Зато в баре «Кремнийорганические соединения в твердом агрегатном состоянии» было светло и шумно. Пылали факелы, выбрасывая частички копоти, а гомон стоял такой, что, взлетай с соседней улицы реактивный лайнер, его никто бы не услышал. Пиво лилось в глотки, пропитывало одежду, текло по бородам и образовывало пятна на полу.
Другими словами – шла тихая семейная вечеринка по-гномьи.
Длинная Дубина сидел в кресле на стойке, зажав в правой руке склеенную из обломков кружку дедушки, а левой делил добычу, награждая отличившихся во время погрома воинов.
– Так, во имя всех богов! – воскликнул он. – Это что у нас? Какая-то штуковина, похожая на боевой шлем для слона…
Шум в баре стал немного менее плотным, так как еще не награжденные воины прислушались к словам старейшины.
– Детская ванночка, – подсказал сидевший рядом со старейшиной советник. – В ней моют детей.
– Да? Зачем? – удивился Длинная Дубина.
Сами гномы относятся к воде примерно так же, как кошки, а в отношении грязи придерживаются принципа «меньше сантиметра не грязь, а больше – сама отпадет».
– Ритуал такой, наверное, – пожал плечами советник.
– Ага.
Ритуал – это понятно, это вполне приемлемо, даже если его выполняют длинные безбородые уроды.
– Так, – с помощью бровей и кожи на лбу Длинная Дубина изобразил задумчивость. – Эту штуку получает Железная Щетка!
Шум достиг плотности гранита, а один из гномов, слегка пошатываясь, шагнул вперед. Когда ванночка обрела нового владельца, десятки кружек поднялись в салюте, «КСТАС» огласило дружное хлюпанье и чмоканье, закончившееся слитной и смачной отрыжкой.
Длинная Дубина тоже отхлебнул из своей посудины.
– Так, во имя всех богов, – проговорил он, рассматривая следующий по списку объект. – Это что еще за хрень?
Советник ненадолго задумался, прежде чем ответить, а затем украдкой заглянул в толстую книжку, озаглавленную: «Чилавеческие штуковины: энциклаппедия для тех, кто ищит щастье в городе».
– Хм-хм, – сказал он. – Это вроде как такая… Да, деревянный конь… на котором можно качаться…
Из гномов, честно говоря, отличные погромщики, но отвратительные грабители. Увлекшись, они хватают все, что только подворачивается под руку, как свихнувшиеся от жадности муравьи. Но совершенно не расстраиваются, поскольку для гномов главное не результат, а процесс ограбления.
Ну и моральное удовлетворение тоже имеет значение.
Поэтому в груде «добычи» встречались кувшины с трещинами, ночные горшки, узлы со старым бельем и прочие предметы, которые обладают даже не нулевой, а, скорее, отрицательной ценностью.
– Деревянный конь? – Длинная Дубина честно попытался втиснуть концепцию такого предмета в то узкое, угловатое и забитое пространство, которое он называл своим умом. Но места там не нашлось. – Качаться?.. Придумают же тоже… Ладно, это мы отдадим Обрывку Тряпки!
Шум вновь достиг такого уровня, что тяжелая крыша бара начала нервно подрагивать.
Примерно то же самое творилось сейчас в «Бензольном кольце», где собирались Длиннобороды, и в «Темном-претемном штреке», где вопили и глотали пиво бойцы из клана Крепколбов.
Гномы праздновали то, что стыдно было назвать победой, но уж успехом точно можно было поименовать.
Дурной пример, как известно, заразителен, и особенно заразителен он в том случае, если о нем все знают. А о том, что учинили сегодня гномы в окрестностях Пивоместной улицы, судачили по всему городу, от учебных аудиторий Магического Университета до ям на берегу реки Ква-Ква, где обитают даже не отбросы общества, а изгнанники из их, отбросов, рядов.
Завистливое недовольство плыло над Ква-Ква.
В таверне «У Толстого Маззи» оборотни сердито перерыкивались насчет того, что надо бы пригласить в гости родственников и друзей родственников. И вот тогда, когда их станет много, они покажут всем этим низшим расам, не умеющим покрываться шерстью и выть, кто тут хозяин…
В квартале, населенном в основном троллями и носившем название Каменный Зад, слышался недовольный скрежет. Такой обычно производят континентальные плиты в те моменты, когда решают хорошенько потолкаться боками. Или вулканы, в качестве зарядки после векового сна избравшие извержение, когда расплавленной лавой заливается пара-другая городов.
Но в Каменном Заду были всего лишь большие мысли, ворочавшиеся в крупных каменистых телах (тролли думают всем телом).
Мысли о том, почему этим мелким бородатым можно, а нам нельзя?
Мысли о том, почему бы нам тоже не попробовать?
Мысли о том, что за власть в городе, если она допускает погромы? И есть ли она вообще, эта власть?
И нельзя сказать, что тролли были в этих размышлениях так уж оригинальны.
Эльфы, которых в Ква-Ква много больше, чем принято считать, начали собираться группами, доставать из тайников верные боевые луки и вспоминать песни, какие они пели в те времена, когда не ходили с людьми по одним улицам, а встречались исключительно на поле боя.
И даже выходцы из Лоскута Фатерланд, мирные и законопослушные люди, вдруг осознали, что их уже много лет страшно угнетают! И, само собой, они вполне справедливо разгневались.
Воры, грабители и прочие обитатели Дыр и Нор ощутили, что грядет пожива.
Так шакалы и грифы всегда предчувствуют чужую смерть.
Завистливое недовольство плыло над городом, и так взбудораженным Гномьим Эхом. Оно пылало в глазах, стучало в сердцах, звучало в чуть более нервных, чем всегда, шагах.
Оно росло и копилось, готовясь пролиться подобно божьему гневу дождем раскаленной серы…
Время очень уверенно приближалось к полуночи. Но штаб-квартира стражи, что расположена на улице имени Тридцатисемилетия Отрытия Канавы, была ярко освещена и полна народу. Из двери, которая благодаря деформации косяка никогда не закрывалась, вырывался свет и гомон, а еще из нее торчала составленная из Торопливых очередь.
Внутри она шла мимо караулки, поднималась по лестнице и заканчивалась у дверей кабинета МЕНТа.
Дверь, вопреки традициям, охранял не толстый одышливый дежурный сержант, чьим единственным оружием является сердитое лицо и суровый голос, а два молодых бледных стражника. Вид у них был равнодушный, но не скучающий, а настороженный, какой обычно идет в комплекте с подушечками на лапах, клыкастой пастью и стальными мышцами.
Обнаружив поблизости такой вид, разумный человек постарается как можно быстрее удалиться.
Стоявшие в очереди Торопливые скучали и, подобно обычным смертным, коротали время за болтовней.
– Где же это видано, – ворчал тридцатилетний старик Чухельбекер, стоявший в очереди, сидя на табурете, – тридцать новобранцев за один день… а? Когда ж такое бывало… А никогда. Скажу я вам, даже во времена мэра Стального Иоси, когда мы работали сверх нормы… ох и времена были, веселые…
Стариковскую болтовню, как обычно, никто не слушал.
– Надо же, лейтенанта дал! Лейтенанта! Сразу же! – брызгал слюной и махал руками Клячисон. – В первый же день! Я за этот чин годами работал! Не покладая рук, ног и всего остального!
Если быть честным, то Клячисон годами бездельничал, прежде чем ему присвоили лейтенанта. Это знали все и поэтому сочувствовали мало. Но новичку, на второй день службы получившему офицерский чин, завидовали.
Несколько выше по лестнице и ближе к дверям шел другой разговор.
– Выдумали тоже, – бурчал ветеран стражнической профессии. – Проверка этой… как ее, профессиональной гадности… Я и слов-то таких не знаю.
Лексикон ветерана легко уместился бы на паре пергаментных листов, так что стражник не знал еще очень многих слов. Но не подозревал об этом и чувствовал себя прекрасно.
Ровно до сегодняшнего дня.
– Ну, тык, гадность, она ведь… У тебя с ней все в порядке. – глубокомысленно заметил другой ветеран.
– В смысле? – нахмурился первый.
– Ну, гадов всяких ты всегда был горазд ловить, – пояснил второй. – Блох там, вшей и тараканов. Помнишь, как мы с тобой от банды Косого Эдди прятались? Сколько там в доме всякой живности было?
– Помню…
– А вот мы в наши годы, – продолжал брюзжать Чухельбекер, чей мозг привычно варился в соусе воспоминаний, – обходились без всякой профессиональной гадности. Всем ясно было, кто гад, а кто нет…
Очередь бухтела, сопела и бормотала, словно пребывающий в забытье безумец. Она излучала недоумение, раздражение и обиду. А двери кабинета время от времени распахивались, чтобы отрезать от нее еще один кусочек и выплюнуть нечто переваренное, недавно бывшее стражником.
Почти все выходили из кабинета без оружия, доспехов и признаков разума на лице.
На вопросы прошедшие проверку профессиональной гадности отвечать не могли, только мычали. Лишившиеся работы бедолаги проскальзывали мимо коллег и торопливо исчезали в ночном мраке. Те, кому оставили меч и шлем, выглядели немногим лучше, и толку от них не было никакого.
А в кабинете творилось нечто странное…
Во-первых, любой вошедший сюда Торопливый мгновенно терялся, не уловив знакомого запаха хмельного. Аромат браги обитал тут давно, и вывести его не могли ничем, хотя испробовали даже магию. А вот теперь он исчез, словно новый хозяин не пришелся ему по нраву.
Оставалось только гадать, перебрался ли запах в фамильный особняк Игга Мухомора или отправился гулять по улицам.
Вместе с запахом пропала висевшая на стене доска с гербом Мухоморов и портрет мэра. Зато на девственно-чистом ранее столе появилась устрашающего вида чернильница и пачка пергаментных листов.
А за столом сидел Форн Фекалин.
– Проходи, – говорил он очередному явившемуся на проверку стражнику. – Та-ак, ты у нас кто? А?
– Сержант Грабляк! – отвечал Торопливый, пытаясь вспомнить, что обозначают слова «встать по стойке «смирно».
Под взглядом нового МЕНТа почему-то именно они приходили в голову.
– Очень хорошо. – Тут Форн Фекалин позволял себе улыбку, после чего начинал задавать вопросы.