ударством, во главе внешнеполитического ведомства которого стоит женщина. 8 декабря 2011 года, через три дня после начала протестов, Путин обвинил Хиллари Клинтон в том, что она “дала отмашку”. 15 декабря он заявил, что манифестантам платили. Доказательств он не привел, но это и не требовалось: если (как настаивал Ильин) выборы сродни приглашению иностранцев к вмешательству, то долг Путина – заявить о таком вмешательстве и воспользоваться этим для изменения внутренней политики. Смысл в том, чтобы подыскать врага, наилучшим образом соответствующего запросам вождя, а не рассуждать о подлинных угрозах, ибо разговор о настоящих противниках продемонстрирует слабость и напомнит о несовершенстве диктаторов. Ильин – писавший, что искусство политики заключается в том, чтобы “узнавать и обезвреживать врага”, – имел в виду не необходимость выяснения, которая из иностранных держав для нас опасна, а то, что политика начинается с выбора вождя: какой конкретно из зарубежных врагов упрочит его власть? Подлинная геополитическая проблема России – это Китай. Но именно потому, что Китай близко, рассуждение о действительном положении России может привести к печальным выводам.
Роль врага досталась Западу как раз потому, что он не угрожает России. В отличие от Китая, у ЕС нет ни армии, ни протяженной границы с Россией. У США армия есть, однако американцы вывели из Европы большую часть своих войск (в 1991 году – около 300 тыс. солдат, в 2012 году – около 60 тыс.). НАТО еще существует, и к блоку присоединились некоторые из бывших социалистических государств Восточной Европы. Но президент Обама в 2009 году отказался от планов построить в Восточной Европе систему ПРО, и в 2010 году Россия позволила американцам для снабжения войск в Афганистане пользоваться своим воздушным пространством. Ни один российский политик в 2011–2012 годах не опасался агрессии НАТО. В 2012 году американские политики считали, что они осуществляют “перезагрузку” отношений с Россией. Когда в марте 2012 года Митт Ромни назвал Россию американским “геополитическим противником номер один”, над ним потешались. Почти никто в американском обществе и СМИ не обращал внимания на происходящее в Москве. В американских опросах о мировых угрозах Россию даже не упоминали.
ЕС и США предстали угрозой потому, что российские выборы были фальсифицированы. Зимой 2011 – весной 2012 года российские телеканалы и пресса заявили, будто всем, кто протестует, платит Запад. 8 декабря 2011 года СМИ сообщили, будто за манифестантами стоит Клинтон. “Новые известия” (в материале “Путин предложил жестче наказывать приспешников Запада”) рассказали о его убежденности в том, что “российские оппозиционные силы начали массовые акции после «отмашки» госсекретаря США Хиллари Клинтон”. (Таким образом, факт “измены” в доказывании не нуждается. Вопрос лишь в целесообразном наказании.) В марте НТВ показало “документальный фильм” [“Анатомия протеста”], авторы которого заявили: граждане, вышедшие на улицы, получали деньги от коварных иностранцев.
Путин сделал российское государство уязвимым, и именно поэтому ему пришлось переложить вину за это на оппонентов. Поскольку Путин считал, что “платить за жажду перемен разрушением самого государства недопустимо”, он оставил за собой право считать угрозой России то, что ему не нравится.
В 2012 году потеряло смысл и представлять худшую Россию в прошлом, а лучшую – в будущем, и реформировать государство в настоящем. Враждебность США и ЕС стала презумпцией. Путин свел государственность к своему олигархическому клану и моменту в настоящем. Единственным способом отогнать видение будущего краха стало изображение демократии постоянной и непосредственной угрозой. Путину, превратившему будущее в бездну, пришлось балансировать на ее краю, как в дзюдо.
В 2012 году Путин дал понять, что считает демократические процедуры ритуализированной поддержкой собственной персоны. Это означает, как он выразился в послании парламенту, “соблюдение и уважение принятых действующих законов, правил и норм”. По логике Путина, у россиян нет права протестовать против антидемократических действий правительства, поскольку демократия требует от граждан соблюдать законодательство, которое такие протесты запрещает. Путин усвоил взгляд Ильина на выборы и право: свобода означает подчинение вождю. В самом деле, после возвращения Путина на пост президента в мае 2012 года государство стало меняться по рецептам Ильина. Все принятые важные меры упомянуты в его текстах о государственном строительстве.
В Уголовном кодексе появилась статья “Клевета” (128.1). Законом об “оскорблении религиозных чувств верующих” на полицию была возложена обязанность контролировать пространство общественной дискуссии. Преступными стали публикация карикатур с Иисусом и игра в Pokémon Go в церкви. Полномочия ФСБ были расширены, ее бюджет увеличен, а сотрудники получили широкие полномочия стрелять без предупреждения. Дивизии оперативного назначения внутренних войск присвоили имя основателя ВЧК Феликса Дзержинского. Определение государственной измены отредактировали так, что теперь закон запрещает передачу информации зарубежным НКО. Даже сообщение правдивых сведений в электронной переписке стало тяжким преступлением. Незаконным был объявлен нечетко определенный “экстремизм”. НКО, деятельность которых расценили как “противоречащую интересам” России, закрыли, а от тех, которые получают иностранное финансирование (это очень широкое понятие, подразумевающее любое международное сотрудничество, например, проведение конференции), власти потребовали зарегистрироваться в качестве “иностранных агентов”.
Утром того дня, когда вступил в силу закон об “иностранных агентах”, на стене штаб-квартиры НКО [“Мемориал”] в Москве появились надписи: “Иностранный агент” и “США”. “Мемориал” – архив документов по российской истории XX века. Прошлое собственной страны превратилось во внешнюю угрозу. Сотрудники “Мемориала” изучают страдания граждан СССР, в том числе русских, в сталинское время. Но если все беды России приходят извне, то задумываться о таких вещах ни к чему. “Политика вечности” отменяет историю.
В “политике вечности” прошлое видится кладезем символов невинности, из которого черпают правители, желающие продемонстрировать гармонию в собственном Отечестве и разлад во всем остальном мире. Третьим ответом Путина на акции протеста в 2011 и 2012 годах стало открытое принятие и насаждение ильинского варианта “политики вечности”: изображение России непорочным организмом, которому угрожает лишь проникновение извне.
15 декабря 2011 года (через десять дней после начала манифестаций против фальсификации выборов и ровно через два десятилетия после распада СССР) Путин изобразил Россию, в которой исторические конфликты предстают литературными. Сидя в радиостудии с писателем-фашистом Александром Прохановым, Путин рассуждал о стране, которая сохранит советские памятники, увековечившие террор, особенно памятники ЧК и ее основателю Дзержинскому. Если в истории что-либо и пошло не так, заявил Путин, то это был распад СССР. Историческое событие, в котором главную роль сыграл Ельцин, покровитель Путина, и которое сделало возможным взлет самого Путина, таинственным образом обусловило национальные беды. России, по мнению Путина, нужно переосмыслить понятие “революция”: отныне ее следует рассматривать как вечное возвращение в одну и ту же точку.
“Можно ли сказать, – спросил Путин у миллионов радиослушателей, – что у нас все в порядке? Нет. Можно ли сказать, что наша страна полностью оправилась и выздоровела после тех драматических событий, которые произошли с нами после распада Советского Союза, что теперь у нас мощное, здоровое, сильное государство? Нет, она, конечно, еще в значительной степени больна, но здесь уже упоминали Ивана Ильина. Ведь страна наша, Родина… Чувствуете, корень какой? «Родина» значит что-то родное. Мы еще часто говорим – «Родина-мать». Да, страна наша еще больна, но от постели больной матери не уезжают”. По-видимому, Путин довольно хорошо знаком с книгами Ильина, но его толкование указанного фрагмента странно: Ильин считал бедой России не распад СССР, а его образование. Философ и хотел бы остаться на родине, да не смог, поскольку был выслан. Ильин заявил допрашивавшему его следователю: “Считаю советскую власть исторически неизбежным оформлением великого общественно-духовного недуга, назревавшего в России в течение нескольких сот лет”.
Путин, бывший сотрудник КГБ – чекист, пожелавший управлять Россией с помощью Русской православной церкви. По его словам, он захотел примирить традиции красных и белых, коммунистов и православных, террор и Бога. Историческое чувство требует сравнительного анализа обоих аспектов русской истории. “Политика вечности” позволила Путину считать красных и белых вариантами ответа невинной России на угрозу извне. Если во всех внутренних конфликтах повинен внешний враг, то незачем и обращать внимание на россиян – на их выбор или на их преступления. Вместо этого правых и левых радикалов нужно поместить на икону в виде двухголового образа. Путин снял противоречия. Он надзирает за возвращением в оборот Ильина, причем критика этим последним Советского Союза в расчет не принимается, а упоминать о том, что Ильин рекомендовал отстранить чекистов от политики в постсоветской России, неприлично.
В 2005 году Путин перезахоронил прах Ильина в московском [Донском] монастыре, где советская секретная полиция сожгла тела тысяч граждан, казненных в период Большого террора. Во время перезахоронения Ильина Русскую православную церковь возглавлял бывший агент КГБ. На церемонии погребения военный оркестр исполнил государственный гимн, мелодия которого – та же, что и у советского гимна. С работами Ильина Путина, по-видимому, познакомил Никита Михалков, сын автора текстов обоих гимнов. В политическом манифесте Михалкова (прилежного ученика Ильина) читаем: Россия – “духовно-материальное единство” всех ее граждан, “тысячелетний союз многочисленных народов и племен”, которому свойственно “особое сверхнациональное, имперское сознание”. “Россия-Евразия” – это “самостоятельный культурно-исторический материк, органическое, национальное единство, геополитический и сакральный центр мира”.