– Я знаю, что секрет семейный. Но жизнь уходит из дочери с каждой минутой. Проживет ли она еще хоть неделю? Твоего выздоровления точно не дождется.
– Я тебе помогу. Но знай: может так случиться, что и дочь не спасешь, и сам погибнешь, – сказал Артамир тихо.
– Согласен на все, – ответил Гарик, не раздумывая.
– Ладно. Сходи на Омкар, посиди у Коловрата, подумай и успокойся, – сказал Арамир. – Сегодня поужинай, но мяса не ешь. С завтрашнего утра три дня без еды будешь, на травяных отварах.
– Три дня? Долго!
– Будешь делать, как скажу. – В голосе Артамира зазвенели стальные нотки.
– Что, если она не доживет?
– Ты меня слышал.
– Я сам пойду, уже сегодня. Три дня – долго это! – продолжал спорить Гарик.
– Сходи на Омкар. Остыть тебе надо.
Гарик побрел к выходу. Проходя мимо спальни, где оставил Зою, заглянул с замиранием сердца. Старушка сидела на краю кровати, в руках – глиняная кружка и ложка в ней.
– Вот, морсу клюквенного семь ложечек выпоила, – прошептала она.
Гарик вошел, нагнулся над спящей дочкой. Ему показалось, что у нее даже лицо слегка порозовело. На душе немного полегчало. Вдруг Зоя заворочалась, открыла глаза и выблевала себе на подбородок кровавую жидкость.
– Что это? – Гарик испуганно отпрянул.
– Морс, – старушка вздохнула. – Не принял желудок. Не хочет работать.
– О, Боже! – Гарик со стоном вышел из комнаты.
Багровый круг солнца коснулся линии горизонта. Улица, ведущая на окраину, пустовала. Звенящую тишину время от времени нарушал лишь лай собак, да под ногами хрустел рассыпчатый песок. «Вот ведь странно!» – вновь удивился Гарик. Песчаная дорога посреди деревни. Чуть поодаль, за околицей, грязища непролазная, а тут чисто и сухо. Песок быстро на солнышке высыхает, вода вся вниз уходит. И вот идет он широкой светлой дорогой, и кажется ему, что выведет она его из черноты.
На Омкаре было хорошо. Ему даже немного полегчало. Гудящий звук «Мам-м– мон-н!», сопровождающий его все это время с момента последнего разговора с Саней (с черным идолом, демоном, монстром из потустороннего мира, Бог знает, с кем…), стал тише. Будто просто кровь стучит в висках. Гарик остановился у обрыва, с которого два года назад сорвался Кирилл, заставивший повернуть в сторону взбесившуюся лошадь, несущую на себе его жену и дочку знакомых. Что за песню он спел перед смертью? Слова стерлись из памяти, но смысл Гарик помнил. Кирилл просил у Бога крылья. Здесь, стоя на высоком берегу Тары и глядя на чайного цвета реку, изгибающуюся петлей вокруг полуострова Тюп, только о крыльях и можно было мечтать. Так хотелось взлететь ввысь, чтобы оттуда, сверху, насладиться этой сказочной дремучей красотой! За спиной шумел сосновый бор, и Гарик вдруг с удивлением заметил, что шум его, то нарастающий, то стихающий, напоминает шелест накатывающей на берег морской волны. Откуда-то из глубины леса до него донесся нежный женский голос, затянувший жалобно:
«Ой, головушка бедо- о-овая,
Ой, судьбинушка тяже-о-олая,
Шел ты до-олго, долго,
Силы потерял,
Длинною дорогою шага-ал.
Шел ты до-олго, долго,
Силы потерял,
Длинною дорогою шагал.
В кровь истерты ноженьки уста-алые,
Дали отшагали все ж нема-алые,
Только го-о-оре, горе,
Поздно ж ты узна-ал,
Что не той дороженькой шагал,
Только го-оре, горе,
Поздно ж ты узна-ал,
Что не той дороженькой шагал».
Голос смолк, его сменила заливистая трель балалайки. Гарик удивился. Надо же, прямо про него песня! Вспомнились зловещие слова Татьяны Моргун: «Ступив на черную дорогу, ты никогда не сможешь вернуться и пойти по белой». Но, несмотря на предсказание ясновидящей, Гарик собирался попытаться. Интересно, здесь она еще или уехала из Окунево? И Гольдштейн, чудаковатый ученый, ставший невольным виновником страшного «черного пути», по которому прошел Гарик. Видеть никого из них не хотелось. Гарик постоял еще немного, любуясь закатом, посмотрел вдаль, куда утекала Тара, скрываясь в заповедных дебрях склонившегося над ней леса, и пошел обратно.
Только вышел на дорогу, ведущую к деревне, как в кармане раздалось пиликанье. От страха прошиб пот. «Окуневский» телефон вновь ожил. Некто или нечто снова пыталось что-то сказать ему. Гарик поднес аппарат к уху. Голос захрипел сквозь помехи: «Не делай этого! Не ходи к Потаенному озеру! Нет его, все врут, нет его! Сгинешь в болоте, и все. На Шайтан ведет твоя дорога». Гарик нажал отбой. Хотел выбросить жуткую штуковину в кусты, но почему-то не смог. Спрятал в карман.
Калитка оказалась не заперта. Открытой оставили, чтоб не стучал. Вошел во двор, потянул ручку двери, ведущей в дом. Открылась. Сделал пару шагов по темному коридору и остановился. Из дальней комнаты слышались голоса Артамира и старушки. Понял, что о нем говорят. Интересно стало.
– Бес в нем сидит, точно бес! – произнес старушечий голос, следом раздался ее тягостный вздох. И вновь она заговорила: – Я с порога увидала, что бес в нем. Не пустит он его в место светлое, запутает, сгубит. Обожди, пока нога окрепнет, да сам иди с дитем. Негоже их двоих на погибель отпускать.
– Ничего, баба Лида. Ничего. – Голос Артамира звучал твердо и в то же время ласково. – Великий Род у него за спиной. Любовь отцовская на многое способна – не то что с бесом совладать, даже землю перевернуть может. Пусть идет. Сама говоришь, плоха малышка, долго не проживет. Умрет вдруг, я как отцу ее в глаза посмотрю? Нет, пусть идет. Бог его выведет.
Под ногами Гарика скрипнули половицы. Таиться в коридоре дальше было неприлично: вдруг услышали? Вошел в комнату.
– А, вернулся! – Артамир встретил его улыбкой. – По лицу твоему вижу: успокоился. А то был совсем перекошенный, кривой.
Старушка поднялась со стула и пошла к выходу, приговаривая:
– Идем в кухню, я тебе ужин сготовила.
– Нет, спасибо, не голоден я, – отказался Гарик.
– Иди, – скомандовал Артамир.
Гарик пожал плечом и последовал за хозяйкой. В тускло освещенной кухне на столе стояла миска с дымящейся гречневой кашей, а на тарелке рядом лежало две свежие очищенные морковки. Не чувствуя вкуса, он проглотил все, думая лишь о Зое, но спрашивать боялся. И пойти посмотреть на нее боялся. Если бы случилось плохое, бабка Артамира уже сообщила бы. Значит, еще жива его малышка.
Ночью Гарику снова снился столб. На этот раз целый хор голосов выл и визжал невыносимое «Мам-м– мон-н!», будто в дупле спряталось несметное количество разных животных и птиц, которых кто-то научил этим звукам. В жуткой какофонии слышалось и сорочье стрекотанье, и кошачье мяуканье, и волчье рычание, и даже жалобный детский плач. Потом вдруг все голоса стихли, остался лишь плач, и когда Гарик понял, что уже не спит, плач не исчез. Узнал голос Зои, вскочил, помчался сломя голову, не разбирая дороги. Спросонья забыл, где находится, чуть весь дом не разнес, не вписавшись в узкий низкий дверной проем. Врезался в него с размаху – так, что вся изба задрожала.
Баба Лида сидела у кровати Зои, держа в руках миску с чем-то белым. Зоя плакала тихим слабым голосом и звала маму.
– Манной кашки сварила, а она не ест, – пробормотала старушка грустно.
Гарик взял дочь на руки. Она тоскливо взглянула ему в глаза, и сердце его рухнуло куда-то вниз. Личико ее было совсем худым, просто обтянутый кожей череп. Мелькнула мысль: а не совершил ли он очередную ошибку, забрав Зою из больницы, где ей хоть как-то помогали жить? Показалось, что она умрет прямо сейчас, у него на руках. Зоя перестала плакать и закрыла глаза. Прислушался: дышит. Уснула. Он положил ее обратно на кровать и пошел к Артамиру. Тот не спал, ждал его. Его загипсованная нога была опущена, а сам он сидел, опираясь на подушки. От стоящей на тумбочке огромной кружки валил пар, наполнявший комнату горьким травяным запахом.
– Что, готов? – Судя по голосу, Артамир нервничал.
– А что делать надо? – ответил Гарик вопросом на вопрос.
– Выпей отвар сначала.
Гарик взял горячую кружку, отхлебнул и едва сдержался, чтобы не выплюнуть омерзительную жидкость. От резкой горечи зашлись в спазмах все вкусовые рецепторы.
– Что это за гадость? – выдавил он, зажимая рот рукой.
– Это поможет тебе очиститься. Травяной отвар. Баба Лида приготовила. Секретный рецепт.
– А, так это и есть секрет, способ увидеть Потаенное озеро?
– Одного отвара для этого мало, но он помогает. Только действие у него не очень приятное.
Артамир произнес последние слова как раз в тот момент, когда Гарик, собрав волю в кулак, допивал отвар. И тут его замутило так, что кружка из рук выпала. Бросился из комнаты в коридор, но стены его почему-то пошли волнами, словно не хотели выпускать. Он медленно протиснулся между движущихся изгибов и дошел уже до двери, но вдруг сила из ног исчезла. Он упал на колени и вывалился прямо на порог. Там его и вывернуло. Внутренности скрутило, тело затряслось. Господи, что там было, в той кружке?! Яду, что ли, налили? Гарик катался по земле и рычал, как раненое животное. Небо над ним заволокла розовая пелена. Зубы стучали и скрежетали, пальцы вцепились в траву и выдирали ее пучками вместе с комьями сырой земли. Что это с ним происходит, что это? Гарик не понимал. Ему казалось, что он умирает. Почувствовал, как ноги конвульсивно стучат о землю, и внезапно спасительная чернота накрыла его.
Когда снова увидел свет, открыв глаза, ему показалось, что он стал невесомым, легким, как перышко. Не чувствовал собственного тела. И боли не чувствовал. В голове – приятная пустота. Никаких тягостных мыслей, страхов. Вдруг вспомнил о Зое, но не испугался. Почему-то знал, что она жива. Над ним склонилось улыбающееся лицо Артамира.
– С воскрешением! – Он сверкнул белозубой улыбкой, и на этот раз она Гарика не раздражала.
– Что со мной? – произнес Гарик. Странно, язык еле ворочался, хотя чувствовал он себя просто отлично.