авляя ноги по чавкающей грязи.
Отошел на сотню метров и оглянулся. Светлая тропинка исчезла из виду. Стало вдруг тревожно. В памяти возникли небрежно накрашенные глаза Татьяны Моргун. «Ступив на черную дорогу, ты уже никогда не сможешь вернуться и пойти по белой». – Слова ее, сказанные накануне, теперь походили на приговор. По спине противно поползли мурашки. «Да стоит ли придавать значение ее безумной болтовне?» – Он пытался храбриться, но чувство чего– то неотвратимого и фатального лишь росло в его душе с каждым шагом.
Шел пятый час его странствия, когда Гарик подумал, что пора повернуть назад. Вот только еще бы знать, где оно, это «назад»? Черная тропинка давно слилась с окружающей заболоченной местностью, и он долгое время шел без ориентира. Повсюду вокруг стояла метровая трава, камыш да осока. Он цеплялся руками за прочные стебли, вытаскивая увязающие ноги из грязи, все больше начинавшей походить на трясину. Иногда он по колено проваливался в ямы, заполненные блестящей черной жижей, и в сапогах его хлюпало и чавкало. Но он все шел упорно до тех пор, пока однажды не погрузился в болото по пояс. Выбравшись с большим трудом и лишившись одного сапога, он упал на траву, спружинившую под ним, и одежда его впитала выступившую на поверхность зловонную влагу. Только тогда он понял, что не дойдет до Шайтана, потому что утонет в болоте. Подумал, что вряд ли кто– то найдет его тело в этом затерянном гиблом месте. Так и будет лежать вечно, надежно укрытый плотным болотным саваном. Гарик перевернулся на спину и уставился в синее полуденное небо. Вспомнил, как смотрел в него, лежа на мягкой травке реки Инцисс. Это небо было какое– то другое – давящее, тяжелое. Оно нагоняло тоску. Круг солнца подернут дымкой, приглушающей его сияние, словно места эти не выносили яркого солнечного света и испускали специальный туман, не дающий лучам проникнуть сюда.
Внезапно на него накатил слепой беспричинный страх. Не оттого, что заблудился. Другой. Как в детстве, когда ночью ему, лежащему в постели, начинало казаться, что на него кто– то смотрит из темноты. Кто– то чудовищный. И даже одеяло, накрывшее его с головой, не могло воспрепятствовать этому взгляду, проникавшему насквозь. Теперь казалось, что из зарослей камыша за ним следят те же хищные глаза, и некто из мира жути готов утащить его во тьму болотной трясины, в вечный мрак. «Там был дядя. Черненький. Вон оттуда выглянул». – В памяти возник образ Верочки, указывающей в заросли. Неужели она, и правда, увидела что– то или кого– то? «Он был такой длинный, как бревно. Он мне улыбался. И у него большой дырявый рот. Очень большой рот. А глаз не было совсем. Ни одного глаза». – Лепет Верочки звучал в ушах, и страх постепенно перерастал в панический ужас. Захотелось бежать прочь из этого безлюдного места. Но куда? Гарик уже не помнил, откуда пришел. Где та черная тропинка, которая привела его в безнадежную топь? Огляделся. Редкие кривые сосны и березы утопали в высокой траве, скрывающей дрожащую зыбкую торфяную почву. Вдруг поблизости зашуршали камыши, заставив его испуганно подскочить. Раздался протяжный тоскливый крик, и в небо взметнулся, шумно хлопая крыльями, длинношеий журавль. Гарик вздохнул с облегчением: всего лишь птица, а не мистическое болотное чудище. Рассердился на себя. Нечего раскисать, надо двигаться дальше. Продолжая валяться в траве, он никогда никуда не придет. Поднялся и заковылял, перекинув через плечо измазанную в грязи сумку, в одном сапоге, весь мокрый и воняющий тиной, чувствуя, как по шее на спину стекают ручейки густой болотной гущи.
10.
«
Черненький дядя
»
и злобная русалка
Еще пару часов Гарик месил ногами болото. Потерял второй сапог, выбился из сил и зверски проголодался. Отыскал место в траве, где не было воды. Сел. Достал из сумки заботливо упакованный поварихой обед. Молодец, она догадалась завернуть все в плотный целлофан, иначе пришлось бы поедать котлеты под соусом «а– ля болотьезе». Допил последнюю воду. Огляделся. Пейзаж вокруг был такой же, как и два часа назад, словно он не прошел и шага. «Вот же досада! – уныло подумал Гарик. –Что, если я брожу по кругу? Так можно вечно кружить». Ему стало жаль себя. В груди прямо защемило от жалости. Вся его затея с поиском Кристалла (будь он неладен вместе с Гольдштейном, из– за доклада которого он очутился здесь!) теперь выглядела совершенно нелепой. Гарик почувствовал себя полным дураком. Права была Оля, когда покрутила у виска, узнав о его планах.
Пора звать на помощь. Решил взглянуть, ловит ли тут связь, и ужас прошиб его подобно электрическому току. Он только сейчас вспомнил, что телефон все это время лежал в кармане брюк! Выругался. Достал бесполезный промокший аппарат, повертел в руках, зашвырнул подальше. Разбирать его для просушки не было смысла, он пропитался влагой насквозь, а все отверстия забились грязью. Час от часу не легче! Как теперь сообщить, что он в беде? Что теперь делать? Сапог нет, воды нет, телефона нет, и куда идти, он не знает! Хоть ложись да помирай! Вдруг пришла на ум гениальная мысль: нужно забраться на дерево повыше и осмотреться! Может быть, повезет разглядеть в окрестностях злополучный Шайтан или, еще лучше, населенный пункт какой– нибудь! Или дорогу! Или речку – хоть бы ту, Инцисс, которая выведет его к татарскому селу. Воодушевившись, Гарик пошел искать дерево покрепче. Все они были тоненькие, болезненные в этой заболоченной местности. Наконец, нашел вполне крепкую сучковатую сосну. Полез. Сразу оцарапал босые ступни в кровь. Ничего, главное – добраться до макушки. Вид сверху подскажет ему, как быть дальше.
Чем выше он поднимался, тем тоньше становились ветки, предательски поскрипывая под его весом. Кроны окружающих деревьев все еще заслоняли обзор. Гарик перебрался еще на одну ветку повыше, чувствуя, как саднят ободранные ладони. Ствол сосны угрожающе накренился. Он раздвинул руками хвойные лапы над головой и выглянул. Какое счастье, просторы открылись его взору, наконец! И всего в каких– то ста метрах впереди блестела, сверкая в лучах клонящегося к закату солнца, серо– зеленая озерная гладь, словно бельмо на глазу великана, мутное, белесое, выглядывающее из прорехи в травяном ковре. Восторг охватил Гарика. Дошел! Он был так рад, будто впереди его ждала медаль, полагающаяся за победу в тяжелых состязаниях. Осталось совсем немного, чтобы достичь заслуженной награды. Он опустил ногу на нижнюю ветку, наступил, и в этот момент макушка сосны склонилась еще сильнее, затрещала и, сломавшись, полетела вниз, увлекая за собой вцепившегося Гарика.
Он упал, но боли не почувствовал. Вязкая почва поглотила удар, да и густая хвоя под ним смягчила падение. Повезло. Хорошо, что не оказалось пней и коряг, ведь тогда все закончилось бы иначе. Гарик полежал немного, приходя в себя, затем подобрал валявшуюся поблизости спортивную сумку со снаряжением и побрел навстречу своей мечте, поджидающей его всего в паре сотен шагов. Тут же провалился в трясину по пояс. Дернулся, пытаясь выбраться, но погрузился еще глубже. Перепугался. Вспомнил фильм «А зори здесь тихие», где девушку, угодившую в трясину, медленно засасывало, и та, бедная, как ни барахталась, неумолимо погружалась в зыбкую черноту, а потом болотная жижа накрыла ее лицо. Гарик представил, как в последнюю секунду жизни она зашлась в беззвучном крике, когда грязь потекла внутрь бесконечным потоком. Его передернуло. Более ужасную смерть трудно себе представить. Поискал глазами что– нибудь, чтобы уцепиться. Рядом лежала сломанная макушка сосны. Дотянулся, ухватился за нее, начал осторожно подтягиваться, стараясь не делать резких движений. Крупная толстая ветка то скрывалась в грязи, то всплывала. На освобождение из болотного плена у него ушли последние силы, а солнце к тому времени покраснело и почти коснулось линии горизонта. Наконец, цепкая трясина отпустила его ноги. Гарик с облегчением перебрался на твердую поверхность. Хотя твердой ее можно было назвать с большой натяжкой. Слой сплетенных травяных корней пружинил под ним, но держал. Передохнув немного, продолжил передвигаться, на этот раз лежа плашмя и перебрасывая перед собой спасительную сосновую ветку. Ручки сумки перекинул через шею, и при каждом движении она подпрыгивала на спине, отвешивая чувствительные удары. Метр за метром он полз, извиваясь ужом и не замечая многочисленных комариных укусов. Густая вязкая грязь постепенно становилась все более жидкой, и вскоре он потерял под ногами опору и просто плыл на сосновом бревне. Двигаться стало легче. Выбравшись, наконец, из зарослей камыша, вздохнул с облегчением и осмотрелся. Увидел справа от себя уходящий в воду деревянный настил – тот самый, по которому их привел в прошлый раз Артамир. Поплыл к нему вдоль травяной стены. Озерная вода смыла облепившую его тело грязь, придала бодрости. Но водоросли нещадно царапали босые ноги и цеплялись за одежду. Таких ужасных водных растений он в жизни не видел. Не растения, а звери! Листья, растущие пучком, были похожи на макушку ананаса – такие же толстые и жесткие. Они больно кололись даже сквозь ткань. Выбравшись на серые трухлявые доски настила, закатал брюки и взглянул на голени, покрытые сеткой царапин, похожих на кошачьи. В таком же состоянии оказались живот и руки. Все тело ныло от порезов, ладони и ступни с ободранной о сосновую кору кожей неимоверно саднили. Усмехнулся. На нем живого места не было! Лег на спину, чувствуя, как гудит от усталости каждая мышца. Задумался, глядя в оранжевое небо. Что дальше? Вот он и добрался до Шайтан– озера. Сумка со снаряжением рядом. До темноты у него есть еще около часа. Решил отдохнуть минут десять и погружаться на дно. Скорее всего, с первого раза найти Кристалл не удастся. Не он первый пытается сделать это. Возможно, он вообще его не найдет. Но раз пришел… Вздохнул тоскливо. Это ж надо быть таким дураком, чтобы поверить в подобную небылицу! Сейчас, лежа на краю огромного водоема в полном изнеможении, он готов был расхохотаться в голос над собственной глупостью. Ради раздутого мифа он рисковал жизнью. И еще ночевать придется вместе с лягушками и спрятавшимся в камышах «черненьким дяденькой». О возвращении в Окунево после захода солнца нечего было и думать. Дороги не найдет. И тогда ему точно конец.