Президент неожиданно поднял вверх указательный палец.
– Секундочку, товарищ генерал. Как вас, простите?
– Александр Александрович, – четко отрапортовал Ершов. Ну, вот, похоже, и все. Сейчас ему вежливо сообщат, что сообщение принято к сведению, и попросят покинуть кабинет. И хорошо, если в приемной или на выходе из здания не будут ждать санитары или крепкие ребята из президентской охраны.
Однако он ошибся, причем радикально. Подняв трубку стоящего на столе телефонного аппарата без диска, тот коротко сказал:
– Николай, пожалуйста, на ближайший час отмените все встречи. Перенесите на… Нет, пока просто отмените. И попрошу в течение этого часа меня не беспокоить.
Положив трубку, он опустился в кресло и, сплетя пальцы стоящих на столешнице рук, спокойно проговорил:
– Александр Александрович, прошу вас, присядьте и расскажите все еще раз, только поподробнее и с самого начала. Надеюсь, часа вам хватит? Может быть, чай или кофе? – Неужели получилось?! Неужели он ему поверил?! Или просто тянет время? Нет, не похоже. Ох, только бы не ошибиться… – И кстати, раньше мы нигде не встречались?
– Так точно, еще в восьмидесятых, – Ершов по памяти назвал несколько дат, сопроводив их короткими, скупыми пояснениями.
– Да, припоминаю, – Президент коротко улыбнулся самыми уголками губ. – То-то лицо знакомым показалось. Что ж, это приятно.
– У вас прекрасная память, Сергей Борисович, – не зная, что ответить, произнес генерал-полковник, просто чтобы не молчать.
– Присаживайтесь. И давайте не станем больше терять времени, его у меня не так уж и много. По крайней мере, пока я не решил иначе. Рассказывайте…
Глава 11
Москва, Кремль, резиденция Президента РФ,
недалекое будущее (продолжение)
Пробеседовали они куда больше часа. Генерал в мельчайших подробностях рассказал все, что знал и видел сам и что узнал от Александра Юрьевича или искина. И о том, как он получил от сослуживца сообщение, снабженное соответствующей кодовой фразой, известной лишь им двоим, и которое в результате оказалось вовсе не от генерал-майора. И о встрече с гостями не с дальних даже звезд, а вообще неведомо откуда. И о том, что частичка неверия в происходящее все еще продолжала жить в нем – до тех самых пор, пока на связь не вышел сам искусственный интеллект корабля, ныне именующий себя Алексом. И даже о давнем ядерном взрыве над тайгой, вошедшем в земную историю под названием «Тунгусского феномена».
Президент слушал внимательно, порой молча кивал, порой задавал уточняющие вопросы, и все-таки Ершову не было до конца ясно, верят ему или нет.
– Александр Александрович, а какие именно технологии нам намерен предложить, гм, инопланетный разум?
– Вот чего не знаю, Сергей Борисович, того не знаю. Полагаю, как минимум новые источники энергии, например термоядерные, компьютерные технологии, революционные для нас знания в области медицины или физики. Алекс однажды упоминал в разговоре, что все построенные нами ускорители элементарных частиц – примитивны, а познания в области микромира – откровенно наивны. Ну, а как максимум – собственно, гиперпространственный двигатель и возможность путешествовать к дальним звездам. А это – возможность колонизации миров земного типа или добычи полезных ископаемых на рудничных планетах. Собственно, к этому она и стремится – с нашей помощью и нашим же участием отремонтировать межпространственный привод. Но мне кажется, этот вопрос вам следует обсудить непосредственно с Алексом. Насколько я понял, единственное, чем он не собирается с нами делиться, так это сугубо военными технологиями.
– Даже так? – живо заинтересовался собеседник.
Ершов кивнул:
– Да, именно так. Более того, искин сообщил, что отныне без его ведома ни одна стратегическая ракета не сможет стартовать. И, полагаю, не только стратегическая. Любое высокоточное оружие, требующее наведения со спутника, в той или иной мере может им контролироваться. Как и Всемирная сеть, о чем я вам докладывал раньше. Примерно так. И все же позволю заметить, что подобные вопросы вам стоит обсуждать с ним напрямую.
Собеседник кивнул и помолчал, крутя в пальцах остро заточенный карандаш.
– Ну, хорошо, Александр Александрович. Не могу сказать, что вы меня окончательно убедили, но… Мне нужно немного подумать. Вы пока погуляйте, так сказать. В столовую сходите, перекусите, а то вечер уже скоро. Я распоряжусь, чтобы вас проводили. Ровно через час жду обратно. Ступайте.
Из высокого – в обоих смыслах этого слова – кабинета Ершов вышел в смятенных чувствах, поскольку, несмотря на весь свой немаленький жизненный опыт, так и не сумел для себя определить, поверил ему Президент или нет. То, что тот не счел его сумасшедшим, – понятно, но вот поверил ли? Или решил – как, вполне вероятно, сделал бы и он сам в подобной ситуации, – что генерал стал жертвой искусно задуманной грандиозной фальсификации? Или провокации? Иными словами, что Ершов и в самом деле искренне верит в то, чего на самом деле нет и быть не может? А что, тоже вариант, в практике противостояния разведслужб мировых сверхдержав всякое бывало. Обидно, если Сергей Борисович придет именно к этому выводу. Ведь тогда доказать обратное сможет исключительно сам искин… если сможет, конечно. Хотя с его-то возможностями…
Не обращая внимания на вовсе уж ничего не понимающего секретаря, Александр Александрович вытащил мобильник и включил его. За последние годы он достаточно привык к этому изыску высоких технологий, чтобы чувствовать себя неуютно без телефона в кармане. Ого, двенадцать пропущенных вызовов, и все – от Кулькина. А ведь Сашка не тот человек, что станет устраивать панику на ровном месте. Стало быть, что-то случилось, что-то весьма срочное, только вот что?! И кстати, у него там уже поздний вечер, почти ночь.
Набрать номер товарища он не успел: телефон зазвонил сам, заставив возмущенно дернуться сидящего за столом «безукоризненного мальчика». Что ж, он, в общем-то, абсолютно прав. Наверное, это и в самом деле неслыханная наглость – звонить по личным вопросам из приемной Президента Российской Федерации! С другой стороны, это если по личным, а он-то исключительно по государственным. Правда, секретарю о том неведомо – но это, как говорится, его личное горе. Но в коридор все же выйти стоит, незачем нарываться.
– Слушаю, – чуть раздраженно бросил он в трубку, приняв звонок.
– Саша, это Кулькин. У нас серьезные проблемы. Только что Алекс сообщил, что…
Завершив разговор, Ершов несколько мгновений глядел на погасший экран мобильного, размышляя, затем сунул его в карман и решительно двинулся обратно в приемную. Не обращая внимания на окончательно обалдевшего от такого нахрапа секретаря, рванул на себя дверь президентского кабинета. В задумчивости стоящий у высокого окна Президент удивленно оглянулся; влетевший следом секретарь статуей застыл на пороге, не зная, что предпринять.
– Сергей Борисович, простите. Мне только что сообщили – корабль всплывает. На борту серьезное ЧП. Верите вы мне или нет, но это так. Если я ошибся, готов нести полную ответственность и любое наказание. Но сейчас необходимо действовать, и действовать безотлагательно.
Президент молча качнул головой, и секретарь бесшумно покинул кабинет, притворив за собой дубовую дверь.
– Вы отдаете себе отчет, что с вами будет, если вы ошиблись? Пусть даже и не по своей вине? – Взгляд главы государства оказался неожиданно тяжелым; глянул – будто к полу пригвоздил.
Ершов решительно кивнул:
– Более чем. Но я слишком долго жил лишь одним – служением моей Родине, как бы она ни называлась в настоящий момент. И что такое офицерская честь, я тоже, поверьте, знаю не понаслышке. За свои слова и поступки готов отвечать по всей строгости. Но сейчас я прошу от вас лишь одного – помощи.
Президент медленно отвернулся обратно к окну, поправил портьеру. Несколько секунд в кабинете царило гнетущее молчание – не склонному к излишнему романтизму Ершову даже показалось, будто он слышит, как глухо бухают, низвергаясь в неведомую глубину прошлого, свинцовые капли-секунды.
Наконец Сергей Борисович обернулся:
– Знаете, товарищ генерал… я многое повидал за свою жизнь. Но вот такого у меня еще не случалось ни разу. И когда я впервые занял этот пост, – Президент широким жестом обвел свой кабинет, – то, простите за тавтологию, первое, от чего меня очень старательно отучали, это быть наивным романтиком и смотреть в будущее страны сквозь розовые очки. Я оказался неплохим учеником. – Он криво усмехнулся. – Но то, что происходит сейчас, пожалуй, вышло далеко за все мыслимые и немыслимые рамки. Даже если все это бред, то это весьма занимательный бред, Александр Александрович. Мы вылетаем сегодня. Вместе. Думаю, через час мой самолет будет готов.
– Господин Президент…
– Бросьте. Не кривите душой, товарищ генерал. Вовсе не обязательно ко мне так обращаться. Поскольку «не верю», как говаривал один весьма известный в мире искусства человек. Но если вы все же ошиблись, то должны понимать, что…
И в этот момент негромко звякнул сигнал принятого компьютером сообщения.
«Ну, вот и Алекс». – Отчего-то у генерала не возникло и тени сомнения в том, что на связь вышел именно искин. Своевременно, нужно признать. Весьма своевременно…
Президент подошел к своему столу и взглянул на монитор. Сделав несколько движений мышью, удивленно приподнял брови, видимо прочитав присланное сообщение. Поднял взгляд на генерала – ненадолго, всего на несколько мгновений. Но этого хватило, чтобы Ершов окончательно утвердился, что не ошибся. Это и в самом деле вышел на связь искин. Вышел, несмотря на катастрофическую нехватку энергии. Значит, решил ему помочь, поскольку знал, к кому на прием он собирается именно сегодня.
А еще он понял, что сейчас ему поверят окончательно. Искин не был бы самим собой, не устрой какую-то короткую, но впечатляющую демонстрацию. Пусть даже и в подобных, явно форс-мажорных для него, обстоятельствах.