– Я не могу, – кратко ответил Петя в трубку.
– Это ты с дороги устал. В общем, я договариваюсь на вручение приза…
– Я не могу, – твердо повторил Петя и добавил: – Правда.
– Что-то случилось? – Кирилл наконец перешел на нормальный человеческий голос.
– Да, случилось, – Петя рассматривал над головой редкие звезды, – но это не по телефону. Мне нужно закончить съемки, там требуется конная подготовка, не до презентаций, честно. Потом… потом я отработаю, и с призами, и с презентациями. Но не сейчас.
Видимо, что-то такое прозвучало в его голосе, что Кирилл настаивать не стал. Но передачу все же посмотреть настоятельно рекомендовал.
Петя посмотрел. Вот когда вернулся в пустую квартиру, сел на диван, включил планшет, тогда и посмотрел. Ни слова не запомнил из выпуска. Включил лишь для того, чтобы не было в доме тишины. Большая красивая ракушка лежала на журнальном столе. Если прислонить раковину к уху, то обязательно услышишь шум моря. Он даже фразу придумал, когда летел в самолете: «Я привез тебе шум моря».
На экране планшета что-то увлеченно рассказывал он сам, а в роли скептического слушателя выступала ведущая передачи.
Уснул Петя ближе к трем.
А в двенадцать он был уже в больнице по адресу, который ему скинула Юля. Стоял в коридоре, ждал, когда выйдет Алена.
И когда она появилась, бледная, худая, с убранными в хвост волосами, Петя сумел выговорить только:
– Почему?
Алена шевелила губами, что-то тихо говоря, он не понимал – что, и повторил вопрос:
– Почему?
– Мы бы все равно расстались, – и по ее щекам потекли слезы.
– С чего ты взяла? – спросил он непослушным голосом.
– Наши жизни расходятся, разве ты не видишь? У тебя карьера, съемки, мероприятия, так и должно быть, все правильно. И ты не хотел ребенка, помнишь, говорил тогда, что… это обязательно надо планировать, а я не специально, и он вот… получился. И аборт я не сделаю.
Алена говорила какие-то совершенно неправильные слова. Карьера, аборт… расходящиеся жизни… Неужели она все видит вот так?
Они стояли в коридоре, мимо проходили врачи, медсестры, куда-то шли две глубоко беременные женщины, напоминавшие гусынь. И никто не обращал внимания на заплаканную девушку и напряженного молодого человека, которые стояли друг напротив друга, не касаясь. Здесь и не такие драмы происходили.
– Давай отойдем в сторону, – предложил Петя, показав рукой на угол со свободными диванчиками.
Алена покорно пошла. Они сели рядом. Алена вытерла ладонями слезы:
– Ты на меня не сердись, пожалуйста. Я не знала, как тебе сказать. Думала, вернешься, поговорим, но… видишь, попала в больницу.
Приехали. Она не знала, как сказать. Петя всегда гордился тем, какие они по жизни доверяющие друг другу люди, а оказывается, она не знала, как сказать.
– У нас все настолько плохо, да?
– Я не знаю, – Алена шмыгнула носом, опустив голову.
И тогда Петя прижал ее к себе. Потому что не хотел больше ничего слышать и понимать.
– Мне кажется, ты поторопилась с выводами и решила все за нас двоих. И если бы ты сейчас не была… не ждала… в общем, не оказалась здесь, я бы взял ремень, честно. Ты просто поправляйся и возвращайся домой, ладно?
Алена кивнула.
– Обещаешь?
Она снова кивнула.
– И даже думать не смей ни о каких абортах, поняла?
После третьего кивка она его обняла.
Пете было очень больно оттого, что Алена в нем усомнилась. Так не должно было случиться. Не после стольких лет вместе. И вопрос: «Почему?» не исчезал.
Почему она усомнилась? Почему рассказала о беременности всем, кроме него? Почему решила, что расставание неминуемо?
Петя обнимал Алену и испытывал чувство огромной потери. Ведь если возникли все эти вопросы, значит, он ее уже долгое время терял, не понимая этого.
– Я так рада, что ты вернулся, – сопела рядом его потеря. – Мне очень плохо было без тебя.
– Конечно, плохо. Напридумывала себе ужасов. Ремень я все-таки повешу, на самом видном месте.
– Беременных наказывать нельзя.
– Я для устрашения.
И теперь Петя ездил к ней в больницу каждый день. А сегодня с утра возобновились съемки, и Петя их почти провалил. Никак не мог собраться. Очень непрофессионально. Он завтра исправится. Обязательно. Надо только успеть к Алене до закрытия больницы для посетителей.
Катя в школе. Русский язык, математика, чтение…
И квартира принадлежит двоим. Рик не в счет. Кота в спальню не пустили, он обиделся и пошел смотреть включенный на кухне телевизор. Телевизор периодически примирял кота с несправедливостью этого мира.
– Я чувствую, меня скоро вызовут в школу. Ребенок отсутствовал неделю и не сделал ни одного домашнего задания, – в голосе Лары не звучало раскаянья, только констатация факта. – А за вчера мы полностью нагнать программу не успели, естественно.
– Нагонит, еще только сентябрь, – рука Саши гладила ее плечо, и не хотелось шевелиться.
Как хорошо, что сейчас квартира принадлежит только им двоим. Ему и ей. И можно опоздать. Они уже опоздали.
Два дня назад Лара с дочерью вернулись в Москву вечерним рейсом, и Катя, так старавшаяся выглядеть взрослой Катя, забыв про всю свою «взрослость», побежала с криком: «Папа!», оставив свой маленький чемодан Ларе. В итоге Лара катила за собой два чемодана: собственный и дочери.
– Привет, что у вас тут в Москве нового?
– Вы прилетели.
Саша взял из ее рук большой чемодан. Вторая его рука была занята – держала детскую ладошку.
И глаза… как хорошо уметь общаться глазами.
– У вас тут холодно.
– Не как у вас в Сочи, – согласился муж.
– Ну пойдем же, пойдем, – торопила Катя.
Позже в машине она хвалилась своими успехами и спрашивала про кота.
– Он хорошо себя вел?
– Как обычно, только чуть лучше.
Все-таки мужской дружбы между мужем и Риком не случилось. Зато случился период перемирия.
– Я же говорила, что он умеет быть хорошим, – с гордостью воспитателя в голосе произнесла дочь.
А дома был ужин. Совершенно уставшая после долгого дня Лара, выйдя из душа, села за стол и, взяв в рот кусок нежнейшего лосося, закрыла глаза от удовольствия.
– Это счастье, – пробормотала она.
– Это лосось, – поправил муж.
– А завтра можно спать, сколько хочешь, – провозгласила Катя, – потому что завтра воскресенье.
Рик был тут же. Лосось он любил, поэтому терся о ноги дочери, выпрашивая угощение. И Катя, конечно, делилась, а Саша делал вид, что этого не замечает.
Воскресенье прошло быстро и сумбурно – в разборе вещей, уроках, подготовке к школе, кому-то даже пришлось помогать с аппликацией (и это была не Лара), а в понедельник, отправив школьницу за знаниями, взрослые решили на работу опоздать.
– Жаль, что нельзя не пойти совсем, – вздохнула Лара.
– Неужели ты не соскучилась по своим цветам? Не верю.
– Соскучилась, – не стала отрицать Лара. – Но по тебе я соскучилась больше.
Она повернула голову и поцеловала мужа. И все началось сначала. Ощущение родного сильного тела рядом наполняло радостью и счастьем, полнотой жизни. Лара не понимала, как это работает. Через столько лет брака. И не хотела понимать. Она хотела целовать, гладить, ласкать, и чтобы ее в ответ тоже целовали, гладили, ласкали. Иногда Лара думала о том, что умение принадлежать друг другу – это особый вид искусства, но сейчас не думалось вообще.
– Ненавижу твои командировки.
– Как насчет ваших соревнований?
Но ответить ей не дали. Губы ловили губы, руки и ноги сплетались, наступало время ощущений и другого измерения. Потом, все потом…
Душ и кофе, поиски нужной блузки и блокнота, в котором она три дня назад писала рабочие планы, полная невозможность нанести макияж. Стрелки получились со второго раза, а помада тут же смазалась – потому что кого-то ее присутствие на губах не смутило. Нет, им нельзя надолго расставаться. Лара стирала остатки помады салфеткой, чтобы вновь аккуратно провести по губам теплым персиковым оттенком.
Саша стоял рядом, готовый к выходу, и отвечал на пропущенные звонки.
А она, перекладывая из сумки, которую брала с собой в поездку, паспорт, пластиковую карту и права, увидела маленькую бумажную трубочку. Совсем про нее забыла!
Когда муж закончил очередной разговор, Лара протянула ему находку:
– Это тебе. Мой подарок из Сочи.
– Что это?
– Предсказание.
Саша взял трубочку, распечатал ее и прочитал. На бумаге было написано всего одно слово: «Верь».
Игорь считал себя неплохим отцом. И был прав. Дело не в том, что он любил своего ребенка. Каждый нормальный человек любит своего ребенка, но еще Игорь умел Костю вымыть, переодеть, сменить памперсы, накормить и погулять. В общем, можно сказать, папа на все руки. И когда Юля сказала, что у нее врач, на прием к которому она специально записалась в воскресенье, чтобы Игорь не отпрашивался с работы, он пожал плечами:
– Без проблем.
– Только я буду отсутствовать долго, – предупредила Юля. – У меня сначала УЗИ, потом прием, а между ними перерыв где-то час.
– Да не вопрос, – уверил ее Игорь.
Речь шла о Юлином женском здоровье, поэтому полдня вдвоем с Костей они как-нибудь проведут. Тем более суп для сына был сварен заранее.
Миф о суперотцовстве оказался развеян через полчаса после ухода Юли, когда Косте настало время идти на прогулку. Во-первых, было непонятно, что надевать на ребенка, а во-вторых, ребенок не хотел отказываться от планшета. Игорь планшет отобрал и одевал сына под непрекращающийся ор. К тому моменту, когда Костя был готов к прогулке, Игорь стоял перед ним весь мокрый. Одной рукой держа ребенка, второй – коляску, он вышел из квартиры. Предстояло закрыть дверь и спуститься вниз. После того, как все это было проделано, он выдохнул.
– Ну вот, сейчас мы сядем и поедем, – сказал он Косте.
Проехали они совсем немного, буквально метров сто, когда сын опять стал плакать. Игорь никак не мог сообразить, в чем дело, пока, взяв его на руки, не понял: надо возвращаться домой и менять памперс. Специфи