В их появлении на площади Изопилия не было ничего странного.
Чудными казались сами стражники. Во-первых, они были трезвыми, во-вторых, они шагали прямой, уверенной походкой, совсем не похожей на фирменное ковыляние Торопливых. В каждом движении скользила уверенность, осознание того, что они имеют право тут быть, и не просто быть, а применить силу и не встретить сопротивления.
Как у тигра, крадущегося по джунглям.
Словно у льва, идущего по саванне.
И еще они все немного напоминали друг друга – бледностью, худобой и чертами лица.
– Ого, – сказал Переэль, на миг потеряв невозмутимость истинного перворожденного. – Это кто же такие? И где наши старые знакомые?
Не то чтобы он сильно любил прежних Торопливых, небритых, ленивых, жадных и склонных к насилию. Просто они подходили к Ква-Ква, являлись его частью, точно такой же, как вонь, шум и колдобины на улицах.
– Вот уж не знаю. – Гном сделал глоток, и на мгновение его лицо стало цвета кирпичной пыли. – Но они мне не нравятся.
Стражники, как раз проходившие мимо лотка Драного Фартука, остановились.
– Употребление спиртных напитков во время исполнения служебных обязанностей лицом, связанным с торговлей, – проговорил тот из них, что был повыше остальных и носил шлем лейтенанта.
– Чего? – изумился гном, пряча фляжку.
– Карается штрафом в размере пяти бублей согласно Торговому уставу двадцать пять тысяч второго года, параграф пять, пункт «г».
– Какое «г»?
– Вы признаете себя виновным? А? – Лейтенант произносил слова четко и с таким напором, словно вбивал их в собеседника. И некоторые слова были ощутимо толще остальных.
Глянув в бездушные глаза стражника, эльф с холодком понял, что этот человек (человек ли?) способен с таким же ледяным равнодушием вколачивать в плоть гвозди.
– Чего?
– Я думал ограничиться Устным Предупреждением, но, учитывая Отрицание Вины, вынужден прибегнуть к…
Меж торговых рядов возник какой-то шум, несколько голосов завопили: «Грабят!» – и из толпы выскочил наряженный в лохмотья шустрый субъект с зажатым под мышкой поросенком. Субъект выглядел деловитым, поросенок – удивленным поворотом в своей судьбе.
Известный на весь рынок Слямз Хорек осуществлял акт экспроприации.
Лейтенант потерял интерес к гному.
– Схватить! – рявкнул он, и остальные пятеро Торопливых рванули с места.
– Ха! – Слямз Хорек нашел время на то, чтобы презрительно улыбнуться и сплюнуть на землю.
Чтобы ленивые стражи закона догнали его, самого ловкого и быстроногого вора на площади Изопилия? Да скорее река Ква-Ква обрастет водопадами, а чиновники разучатся брать взятки, и скорее…
Додумать мысль до конца Слямз не успел, поскольку понял, что окружен.
Выругавшись, он отшвырнул поросенка и вытащил нож, короткий и настолько кривой, что его можно было использовать в качестве штопора. Свинтус с визгом задал стрекача, а Хорек крикнул:
– Век воли не видать, начальник! У меня ничего нет, а вздумаете трогать – сопротивляться буду!
Порой этот прием срабатывал. Арестовывать Слямза теперь было вроде как не за что, а ввязываться в драку ради того, чтобы помахать кулаками, Торопливые не любили. Они делали вид, что отвлеклись на что-то, и Хорек благополучно удирал.
Но в этот раз все пошло не как обычно.
– Мы имеем Сопротивление При Задержании, – проговорил лейтенант даже с некоторым удовлетворением. – И можем применить оружие согласно Закону о страже двадцать две тысячи девятьсот тридцать восьмого года, параграф три. Вперед!
Слямз удивленно отвесил челюсть, а Торопливые обнажили мечи и бросились на него. Толпа зевак, собравшаяся за считаные мгновения, затаила дыхание. Ну а Переэль решил, что спит.
Такого просто не могло быть! Стража, сборище ленивых неудачников, только и думающих о том, где выпить и чего стащить, никогда не умела так ловко обращаться с оружием!
Несколько движений, взблеск стали, и тело Хорька упало на тот слой очистков и мусора, что заменял на площади Изопилия землю. За прилавком Драного Фартука нервно сглотнули, там возникло некое движение. Эльф посмотрел туда и обнаружил, что гном и его товар бесследно исчезли.
Но лейтенант и не вспомнил о торговце горшками.
– Преступник понес Справедливое Наказание, – сурово объявил он. – Расходитесь, мирные граждане, иначе я могу вас обвинить в Незаконной Сходке согласно Акту…
Зеваки мгновенно уставились на прилавки и превратились в покупателей.
Торопливые забрали тело и ушли, а Переэль остался стоять, неприлично открыв рот. Он даже не обратил внимания на то, что какой-то нищий стянул капустный лист, и это выдало всю глубину постигшего эльфа шока.
А рынок гудел, как миллион ульев разом, и слухи о происшествии расползались по нему, мутировали и давали потомство. Самые шустрые выбирались за пределы площади Изопилия и растекались по улицам Ква-Ква. Убитый вор превращался в банду грабителей, стычка – в длительное побоище, «свидетели» которого захлебывались слюной, описывая, как их чуть не задело копьем, стрелой или боевым драконом…
К вечеру загудел весь город.
А бывшие стражники в это время наслаждались жизнью.
– Вот смотри сюда, – сидевший на койке Поцент продемонстрировал могучую ручищу. – Видишь?
– Ага, – сказал Васис Ргов, разглядывая изображенный между бицепсом и трицепсом шлем с двумя гребнями.
– Такие шлемы носили в армии Нефритовой империи. Пять тысяч лет назад. В ранний период, династия Вань.
– Вань?
– Именно. А вот тут династия Мань. Обрати внимание на отличия.
На взгляд Васиса, второй шлем, вытатуированный на лопатке, был точно таким же, как и первый.
– А теперь жемчужина моей коллекции. – Поцент принялся стаскивать штаны. – Династия Тань.
– А может, не надо? – спросил Ргов, догадавшись, какую часть тела ему сейчас покажут.
– Моргалы выколю и пасть порву. Вот он, красавец. Три декоративных рога в подражание Мили-Пили-Хлопсу, или, как его звали в Нефритовой империи, Яростному Пыхтящему Господину. Но эти рога могли использоваться по назначению, поскольку достигали пяти сантиметров в длину…
Поцент оседлал любимого конька, а заодно и свежего слушателя и не собирался слезать с них так быстро.
Дука Калис на соседней койке играл с феями в карты. Игра сопровождалась драками, руганью и спорами по поводу того, кто шельмует. Карты были настолько древние и засаленные, что каждый кон являлся чем-то вроде разгадывания шарады.
А еще карты представляли собой настоящую коллекцию преступных отпечатков пальцев.
– Ты че? – бурчал Калис. – Я тебе сейчас в глаз дам! Ты чего червей бубями кроешь, а, мелкий?
– Ошибся, – разводил лапками Чук, злой фей. – Сейчас исправим. Вот так лучше?
– Э… вроде бы, – отвечал Калис, пытаясь разобрать, какая масть использована на этот раз. – Стоп, а почему не сыграл мой козырной туз?
– Так расклад, – вздыхал Гек, добрый фей.
А бывший лейтенант Поля Лахов просто лежал и ничего не делал, хотя его ноги, привыкшие топтать улицы Ква-Ква (и пол «Потертого уха»), время от времени начинали судорожно подергиваться. Ноги одолевала самая настоящая ломка, им не хватало холода, сырости и потертостей.
Но Лахов не обращал на них внимания. Он даже в чем-то был счастлив.
Трое Торопливых находились среди людей (в широком смысле слова), пусть специфическим образом, но понимающих специфику стражнической работы. И чувствовали себя довольно-таки неплохо.
Проблем было две: нечего выпить и нечего съесть.
– Непорядок, – заметил Легкий Шмыг, когда за окошком камеры начало темнеть. – В это время обычно приносят ужин.
– Так вылез бы наружу и узнал, в чем дело, – предложил Один Момент. – Что, тебя какая-то решетка удержит?
Вампир поморщился.
– Она заговоренная, – сказал он, – как и дверь. А то бы я давно лишил вас моего общества. А что насчет замка? Может быть, ты покажешь свое искусство, непревзойденный борец с сейфами? Выберешься из тюрьмы и принесешь пива…
Гном сердито засопел, но тут в спор вмешался Лахов.
– Тихо вы, – сказал он. – Есть и вправду охота. Пойду, узнаю у Гриббла, в чем там дело. Э-хе-хе…
Закряхтев, бывший лейтенант встал с койки. Прошел через камеру и постучал в дверь.
– Не услышат, – вздохнул один из уголовников. – Тут колоти, не колоти – толку никакого.
– Эй, Гриббл! – завопил Лахов. – Где ты там?!
Через некоторое время послышались шаги, такие тяжелые, словно по коридору топал мамонт. В щель под дверью протиснулись багровые лучики света и отдернулись, поняв, что именно они осветили.
– Чего надо? – спросили из коридора.
– Это я, Гриббл, – сказал Лахов. – Ты как там, не заболел?
Из коридора донесся шорох – то ли тюремщика качнуло, то ли пришли в действие его мозги.
– Здоров, – ответил Гриббл. – А чего?
– Вот и славно. А когда нас кормить будешь? Или поступил приказ уморить всех голодом?
– Не… не поступил, – судя по голосу, огромный сержант был опечален этим фактом, – вообще никакого приказа нет… и жратвы на сегодня для вас не выделили… говорят, что денег нет…
Лахов попытался вспомнить, чем кормили узников. Из глубин памяти всплыли кости, выглядевшие так, словно их обглодали очень голодные собаки, поджаристая корочка, скорее всего, просто срезанная со дна сковородки, и старая каша, достигшая удельного веса свинца.
Все это покупалось у уличных торговок за сущие гроши, какие назвать деньгами было просто стыдно.
– То есть как нет? – спросил бывший лейтенант. – Там же нужно пару бублей всего…
– Вот их и нет. Говорят, что из мэрии куча денег пропала и что во всем виноваты злобные гномы.
Обитатели камеры покосились на Один Момент. Тот сделал вид, что оглох.
– Гномы? – уточнил Лахов. – Они что, уперли эти деньги?
– Не знаю, – отозвался Гриббл. – Так что сидите пока. Воды я вам ближе к ночи принесу, а там, глядишь, и утро наступит.
И тяжелые шаги двинулись прочь от камеры.