А бросить девчонку в такой ситуации действительно некрасиво. Нам-то ее проблемы и гроша ломаного не стоят! Поможем и не заметим.
– Дорогая, а как насчет не быть затычкой в каждой бочке?
Я пожала плечами, глядя на то, как Эвин подсовывает Катерине сухое печенье.
– А чем нам тут еще заниматься целую неделю? С ума сойдешь от скуки!
– Действительно. Но, может быть, здесь есть кружки шитья? Или вышивания?
– Ты собрался шить? И что же?
– Я? Любовь моя, а ты вообще-то в курсе, что невеста в Элварионе обязательно должна вышить сорочку в подарок жениху? И сама ее сшить, конечно!
Я хлопнула ресницами. Вот тебе раз! Элвары? Вышивание?
– Так мы же от эльфов тоже происходим!
– И что же? Две другие-то части шитьем не увлекаются.
Да и вообще. Я бы скорее представила, как элварская невеста дарит своему жениху пояс с ножом. Или сам нож. Или меч… Короче, что-нибудь крутое и боевое. И что мне теперь делать? Ежели надо? А я даже носки толком штопать не научилась. Вечно у меня такой авангард получается, что самой страшно. Один раз носок к пятке пришила, у другого носка горловину заштопала намертво, не специально, просто о своем задумалась…
От мрачных размышлений меня отвлекло тихое хрюканье. Тёрн не смеялся в голос только потому, что боялся переполошить половину улицы.
Разыграл?!
Ах ты… ты… да я тебя сейчас… ну, погоди у меня!!!
Клыкастый мерзавец увернулся от подзатыльника и послал мне воздушный поцелуй.
– Выходи за меня замуж и отрави мне оставшиеся три тысячи лет жизни?
– Я тебе… Я тебя!!! Я тебе штаны зашью!!! Намертво!!! Я тебе пояс верности крестиком вышью!!! Ну, попадись ты мне только!!!
Мои попытки догнать увертливого элвара оборвал Керрон, который сгреб меня в охапку и приподнял над землей.
– Ёлка, бить его величество на глазах у верноподданных – это плохой пример.
– А вам самим ему ни разу настучать не хотелось?
– И подстрекать к революции – тоже.
– Гады, – заключила я. – Сговорились?
– Мы тебя тоже все любим.
– Исключительно платонически, я надеюсь?
– Можешь даже не надеяться. – Тёрн принял меня из рук телохранителя. – Кому ты еще такая колючая нужна кроме меня?
Я скорчила ему рожицу, но драться не стала. Вот уж действительно, кто бы меня еще терпел такую?
– Я тебя просто люблю.
– И я тебя…
Кто сказал? Кто ответил? Разве это важно, когда любишь? Поцелуй оборвал Эвин:
– Ёлка, ты вообще-то с подругой разговариваешь – или с мужем дерешься?
– А что – одно другому мешает?
– Ёлка? – удивилась Катя. Бедная девчонка вообще смотрела на нас как на сумасшедших, но хоть бежать не пыталась. По-моему, она уже дошла до той стадии, когда хочется не бежать, а хоть кому бы поплакаться.
– Да. И если тебе не сложно, так меня и называй. Я привыкла.
– Хорошо… Ёлка.
– А теперь рассказывай дальше.
Рассказывать было почти нечего. Янка стала фактически неуправляемой. Поносила цитатами из Библии, загадила всю квартиру иконками и прочей пакостью, отказалась от косметики и коротких юбок и строго отчитывала за это дело сестру и мать. В основном сестру. Мама ее слушать просто отказалась. Подрастешь – поумнеешь. А пока – брысь!
Потом Янка нашла себе какого-то полудурка из таких же пришибленных Библией – и стало еще веселее. То бишь цитаты пелись на два голоса. Хотя Катькины коленки этот умник так взглядом облизывал, что руки чесались их перцем посыпать.
Теть Света смотрела на все это дело ровно два месяца. А потом принялась наводить порядок в своем доме.
– А почему она вообще на это дело только смотрела? – не поняла я. Зная теть Свету… двух месяцев ей бы не понадобилось! Она бы раньше всех разнесла.
– А я не говорила? Мама заболела. У нее была киста яичников. И подозревали рак. Положили ее в онкологию…
– Тьфу! Катька, никогда не рассказывай детям сказки! А то у тебя Иван-царевич сначала женится, а потом пойдет себе проблем добывать! То есть началось все это дело с болезни твоей матери, так? Она в больницу, папаша то к ней, то на работу…
– Ну да!
– Ага. А вы оказались предоставлены сами себе. Янка отползла в церковь. А ты?
– А что – я? Кто-то же должен был шуршать по дому, готовить полезные бульоны и все остальное, стирать, гладить, убирать…
– Понятно. Тебе и без религии было чем заняться. А чего ты малявку к делу не приставила?
– Приставишь ее! Она как что сделает, так хоть топись! В магазин пошлешь – вместе с продуктами накупит себе килограмм косметики! Пыталась постирать. Белое белье загрузила вместе с цветным! Отпарила одежду так, что ее пришлось перестирывать заново!
– Это как?
– Молча! У нее ручка потекла, она на нее утюг поставила на пять минут…
Я кивнула. Яс-сно… Лучший способ избавиться от домашних дел – это убедить всех и каждого в своей полной беспомощности. Тогда тебя оставят в покое, и ты займешься, чем пожелаешь.
– Мать начала наводить порядок и умерла?
– Да. Ее машина сбила.
– Плохо.
– Да еще как! Я скандал жуткий устроила! Эта дура хотела, чтобы маму ее пастор или кто он там – отпевал! И хоронили по какому-то жуткому обряду!
– Еще не хватало!
– Вот и я так сказала! Рогом уперлась… Ёлка, чего мне это стоило, ты бы знала! Папа в истерике, Янка в истерике, а я должна…
– В том-то и дело, что должна. Ответственность, мэм… А что у тебя сегодня случилось?
– Пошла гулять, – мужественно соврала Катька. Я помотала головой:
– Не верю! Вторая попытка?
– Лёлька!
– Ёлка.
– Хорошо! Хоть сосна, но что ты хочешь услышать?!
– Правду. И от тебя. Ну?!
Подруга развздыхалась – и призналась, что удрала из дома. От чего? Правильнее сказать – от кого. Теперь, когда мамы не стало, этот барбос библейский почти прописался у Янки. Их уже успели обвенчать в ее церкви или как там ее, и речь идет только о гражданской регистрации. Так что секс для них теперь не грех. Бог уже соединил, осталось дело за людьми.
Катька была против, но кто бы ее слушал. Черствая девушка! Какая там смерть матери! Это было давно, и вообще жизнь продолжается! А тут же любофф!
Пришлось терпеть масленые взгляды и религиозные словоиспражнения Игоря. Приводить в чувство отца, кое-как зарабатывать… а как может заработать сопливая девчонка?
Вариантов было много. Но…
– Кать, я надеюсь, ты не на панель пошла?
– Нет. Хотя кое-кто считает, что так и есть, – ухмыльнулась подруга.
– И почему?
– Ну, ты же знаешь, я восточными танцами увлекалась…
– Знаю. И что?
В отличие от меня, Катька была ужасно пластична. Она выступала на всех школьных вечеринках. Не показатель? Но факт. Катька обожала танцевать. А когда появились первые секции восточных танцев, упросила родителей отдать ее туда. Это я помнила.
Катя вдруг встала со скамейки – и преобразилась.
Выпрямилась, чуть выдвинула вперед бедро, шевельнула плечами, отчего майка натянулась на высокой груди, поправила волосы удивительно сексуальным движением… Вышло у нее это настолько провокационно, что мальчишки покраснели. И склонилась в глубоком восточном поклоне.
– Позвольте представиться, восточная танцовщица Лейла Айше… Танцую в клубе «Шоколад» по средам и субботам, в «Оазисе» по четвергам и воскресеньям, веду кружок для девчонок по понедельникам, средам и пятницам. На жизнь хватает.
– Кать, а школа?
Я-то помнила, подруга всю жизнь мечтала стать учителем! Она обожала литературу и могла говорить о ней часами! И ведь слушали! Катька и за меня-то заступилась тогда потому, что я читала книгу. Так и началась дружба.
Катька махнула рукой:
– О чем ты! Когда все это началось, я стала подрабатывать… Ёлка, поверь мне! Все абсолютно невинно! Я прихожу, танцую и ухожу! И все!
Я пожала плечами:
– Да верю я тебе. Жить захочешь – еще не так раскорячишься. Какая зарплата учителя? Тысяч десять хоть есть?
– Нету.
– А квартплата?
– Четыре тысячи.
– И хорошо бы еще что-то кушать, носить и чисто для души. Танцуешь ты – и танцуй. И что?
– И ничего. Пока меня не увидел один из родителей!
– Подробнее, пожалуйста…
Подробности оказались печальными.
Компания решила отметить юбилей в «Оазисе». И Катька танцевала там. На сцену она выходила в гриме, что есть, то есть. Черный парик, восточная раскраска, костюмы – это меняет женщину. Но после танца-то надо все это снять! Умыться, одеться…
Кто же мог подумать, что папаша Миши Сивцева настолько нажрется, чтобы явиться к ней в гримерку. То ли он поспорил с друзьями, что «поимеет эту телку», то ли что-то еще…
Катя не знала. А охраны, как на грех, рядом не оказалось!
Хуже момента нельзя было и придумать. Она как раз снимала парик. И оказалась легко узнаваема – в обеих своих ипостасях.
Разразился скандал.
Сначала она получила предложение переспать. Потом то же предложение Дмитрий Сивцев подкрепил шантажом («иначе я все расскажу про тебя»). И получил решительный отказ. Одно Катя знала точно. Шантажисту платить нельзя! Он никогда не останется довольным! Никогда. Да и противно было…
– Просто девочка вовсе не так представляла себе своего первого мужчину.
– Понятно… И насколько этот папа противный?
– Суди сама.
Супруг чуть прищурился – и я увидела искомого Диму глазами Кати. Чуть выше ее, массивный, лет сорок на вид, а то и больше, животик, плешка на макушке, цепь на шее, водянистые глаза, откровенно ощупывающие ее тело…
Меня бы тоже стошнило. Прямо на него.
– Не думаю. Просто ты бы сделала из него фрикасе.
– Или фарш. Я могу, я такая!
Одним словом, Катя отказала. А через неделю ее вызвал к себе директор. Вениамин Львович был симпатичным мужчиной. Но – увы! Директор зависит от кучи других людей. Он обязан соединять в себе черты политика, подонка, дипломата, интригана… всего не перечислить. А учителя должны быть как жена Цезаря – вне подозрений. И плевать, что сам Цезарь перебрал весь Рим, не считая коз, коров и кур! Это никого не интересует! Делай что пожелаешь, только не попадайся! Воруй, растляй… или растлевай? Как правильно спрягается это слово?