– Да? А где твоя мама?
– Осталась в ашраме. – Тень беспокойства промелькнула в ее глазах. Лия что-то скрывает или Гарику показалось?
– И что, она тебя отпустила?
– Конечно. Я же не одна.
– Уйти в безлюдные места с парнями?
– Тебе, может, это и странно. А у нас ценится личная свобода. И друзей моих мама хорошо знает, – ответила Лия голосом провинившейся школьницы.
– И почему же ты одна меня из озера вытаскивала, а не позвала их на помощь? – удивился он.
– Я купаться пошла. Поздно уже было, они не захотели. Сидели в шалаше, песни под гитару пели вокруг костра.
– И одну тебя отпустили?!
– Да я тут уже много лет живу, каждый уголок знаю. Все время купаюсь в озере по ночам, что тут странного? Вот и вчера, пришла, только собралась в воду лезть, как вижу, веревка от настила в озеро тянется. Взялась за нее, чувствую, тяжело. Привязано будто что-то. Тянула что было сил. Чувствовала, что должна это сделать. Странное такое возникло ощущение, что спасаю кого-то. И вот твоя голова из воды показалась. Думала, мертвый ты. Выволокла тебя наверх, на грудь надавила, из тебя и хлынуло. Очнулся ты и давай драться, ногами и руками махать. Вскочил, бежать бросился, да споткнулся.
Гарик потрогал разбитый нос. Наверное, синяки под глазами выступят.
– И как же ты меня на поляну приволокла?
– За веревку тянула. Ты очень тяжелый, хотя и худой.
– А что друзей на помощь не позвала?
– Да не хотела тебя ночью одного бросать. Думала, подожду, пока очнешься хотя бы. А то вдруг придешь в себя, а вокруг никого нет, и пойдешь плутать. Пропадешь еще. Тут ведь кругом болота.
– Да уж знаю. Вчера весь день плутал. Чуть не утонул.
– А что тебя сюда привело? – спросила она и внимательно взглянула на него своими большими темными глазами. Вот он, омут, из которого не выбраться. В болоте не утоп, в озере не утоп, а в омуте этом навеки сгинет, подумал Гарик. Сгинет с радостью.
11. Кровожадный идол, волшебная сказка и уродливая быль
Мутный омут распахнет
На закате жадный рот,
Спрятавшись среди болот,
Солнышко на ужин ждет.
В мрак безмолвный черных вод
Медленно оно войдет,
И безжалостный проглот
Над светилом рот сомкнет.
– Что ты искал на дне озера? – Лия повторила вопрос, не отводя взгляда, будто подозревала его в чем-то нехорошем.
В двух словах Гарик ответить на это не мог, и он начал рассказывать с самого начала. Со встречи с Гольдштейном, благодаря которой узнал об Окунево, озерах, бабаджистах, статуе Ханумана и космическом Кристалле, и о своем заветном желании достичь финансового благополучия, чтобы ни в чем больше никогда не нуждаться. Потому что вырос в нищете, и его бедная мать, воспитывая сына в одиночку, измучилась, стараясь добыть для него самое необходимое. И что они с женой хотят ребенка, но Гарику не на что купить достойное жилье, а родившееся дитя станет пятым жильцом в крошечной квартире и будет обречено жить в бедности. Она слушала внимательно, не перебивая.
– Ну и как думаешь? Правда, есть на дне эта статуя бога-обезъяны и Кристалл или нет? Ведь ты живешь в ашраме. Что говорят бабаджисты? – спросил он, закончив долгую исповедь.
Лия пожала плечом, обтянутым серебристой тканью.
– Если честно, всерьез никогда не задумывалась. Да, легенда такая существует, и последователи гуру Бабаджи уверены в ее правдивости. Ты ведь не нашел Кристалл?
– Нет. – Гарик покачал головой. – Там такая тьма.
– У местных Шайтан-озеро не в почете, – вдруг сказала Лия и нахмурилась. – Рассказывают такие страшные истории… Жуть просто!
– Да, я тоже слышал. Будто торфяное болото прогорело до самого ада, и черти оттуда наружу выбрались. Поэтому озеро так и назвали. Шайтан, по-татарски – «черт».
– Я другое слышала. Что на месте озера давным-давно стоял храм. В нем люди нечистой силе поклонялись. Просили у нее богатство, власть, любовь. За отпущенные дары приносили в жертву маленьких детей, даже младенцев. Человек, которому темные силы дали то, что он просил, должен был принести в жертву ребенка не старше пяти лет. В центре храма стоял черный идол – обтесанное дерево с большим дуплом. Людская молва гласит, что дерево очень древнее, выросло еще во времена сотворения мира. А корни его проросли так глубоко, что добрались до обители нечистой силы. И храм, выстроенный вокруг него, тоже был очень древний, а служители того храма были настоящие черти. Человек, желание которого было исполнено, приносил к столбу ребенка и убивал его в дупле, а служители ходили вокруг и кричали «Маммон!». Говорят, так они призывали повелителя темных сил. Кровь пропитывала древесину до самых корней, насыщая кровожадного демона. Если же человек, воспользовавшийся даром, не выполнял страшный ритуал жертвоприношения, его ждали невыносимые мучения, остановить которые не могла даже его собственная смерть. Ему всюду начинал мерещиться черный идол. Он приходил во сне и наяву, напоминая о невыполненном долге, и заставлял корчиться своего должника от боли и страха. Тот, в конце концов, был вынужден исполнить ритуал. Многие века черный идол поглощал чистые ангельские души детей. Однажды боги узнали о творящемся зле и бросили на Землю огненный камень. Они хотели уничтожить только этот храм. Но темные силы попытались отразить нападение. Камень, несущий в себе божественную волю и мощь, раскололся на пять кусков. Четыре из них разлетелись по округе. Один угодил в храм и все-таки снес его, а воронка в месте удара заполнилась водой. Три другие пробили землю в тех местах, где течет подводная река. Так появились озера Данилово, Щучье и Линево, прозрачные и чистые. А самый большой кусок, сердце камня, упал в тайном месте, и образовалось озеро Потаенное, наделенное божественной природой. Но увидеть его могут лишь достойные.
– Артамир туда обреченных больных и калек на себе носит, – вспомнил Гарик.
– Знал бы ты, чего ему это стоит!
– А тебе что об этом известно?
– От людей слышала. Он, прежде чем с больным к озеру пойти, три дня не ест, не пьет, богов упрашивает дорогу открыть. И только тогда к озеру выходит, когда вымотается до смерти. И больного все это время на спине своей тащит. А ничего, кроме благодарности, взамен не получает. – Лия пожала плечами. – Я бы так не смогла. Он ведь в самом деле умереть по дороге может. Знает это, но все равно идет. Себя каждый раз в жертву приносит. Не жизнь, а сплошные мучения. Будто вину тех больных искупает собой.
– Благородный, – кивнул Гарик, выскребая со дна миски рис и развалившиеся кусочки рыбы. – А ведь, может, он это все себе придумал. Может, озеро, которое он находит, не Потаенное, не божественное, а просто водоем какой-нибудь среди болот. Воды-то здесь, в этих краях, много. Вот и чудится ему каждая большая лужа озером, – рассуждал он.
– Кто ж знает… Люди-то выздоравливают.
– Мало ли, может, сами выздоравливают. Или самовнушение. Очень, кстати, сильная штука.
– Да, ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. В этих местах правда и ложь так сплелись, что не разобрать.
Гарик вспомнил рассказ о черном идоле. Может быть, это его он увидел на дне озера? Столб с дырой-пастью. «Там был дядя, черненький такой. И у него был большой дырявый рот…» Может, идол почудился маленькой Верочке, заблудившейся в камышах? Что она там увидела? Страх скользкой холодной змеей заворочался внутри. Гарик попытался отвлечься от неприятных мыслей. Обнял Лию за плечи. Она покорно склонилась к нему.
– А поедем со мной в город? – вдруг неожиданно для себя предложил он ей.
– У тебя жена, – прошептала она в ответ.
– После этого она меня бросит. – Гарик вздохнул. – Может, и к лучшему. С ней я никогда не чувствовал себя так, как с тобой. Будто всегда был в чем-то перед ней виноват. Будто она делала мне одолжение, живя со мной. А я был за это ей всем обязан. Может, она и любила меня, когда я был богат, но богатство мое исчезло, а с ним и ее любовь. Я думал, что это нормально, что если мужчина не может обеспечить свою женщину, то и любви не достоин. Старался разбогатеть, как мог. Но, видно, на роду у меня написано быть вечным нищебродом. А вот ты живешь неприхотливой жизнью и счастлива, как мне кажется. Значит, не всем женщинам нужны деньги. Я прав?
Лия задумчиво смотрела на поблескивающую впереди гладь озера. Гарику снова показалось, что она что-то скрывает. Думает о чем-то важном, но не хочет говорить. Так она и не ответила, сменила тему.
– Хочешь, пойдем в типи? Сможешь? Отдохнешь пару дней, а потом в Окунево вернемся. Сейчас тебе такой длинный путь не под силу будет. Окрепнуть надо немного.
Гарик согласился. Лия вымыла в озере котелок, спрятала его в кустах, подхватила рюкзачок, и они отправились вместе по тропинке, ведущей на заросший лесом холм.
В лагере Лия познакомила его со своими друзьями – мужчинами лет тридцати, выглядевшими, как «хиппи»: с «хвостиками» на макушках, косичками, в драной одежде, с татуировками на худых руках. Они приняли его спокойно и равнодушно, словно знали всю жизнь. Никаких вопросов не задавали, удовлетворившись кратким рассказом своей подруги о том, что она встретила Гарика на озере и пригласила в компанию. О том, что ей пришлось его спасать, умолчала. Друзья тоже были немногословны. Вскоре они уселись на траве и стали петь песни под гитару – занятие, на которое, похоже, тратили все свободное время.
На холме было слишком многолюдно для такого глухого местечка, затерянного среди болот. Куда ни глянь, везде шалаши, «вигвамы», палатки, импровизированные беседки, шатры, навесы. Что привело сюда всех этих людей? Любопытство? Мрачная аура озера? Поиск себя в этом мире? Некоторые бродили с рассеянными взглядами, устремленными вдаль, медитирующие сидели с закрытыми глазами на умиротворенных лицах, кое-где собрались вокруг костров группы беседующих, в воздухе витали запахи каких-то неведомых пряных блюд, варившихся в котелках. Лагерь на холме жил своей жизнью.