Итальянский тенор
В Москву с концертом приехал легендарный итальянский тенор Бруно Моретти. Так получилось, что его заселение в гостиницу совпало с редчайшим моментом, когда Вера Дмитриевна почтила своим присутствием рабочую обитель сына, приняв его приглашение пообедать вместе на открытой веранде. Вера Дмитриевна не любила быть в центре внимания любопытных официантов, но сын был очень настойчив, а она совершенно свободна, поэтому летний обед состоялся и удался на славу.
С великим итальянцем Вера Дмитриевна столкнулась в холле, покидая «Максимум», и от неожиданности даже немного растерялась. Вокруг суетились сопровождающие, журналисты, фотографы, а Вера Дмитриевна застыла и смотрела зачарованно на немолодое породистое лицо.
Неужели?
А волосы стали совсем седыми, и фигура раздалась вширь. Когда они виделись в Милане много лет назад, Бруно Моретти был подтянутым жгучим брюнетом с темными блестящими глазами, красавец-сердцеед. Костя тогда выступал на международном конгрессе физиков с докладом, а Вера Дмитриевна его сопровождала. В качестве культурной программы гостей из России пригласили в легендарный театр Ла Скала, а после спектакля был устроен фуршет, где они и познакомились. Бруно, великолепно владевший английским, был очарован stella russa – русской звездой, так он называл Веру Дмитриевну. Позже итальянец пригласил их к себе на виллу, где показал великолепный сад с мраморным чашей-фонтаном и личную коллекцию живописи. Как истинный сын своей родины, Бруно любил и ценил красоту.
Вера Дмитриевна стояла в холле, оттесняемая репортерами, и за несколько минут снова прожила далекую миланскую весну.
– Женщина, отойдите, вы мешаете, – довольно грубо сказал один из журналистов, задев ее внушительным рюкзаком.
– Молодой человек, если вы будете вести себя подобным образом, мы вынуждены будем попросить вас покинуть отель, – тут же подоспела сотрудница гостиницы. – Вера Дмитриевна, пройдемте со мной.
– Вы не имеете права меня выставлять! – тут же возмутился мужчина. – Я вам не прощу срыв материала и обеспечу черный пиар.
– Успокойтесь, пожалуйста, – тоном учительницы негромко произнесла Вера Дмитриевна. – Вы создаете ненужную суету.
Но было поздно. Тенор, уловив в окружающих интонациях привкус скандала, повернул голову на голоса и увидел Веру Дмитриевну. Конечно, она сильно изменилась с тех пор, постарела, и синьор Моретти ее не узнал. Во всяком случае, сразу. Стоящая неподалеку женщина показалась ему смутно знакомой, словно они уже где-то встречались. Но где? И когда? А потом она улыбнулась… И память не подвела.
– Виера! – на весь зал воскликнул Моретти. – О, bella padrona. Non credo ai miei occhi![2]
– Ciao[3], Бруно, – это все, что Вера Дмитриевна могла сказать в ответ.
Сообразительные репортеры тут же повернулись в ее сторону, но Вера Дмитриевна махнула на прощанье рукой и торопливо удалилась под крики Бруно: «Where will I find you?»[4]
Про странную встречу в холле Бруно Моретти не забыл и настоял, чтобы нашли ту женщину. В конце концов, много людей ее видело, некоторые даже сфотографировали. Найти людей по фотографии в наше время несложно. Особенно если этого желает всемирно известный певец.
Каково же было изумление господина Моретти, когда он узнал, что Виера является матерью владельца этого отеля. Помнится, муж у нее ученый, а сын, оказывается, пошел по другой дороге. Как все-таки быстро бежит время! Сам Бруно был женат дважды, и не сказать, что браки принесли ему счастье. Все же призвание артиста – сцена, и только там он живет по-настоящему. А женщины хороши для романов – страстных, бурных, но неизменно заканчивающихся.
Однако, какая удивительная встреча! Моретти помнил Виеру необыкновенной красавицей. А муж у нее был очень умный, и, кажется, она его действительно любила, поэтому даже мимолетный флирт исключался. Но все же Бруно тогда был пленен.
Господин Моретти попросил помощника пересмотреть график своего пребывания в Москве и освободить несколько часов днем или вечером для обеда или ужина – в зависимости от предпочтения синьоры.
Синьора предпочла обед и спросила, не будет ли он против, если их компанию разбавит старший сын, который великолепно владеет английским и может помочь с переводом, потому что сама Вера Дмитриевна в английском не слишком сильна.
– Nessun problema[5], – ответил господин Моретти.
Лара сидела за столом и вместо того, чтобы запоминать в подробностях обед с легендарным тенором, смотрела на свекровь. Казалось, что Вера Дмитриевна помолодела. Лара не видела ее такой оживленной и вдохновленной, наверное, с тех пор, как Константина Ивановича не стало. Нет, на великого итальянца Лара тоже смотрела, смеялась его шуткам, отвечала на комплименты, но Вера Дмитриевна… Вера Дмитриевна расцвела. И Лара точно знала, что все дело в ожившей памяти, в тех воспоминаниях, которым предавались за столом.
Все дело в прошлом.
И в любви к человеку, который не сидел сейчас за этим изысканно сервированным столом, но всегда присутствовал в жизни свекрови даже после своего ухода.
Обед был организован на пять персон, и, как ни странно, никакого неудобства и проблем в общении, связанных с языком и тем, что Вера Дмитриевна и господин Моретти не виделись много лет, не чувствовалось. Саша и Лара отлично владели английским, итальянский тенор и его помощник по имени Тонио – тоже.
Моретти был громок, эмоционален и говорлив, Вера Дмитриевна, как всегда, иронична. Они составляли потрясающий дуэт. После того как были поданы десерты со свежими ягодами, которые удостоились комплимента «perfecto»[6], господин Бруно торжественно пригласил Веру Дмитриевну и всех присутствующих на свой завтрашний концерт в Кремлевский дворец. На несколько секунд за столом воцарилось молчание. Маэстро ожидал бурных благодарностей, но вместо этого возникла пауза – осязаемое чувство неудобства.
Лара с тревогой посмотрела на свекровь. Константин Иванович был большим меломаном, но после того, как его не стало, Вера Дмитриевна не посетила ни одного музыкального мероприятия. Она не могла. Об этом знал Саша, об этом знала Лара, об этом ничего не знал сидящий напротив итальянец.
Лара даже не представляла себе, что чувствует в этот момент Вера Дмитриевна. Свекровь чуть наклонила голову, скрыв от всех свое лицо. Только руки с приборами чуть подрагивали, выдавая эмоции. Вера Дмитриевна аккуратно положила приборы на тарелку, сделала глубокий вдох и выдох, подняла лицо и сказала по-русски:
– Для меня это огромная честь, Бруно. Я с удовольствием приду и послушаю арию из «Турандот». Ты же исполнишь ее завтра?
Саша перевел вопрос, и Моретти громко и заразительно рассмеялся.
– You haven’t changed, Vera[7].
Возникшее было напряжение исчезло, и разговор закрутился вокруг завтрашнего выступления. Синьор Бруно сказал, что программу он держит в секрете, но «Турандот» обещает.
Тонио демонстративно посмотрел на часы, намекая своему работодателю на то, что отпущенное на обед время подошло к концу и их ждут на интервью в телестудии.
Обед завершился, маэстро уехал на запись передачи, Веру Дмитриевну отправили на служебной машине домой. По-хорошему, Ларе тоже пора было возвращаться на работу, но она почему-то тянула время. Муж почувствовал ее состояние и предложил прогуляться.
– Куда направимся? – спросила Лара.
– Поехали в Коломенское.
– Коломенское? – она не смогла скрыть удивление.
– А что?
– Ничего. Поехали.
– Подожди только минут пятнадцать-двадцать, я решу пару вопросов.
– Конечно.
Они поднялись в их номер.
– Чай, кофе заказать? – спросил Саша, прежде чем уйти.
– Нет, не надо.
Ей просто хотелось побыть одной, посидеть в тишине, еще раз пережить этот невероятный обед. Вспомнить Константина Ивановича. Ларе казалось, что Саша чувствовал и думал примерно о том же самом. Лару окутала грусть. Пусть светлая, но грусть. Она неспешно прошлась по номеру, погладила рукой обивку кресла. Вспомнила, как оказалась здесь впервые.
Саша позвонил ей в Питер и сказал: «Приезжай».
Лара взяла отпуск и прилетела. Прилетела к человеку, с которым была знакома всего несколько дней. Благоразумная Лара. Он встретил ее в аэропорту и привез сюда, в этот номер. Сразу было видно, что здесь живут, – Лара стояла не в безликой комнате с обязательным набором полотенец, одноразовых тапочек и батареей пузырьков, состоявшей из гелей для душа, шампуней и кондиционеров. Здесь были журналы и ноут, пачка сигарет и висящий на спинке кресла джемпер, книга на тумбочке, пепельница перед телевизором.
– Кто здесь живет? – спросила Лара, оглядываясь, хотя и так знала ответ.
– Я здесь живу.
Саша не предложил ей отдельный номер, он сразу привез ее сюда, хотя история всего их знакомства состояла лишь из нескольких встреч, одного поцелуя и двух телефонных звонков.
Наверное, ей следовало бы возмутиться, потребовать себе отдельное проживание, намекнуть на собственную недоступность, но все происходящее было настолько естественно, что единственный вопрос, который вертелся на языке, но не произносился вслух, был: «И многие посещали этот гостиничный номер?»
Она, конечно, ничего не сказала, но, наверное, все было и так написано на лице, потому что Саша подошел, взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя:
– Я не имею привычки водить в свой дом вереницы женщин. А это мой дом.
Сказал и поцеловал. Вопрос был снят. Так же, как сейчас он попросил четверть часа, в тот день он попросил пару часов, предложив заказать обед в номер и отдохнуть с дороги. Вечером обещал ей показать Москву и пригласить на ужин.