«Давай, Андрюша, пой соловьем, тяни время», – мысленно приободрил он товарища.
Во-первых, Аникеев совершенно не мог взять в толк, что ему делать с его историей. Ему досталась бумажка с надписью «триумф», а с триумфами в его жизни все было ох как непросто…
Ну, а во-вторых, командир был единственным членом экипажа, кто не поленился включить свой служебный наладонник.
Такой гаджет имелся у каждого. На него поступала информация с центрального борткомпьютера.
Командира волновали две группы данных: плотность протонного потока и градиент температуры на борту корабля.
Данные были пока что в пределах нормы. Почти в пределах нормы… Но все-таки командир оставался командиром. Обязанным непрерывно просчитывать ситуацию, просчитывать на три, на пять ходов вперед. И Аникееву сейчас позарез требовалось время для анализа. Которое, похоже, и обещал предоставить в его распоряжение красноречивый Карташов.
«Перед Новым годом Нина заболела. А я не был допущен к сессии из-за несданного зачета по высшей математике.
Не желаю утомлять уважаемых коллег рассказом об ухищрениях, к которым я прибегнул, чтобы набиться в гости к обожаемой математичке. Скажу только, что в один морозный день я все-таки подстроил так, чтобы оказаться у нее в гостях.
По своему академическому статусу Нина была «приглашенным ученым» и жила в кампусе нашего Новосибирского универа, в отличном преподавательском общежитии. Ох и набегался я по сорокаградусному морозу в поисках этого злосчастного общежития! В спутниковой карте, загруженной в мой телефон, была ошибка, стоившая мне получаса времени! Из-за этого у цветов сдохла обогреваемая упаковка, которая поддерживала внутри букета температуру плюс десять. Так что вместо многоголового ботанического чуда я донес до моей возлюбленной унылый, поникший веник.
– Карташов? – поинтересовалась Нина Валериановна своим звенящим сопрано. – Да где же вы ходите? Я вас уже тридцать четыре минуты дожидаюсь!
– С наступающими праздниками! – проблеял в ответ я и протянул ей смерзшийся букет, обмирая от любви и нежности. Но, как оказалось, все самое страшное было впереди».
– Лиха беда началом, – покачал головой Джон Булл. – Если, конечно, я правильно воспроизвожу это древнее русское выражение.
– Лиха, еще как лиха, – согласился Карташов.
И Аникеев мысленно поддакнул: «Беда».
Он только что перепроверил данные по температурному градиенту, и картинка совсем перестала ему нравиться.
«В общем, «моя Ниночка» пустила меня в свою квартиру и усадила за стеклянный столик. Дождалась, пока я вытяну билет, и сказала, что Цербером сидеть надо мной не станет. Ей, дескать, нужно на час выйти по срочному делу – дать интервью для новогоднего выпуска канала «Наука».
– Вы как раз успеете все как следует решить, – Нина Валериановна обнадеживающе похлопала меня по плечу, и от ее прикосновения в моей душе случился неопасный такой сход лавины – лавины счастья.
В общем, она ушла, а я остался.
После того, как я жадно впитал глазами все детали ее девичьего быта (хотя она находилась в разводе и, строго говоря, быт у нее был не девичьим, а женским) – помидор в кадке на окне, морской аквариум, тапочки во второй балетной позиции перед зеркалом в прихожей, – я взялся за билет.
Обе задачи оказались легкими. Я решил их за пятнадцать минут. И еще за десять перепроверил. До прихода моей дивы оставалось минимум полчаса.
Мое изнуренное любовью сердце тяжело бухало в груди. Я спрашивал себя: может ли ангел Н.В. Авербах полюбить бестолочь по имени Андрюха Карташов?
Да, лучшего лыжника потока. Да, лауреата стипендии имени Вернадского. Но все равно бестолочь!
А вдруг у меня пахнет изо рта? А вдруг я, по ее мнению, непроходимо глуп?
Что ж, с глупостью я сладить за полчаса не мог. Но с запахом изо рта можно было побороться.
Я полез в сумку за мятными драже… и неловким движением уронил сумку с дивана на выложенный плиткой пол!
В сумке что-то тревожно звякнуло.
Лишь тогда я вспомнил про бутылку ликера из ягоды гуамаро».
– Гуамаро? Так это же известный… как говорят у вас в России… бабоукладчик! – возликовал Пичеррили.
– Именно, Бруно. Напиток сладкий и стремительный, как страсть на сеновале, – сентиментально вздохнул Карташов.
«…Стремительный, как рост температуры на борту корабля», – эхом отозвались ему мысли Аникеева.
«Бутыль – о чудо – не разбилась! Лишь в районе горлышка залегла зигзагом трещинка. Но даже эта трещинка напрочь лишала подношение презентабельного вида!
И я решил: зачем добру пропадать? Грамм сто ликера тяпну, а остальное выброшу из окна. Благо внизу темно, сугробы глубокие, никто не заметит.
Я поднес бутылку к губам и… у нее отвалилось донце! Значит, и там была трещина, которую я проглядел!
Итог: мои джинсы оказались сплошь залиты липким малиново-алым нектаром!»
Судя по лицам, компания космоплавателей была готова взорваться злорадным гоготом.
– Но это еще не все, – Карташов назидательно воздел палец.
«Надо оперативно отмыть пятна, решил я. На улице мороз. К приходу Нины джинсы успеют высохнуть.
Я бросился в ванную. Трепеща от восторга – в ванной все пахло ею, моей длинноволосой королевой, – я пятна как следует застирал.
Вышел на балкон. Кое-как повесил ставшие насквозь мокрыми штаны на бельевую веревку. Вернулся в комнату и засел на диване с номером «Изобретателя».
По моим расчетам, джинсы должны были подсохнуть примерно за полчаса.
Я заварил чай. Позвонила Нина и сказала, что задерживается на телестудии.
Я вздохнул с облегчением: а жизнь-то налаживается!
Стянул с полки еще один номер «Изобретателя». Который оказался никаким не «Изобретателем», а журналом «Женские секреты».
Глянцевое издание было набито вульгарными статейками вроде «Сто признаков того, что ваш приятель – импотент». Помню, я был всерьез удивлен, что Нина, моя богиня, читает такую пошлятину.
Когда таймер телефона пропищал, что джинсы пора снимать, я бросился на балкон. Там студено потрескивал сибирский вечер.
Я дернул джинсы вниз. Ни в какую. Дернул еще раз. Ноль реакции.
Ч-черт! Да они примерзли!
Намертво примерзли к веревке! В сущности, превратились в штаны изо льда!
Я, конечно, начал раскачивать джинсы туда-сюда, чтобы они наконец отвалились.
Кто мог знать, что мои штаны так подведут меня – вместо того, чтобы по-нормальному высохнуть?!
В общем, я сам не понял, как так получилось, что ледяные штаны соскочили с веревки и врезались в окно гостиной.
С криминальным звоном хлынули вниз и рассыпались по полу осколки.
– Что здесь происходит? – спросила Нина Валериановна, входя в комнату.
Она даже не сняла сапоги! На песцовом воротнике ее пальто таяли крупные, красивые снежинки.
А я – я стоял перед своей любимой в одних трусах и затравленно сопел.
Что я должен был ответить?
«Я блестяще решил обе задачи и на радостях разбил вам окно»?
Или: «Вас не было так долго, что у меня случился приступ клаустрофобии»?
– Сессию провалил? – спросил Жобан, как показалось Карташову, с надеждой.
– Нет. Нина приняла зачет.
– Ты еще скажи, что вы встречались после этого. Ну… как мужчина и женщина.
– Не встречались, – в голосе Карташова зазвучала печаль. – Но ходили вместе пить какао. Я продолжал ее любить до самого третьего курса…
– Но одногруппники назвали тебя Парнем, Который Разбил Окно Джинсами? – это уже поинтересовался Булл.
– И этого не было, – развел руками Карташов. – Вы первые, кто услышал эту нелепую историю от начала до конца.
– Зря. Такие истории должны служить людям, – без тени иронии сказал Булл.
– Людям? Ладно. Вернемся – уволюсь из космонавтов и пойду в писа… – согласился Карташов, но продолжить ему не дал Аникеев, стряхнувший с себя владевшее им оцепенение.
– А ты знаешь, Андрей, – сказал он, – эти твои ледяные штаны нас, кажется, спасут.
– Спасут от чего? Или – дайте угадаю – вы просто надеетесь уклониться от своей истории? – осведомился Пичеррили с ядовитой улыбкой.
– Дело вот в чем, – Аникеев взял деловой тон, игнорируя реплики итальянца. – Хотя мы, отрабатывая тепловую тревогу, отключили почти все агрегаты, из-за глушения системы охлаждения корабль перестал эффективно отдавать тепло в космическую среду. То есть мы-то его отдаем, конечно. Излучаем со всех внешних поверхностей. Но, повторюсь, не столь эффективно, как хотелось бы. А Солнце на нас светит. В итоге мы нагреваемся. Медленно. Но уверенно.
– И? – поощрил его Булл.
– И уже через сутки, например, в жилом отсеке будет тридцать восемь градусов тепла. Через двое суток – пятьдесят. Через четверо – семьдесят.
– Ну, значит, надо просто включить систему охлаждения, – беспечно пожал плечами Гивенс.
– Ты не понял, – пояснил ему Булл, перейдя на английский. – Сейчас это не проблема. Но в зоне максимального приближения к Солнцу проблемой станет. Потому что там система охлаждения может отказать из-за потери рабочего тела под солнечным ветром.
– О’кей, мы покойники, – легко сдался Гивенс. – И как же нас могут спасти штаны мистера Карташова?
16Звездный галфвиндСергей Слюсаренко
Булл усмехнулся и произнес:
– Я думаю, штаны-то нас как раз и не спасут, это у тебя такая метафора?
– Хорошо, командир, а что в нашем случае будет штанами? – У Жобана явно появилась идея. – Я так понимаю, вы предлагаете в качестве защиты использовать что-то не предназначенное для этого?
– О! – обрадовался Аникеев. – Вы все забыли про складской модуль. Его можно превратить в гигантский термостат! Но для этого…
Взвизгнул экстренный вызов ЦУПа-М. Голос Пряхиной узнали все.
– Топазы, мы в ЦУПе не совсем уверены в вашей адекватности.
Карташов изумленно глянул на командира. На лице читался вопрос: «Они постоянно нас слушают?»