выговаривая, какие мы нехорошие, что не предупредили про глину. Хотелось просто побыть вдвоем. Поговорить по душам, наобниматься вдоволь. А может, и не только… В конце концов, мы взрослые люди. Да и глупо противиться такому притяжению.
А пока нам оставалось пользоваться каждой свободной минуткой. И эта минутка, к сожалению, слишком быстро подошла к концу.
— Да как вы… Да я… Тьфу на вас! Предатели, — обиженно буркнула Стаська, наконец очистив свой остренький язычок от остатков грязи. — А ты чего стоишь? Не мог предупредить? — набросилась на скромно стоящего в уголке гремлина.