Денис молча кивнул, любуясь пианисткой.
Костя сидел на руках неподвижно и слушал музыку.
– У тебя есть минут пять, чтобы закрыть магазин, – сказал Игорь, зная, что надолго сына не хватит. – И сколько мы должны за открытки?
Денис посмотрел на богатый улов, крепко зажатый в детских руках, и ухмыльнулся:
– Подарок за счет заведения.
Федя ехал в метро. Воскресные улицы забиты транспортом, поэтому машину он сегодня не брал. Воскресенье, вечер. Для многих это окончание выходных. Для Феди только начало. Жаль, конечно, что из-за его скользящего графика работы у них со Светой в этот раз не совпали выходные. Зато завтра он спокойно починит кран в ванной, который начал подтекать, и подкрутит дверку на шкафу в коридоре.
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Парк культуры».
Двери закрылись, поезд медленно тронулся и устремился в темный тоннель. Федя смотрел на переполненный вагон и думал о том, сколько времени жители города проводят под землей. Четверть жизни, наверное. Не все, конечно, а те, кто активно пользуется общественным транспортом. Утром они спешат на учебу и работу, вечером домой, в выходные в центр. Феде повезло, у него дорога «дом-работа» в один конец составляет порядка сорока минут, а кто-то проводит под землей час, помножим это на два (путь обратно), и получается…
Кольцевая, Замоскворецкая, Калужско-Рижская… вся Москва пронизана этими пересекающимися ветками, перевозящими огромное количество людей ежедневно. У Феди есть автомобиль, он не каждый день спускается вниз, а вот Света, у которой автомобиля никогда не было, весь город воспринимает через карту метро. Сокольники – это красная вверху, а Ясенево – оранжевая внизу.
Как-то Игорь рассказывал Феде про историю создания некоторых станций с точки зрения нюансов архитектуры и стилей. Федя запомнил, что станция «Чистые пруды» была построена в стиле ар-деко, и во время войны поезда на ней не останавливались. Существует легенда, что рядом со станцией был оборудован бункер для Верховного командования. Феде вообще казалось, что, если бы Юля и Игорь скооперировались, соединив ее знания по истории и его по архитектуре, они могли бы написать очень интересную книгу о городе. Конечно, таких сейчас много. Но Феде казалось, что эта книга обязательно отличалась бы от других и была во много раз интереснее.
Надо будет им намекнуть при случае. Занятый этими мыслями, Федя чуть не пропустил свою остановку, выбежав на платформу через уже закрывающиеся двери.
И снова понедельник. И Катя в школе. И они в квартире вдвоем.
А за окном солнце, день обещает быть ясным и сухим.
Он бы, наверное, уехал на работу раньше. Раньше Лары и, может быть, даже раньше Кати, но бессонные ночи последних дней давали о себе знать. Так же как и вчерашний вечер наедине с коньяком.
Уехал вроде бы на работу. А на самом деле – чтобы выпить не при родных. Чтобы дочь не видела, как папа полюбил коньяк.
Забытый в ресторане шарф Лары теперь был в его кабинете. Он ненавидел этот шарф. Чуть потянуть за концы… и перестанет хватать кислорода.
Это не страшно. С этим живут. Вот он не дышит, а живет. Как-то.
Лара сказала: «Я очень тебя люблю».
Любит. Конечно, любит.
Ради любви можно пойти на все, кто бы спорил. Ради любви можно и переспать с чужим человеком, чтобы сохранить проект мужа, сделать ему подарок.
Только вот как потом жить дальше? Не слишком ли высокая заплачена цена? Во имя любви.
Ты ее заплатила, Лара?!
Ее молчание и гордый уход из ресторана отвечали: «Нет».
И еще эта узкая полоска с надписью: «Верь». Где-то она была. А, точно, в паспорт положил. Чтобы не потерять. Потому что очень хотел верить.
И резкий звук тормозов. Только будь, Лара, только живи.
Он запутался, он измучился. Он хотел знать правду и боялся ее.
А Лара снова начала курить. Стояла у открытого окна кабинета, полностью готовая к выходу на работу, и курила. Когда он зашел за своими бумагами – обернулась. Глазищи на пол-лица. Тоже проблемы со сном.
– Ты уже едешь? – спросила, чтобы что-то спросить.
– Да, – ответил Александр и увидел Катину листовку на столе. Взял, чтобы выкинуть в мусорное ведро.
– Оставь, она мне нужна для работы.
– Ты собираешься предложить выставочному залу свои услуги флориста? – он спросил ее тоже лишь для того, чтобы спросить.
Поддерживать разговор – это так важно.
– Нет, – Лара сделала легкую затяжку. – Я собираюсь связаться с художником и получить от него разрешение на тиражирование картины, заказать оберточную бумагу с таким принтом и сделать серию букетов на тему «Дорога друг к другу».
– Понятно.
Ну что, для утреннего поддерживающего разговора вполне достаточно. Пора расходиться. Кто первый?
– Пришлешь водителя, чтобы забрать Катю из школы? Я сегодня не смогу.
– Что так?
Она не смотрела ему в глаза, она рассматривала листовку с кучей схематичных человечков.
– Я сегодня провожу набор сотрудников для нового магазина. Будет тест-драйв, запущу их в торговый зал и посмотрю, как они делают букеты и общаются с посетителями.
Сигарета в руке слегка подрагивала, и пепел сыпался на ковер. Никуда не годится.
– Ладно, – услышал Свиридов свой голос и вынул из ее пальцев сигарету. – Предлагаю тебе бросать эту пагубную привычку.
Но, прежде чем загасить сигарету в пепельнице, он сам глубоко затянулся.
– Как твой бок?
Лара не отвечала. Она стояла и смотрела на мужа, который докуривал ее сигарету. Спрашивал про букеты и бок, согласился дать водителя для Кати, вернулся домой черт знает когда. В два ночи. Она не спала. Она слушала, как он ходит по квартире, включает воду, нажимает на чайник. Ночью все звуки, даже самые тихие, в тишине дома и города звучат отчетливо.
Больно.
Ему очень больно. Он просто не позволяет себе это показать.
Лара стояла и наблюдала, как он тушит сигарету в пепельнице.
И вся ее гордость, вся гордыня куда-то делись. Кому она нужна, эта гордость, когда больно обоим, и руки через стекло друг друга не чувствуют. Он не дождался ответа на свой вопрос и повернулся, чтобы выйти, но она не дала.
– Саша…
Остановился. Лара подошла к мужу и уткнулась лбом в его плечо:
– Я тебе не изменяла.
Он молчал.
– Это правда. Он… он сказал, что у тебя проблемы и что он готов помочь, и да, да – ты прав! Он назначил цену, но я… я отказалась. И я не хотела, чтобы ты обо всем этом знал.
Лара говорила чуть сбивчиво, даже лихорадочно, а когда закончила, Саша ее обнял. Совсем так, как в том сне, в котором она бежала к нему.
– Я тебе не изменяла, – снова прошептала Лара.
И руки сжали крепче, больной бок тут же дал о себе знать, но это мелочи. Потому что хотелось еще крепче, чтобы не дышать, чтобы точно знать, что поверил.
К черту и гордость, и гордыню. Какой от них прок, если невозможно друг друга касаться, если вся жизнь через стекло?
И снова в памяти возник тот номер люкс, и Алик Робертович в ожидании ее ответа. Лара и сейчас могла воспроизвести встречу с ним в малейших деталях. Она помнила все: интерьер, запах, интонации голоса, его ожидание. И ее короткое:
– Нет.
– Нет? – казалось, Алик Робертович был озадачен подобным ответом. Он явно ожидал другой. – Почему нет?
– Если мой муж лишится гостиницы, он это переживет. Может, непросто, может, возникнут финансовые трудности, но это решаемо. Если же я ему изменю – это будет наш с ним крах.
– Но ведь ваш муж ничего не узнает, – голос Алика Робертовича звучал обволакивающе.
– Я не буду прежней, и в этом проблема. Я буду знать. Поверьте, этого достаточно, чтобы все разрушилось.
– А если я обижусь?
– Моим отказом?
– Да.
Лара встала, она не могла больше сидеть. В руках был бокал с недопитым шампанским, и в голове шумело. Осторожно.
– Вы намекаете на месть?
– Может быть. – Алик Робертович задумчиво сложил ладони домиком. – Мужчина, которого отвергли, обычно бывает очень оскорблен. Я могу отнять у вашего мужа бизнес.
Он мог. И еще он с ней играл. Лара чувствовала противное, липкое чувство страха и понимала, что клетка, в которую ее загнали, тесна. Здесь не просто развернуться негде, дышать скоро станет невозможно. Не клетка – капкан. Одна гостиница – ощутимая, но не фатальная потеря. Сохранение всего бизнеса – это уже другой уровень. И цена – переспать здесь и сейчас. Вот с ним.
Алик Робертович тоже поднялся с кресла и подошел к Ларе. Глаза – холодные. Этот человек не привык к слову «нет».
– Можете, – язык еле повиновался. – Вы можете отнять у моего мужа бизнес, но не сделаете этого. Потому что вы – настоящий мужчина, а настоящий мужчина всегда великодушен, и он выше мести слабой женщине.
Лара даже позволила себе чуть приподнять бокал с остатками шампанского и сделать последний глоток, глядя ему в глаза.
– Угощение было великолепным, но, к сожалению, мне пора.
И тогда Алик Робертович захлопал в ладоши и сказал всего одно слово:
– Браво.
Он ее отпустил. Лара шла по коридору обратно к лифтам, не чувствуя под собой ног. Установка была только одна – выбраться на улицу. Потом Лара долго сидела в машине, не в силах повернуть ключ зажигания. Руки дрожали.
Требовалось время, чтобы прийти в себя, осознать, что получилось, справилась, смогла.
А на следующий день Саша ледяным голосом выкатил ей обвинение. И гордость взыграла. Конечно, куда же без этого…
– Иногда мне кажется, что я иду к тебе всю жизнь. Иду, иду и никак не дойду.
Лара подняла голову. Родные морщинки в уголках глаз, внимательный и все еще больной взгляд. Она провела ладонью по его щеке, он поймал ее руку и прижал пальцы к своим губам. Теплым и тоже родным.