После его слов крестьяне вздохнули с облегчением. Но кое-какие сомнения у них все же остались.
Изумленное молчание воцарилось под низким деревянным потолком питейного зала «Большой Медведицы», когда завсегдатаи харчевни увидели, кто решил присоединиться к их компании, и разговор возобновить не спешили. Только Гаффер Тэттон в своем излюбленном углу у камина продолжал что-то ворчать, как ни в чем не бывало.
Во всяком случае, ничего особенного в том, что в харчевню пожаловал «молодой хозяин», он явно не видел.
Наконец Гаффер перестал ворчать по поводу недостаточно сильного огня в камине, не способного согреть его старые кости, и принялся за другую тему, волновавшую его не менее сильно — а может, и не его одного. Он говорил о том, что забыты древние ритуалы, с чем, по его словам, и были связаны все их теперешние несчастья. Для начала Гирам предпринял серьезную попытку отвлечь внимание гостя от речей старика и повел Эрнеста прямо к стойке бара, где еще раз представил ему своего брата Джейбиза, владельца этой гостиницы, и некоторых других жителей деревни, в том числе даже мистера Эймса.
Узнав, в чем проблема, Джейбиз от души воскликнул:
— Ну, сэр, поскольку вы впервые почтили мою харчевню своим присутствием, позвольте мне выразить вам свое уважение да поднести стаканчик! Чего желаете выпить?
Эрнест неуверенно огляделся. В последние несколько минут настроение у него существенно упало; он злился на себя за то, что тетка снова взяла над ним верх, и теперь, в этой непривычной обстановке, среди людей, которым в его присутствии тоже явно было не по себе, он совершенно растерялся и вопросительно глянул на Тинклера, который вкрадчивым тоном предложил:
— Могу рекомендовать вам сидр мистера Стоддарда, сэр. Он сам его делает.
— С удовольствием отведаю! — тут же согласился Эрнест.
— Что ж, спасибо за рекомендацию, мистер Тинклер, — улыбнулся хозяин харчевни и потянулся к кувшину с сидром. — Позвольте и вам налить немного сидра.
И стоило ему повернуть крышку на кувшине, как все в зале снова загудели и прерванная беседа плавно полилась с того же места, на котором была прервана. Но вскоре мирный гул стал стихать: по залу быстро распространились дурные вести насчет неудачной попытки одолжить газонокосилку, и атмосфера стала довольно мрачной.
Гирам Стоддард пригласил своих спутников присесть. С некоторым опозданием заметивший их появление и явно полагавший, что пойти сегодня следовало в церковь, а не в пивную, Гаффер Тэттон все же незамедлительно потребовал у них отчета о принесенных новостях.
— В общем, косилку она нам не даст, — громко и отчетливо сообщил ему Гирам. — Придется за косы взяться!
Гаффер несколько смущенно возразил:
— Нельзя косить, когда наступает пора украшать колодцы! Никакой техникой пользоваться нельзя — природа обидится!
— Я что-то не совсем понимаю, о чем он, — осмелился признаться Эрнест.
— Ох, да не берите вы это в голову, сэр! — воскликнул Гирам. — Наш Гаффер просто помешан на всяких старинных обычаях.
— Но он выглядит искренне огорченным, — возразил Эрнест.
И Гаффер действительно был огорчен, хотя кто-то уже поспешил снова наполнить его кружку. Голос старика прямо-таки зазвенел, точно у проповедника на собрании, и, несмотря на все попытки утихомирить его, Гираму в конце концов пришлось все же объяснить гостю, в чем тут дело.
— Видите ли, сэр, — Гирам вздохнул, — в прежние времена, еще до войны, аккурат между Вознесением и Троицей у нас тут отмечали один… местный…
— Праздник! — подсказал кто-то из глубины зала. — Священный обряд отправляли!
— Точно, обряд. Вот это правильное слово. Спасибо… — Он огляделся, поискав в зале подсказчика, и удивленно промолвил: — Мистер Эймс! В общем, мы тут кое-что украшали, картины разные делали — из цветов, листьев, ольховых шишек и тому подобного, а потом эти картины относили к источникам и колодцам.
— И к тому колодцу, что под горой, пониже церкви, — настойчиво напомнил кто-то.
— Да, и на перекресток у Старого родника. В три места, в общем. — Гирам пальцем оттянул воротник, словно тот вдруг стал ему чересчур тесен. — А потом мы обычно просили священника пойти и благословить колодцы.
Гаффер слушал теперь очень внимательно, наклонившись вперед и зажав кружку с пивом в обеих руках, а потом с готовностью закивал, подтверждая слова Гирама:
— Ага! И каждый седьмой год…
— Каждый седьмой год, — громко перебил его Гирам, — мы еще и вроде как пир устраивали. Жарили барана или свинью и угощали всех, не забывая стариков и тех, кто по болезни дома остался.
— На мой взгляд, прекрасная традиция, — искренне признался Эрнест, глядя кузнецу прямо в глаза. — И что же? Неужели вы перестали ее соблюдать?
— Ну да, перестали. Как война началась, так и перестали.
— Но почему?
Повисла неловкая пауза. И поскольку никто больше не выразил желания ответить на этот вопрос, Гирам Стоддард взял эту обязанность на себя.
— Священник-то наш рассказывал, что традиция это языческая, только переделанная на христианский лад. Впрочем, сам я в этих делах ничего не смыслю. Но, осмелюсь сказать, священника-то нашего ничуть этот обряд не смущал.
— Ну да! Вот неизвестно только, что ее милость скажет? — Джейбиз из-за стойки угодливо поглядывал на Эрнеста.
Старший брат в его сторону только глазами сверкнул, но сказать ничего не успел. Крепкий сидр подействовал на Эрнеста довольно сильно, поскольку после контузии и ранения он крайне редко употреблял алкоголь. А кроме того, он практически ничего не ел со вчерашнего дня.
Осушив кружку до дна, он изрек:
— Вы были правы, Тинклер: сидр просто замечательный! Принесите-ка мне еще. А также — и мистеру Стоддарду, и мистеру… Да нет, всем! Почему бы нам не выпить всем вместе? Вот! — И Эрнест вытащил из бумажника несколько крупных банкнот.
Тинклер, хотя и неохотно, но все же кивнул Джейбизу, а Эрнест между тем продолжал, повернувшись к Гираму:
— Не понимаю, почему вас волнует отношение моей тетки к этому обряду? Какая разница, что она по этому поводу думает! Скажите, а как к обряду украшения колодцев дядя Родрик относился?
— Он-то? Хорошо относился! — буркнул Гирам.
— Истинная правда! — подтвердил кто-то. — Вспомните-ка, ведь он, даже если у него гости были, всегда их приглашал вместе с нами к колодцам пойти! Или сам приходил попозже. А он многих приводил — с фотоаппаратами всякими и прочими штуками!
Старшие мужчины дружным хором подтвердили эти слова.
Тинклер вернулся к столу с полными кружками и шепнул Эрнесту:
— Вот, сэр, пожалуйста, угощайтесь!
Тот отпил добрый глоток и отставил кружку в сторону. Теперь разговор захватил его целиком.
— Ну что ж, если главная ваша проблема заключается в том, чтобы уговорить священника, то тут я по крайней мере мог бы словечко замолвить. Дело в том, что мисс Поллок приглашала меня на чай, вот я и затею разговор на эту тему. Вы не возражаете?
По их лицам он понял, что они ничуть не возражают, а Гирам громогласно воскликнул:
— Очень даже великодушно с вашей стороны, сэр! А нам, по-моему, не мешало бы выпить за здоровье нашего мистера Эрнеста!
Эрнест рассеянно поблагодарил, выпил вместе со всеми, вытер губы и снова принялся задавать вопросы. Еще одна вещь очень его заинтересовала.
— А что это за… украшения или картины, о которых вы упомянули?
— Да разные библейские истории, — добродушно ответил Гирам.
— И все они имеют отношение к воде? Например, хождение по воде, Иона и кит и так далее?
Оказалось, что нет. Посетители загудели; их головы закачались в знак несогласия. Теперь уже почти все они сгрудились возле их стола, и старый Гаффер тут же громко пожаловался, что ему ничего не видно, но на него никто и внимания не обратил.
— Нет, просто мы брали любую историю из Библии, какая понравится. Хотя, конечно…
— Да?
— Картины-то эти в основном придумывал один человек… Только он уж теперь умер…
— То есть один конкретный человек обычно придумывал для вас все сюжеты подобных картин?
— Точно так, сэр. Мистер Фабер. И скончался он от того же недуга, что и ваш бедный дядюшка, только на год раньше.
— И с тех пор никто не сумел ничего столь же интересного и красивого придумать! — послышался чей-то жалобный голос.
Эрнест колебался. Он быстро глянул на Тинклера, надеясь получить какую-то подсказку, ибо это уже вошло у него в привычку, но лицо Тинклера было на удивление спокойным и непроницаемым. Мало того, он искусно делал вид, что не замечает вопросительных взглядов молодого хозяина. Охваченный внезапным раздражением, Эрнест одним глотком допил остававшийся в кружке сидр и вынес решение:
— Если вам не покажется это излишней самонадеянностью, то я хотел бы признаться… Тинклер!
— Да, сэр?
— Вы ведь болтали тут обо мне, верно?
— Видите ли, сэр… — Тинклер бросил на него скорбный взгляд. — Я рассказал этим людям не больше, чем требовалось для соблюдения элементарной вежливости, уверяю вас.
— Не волнуйтесь, старина! Я всего лишь хотел выяснить, знают ли они, что я немного умею рисовать. В том числе и красками.
— Да, сэр! Это они, конечно же, знают!
— Ну тогда что ж… — Эрнест окончательно собрался с духом. — Вы не против, если я предложу вам парочку собственных идей?
На лицах присутствующих явственно отразились сомнения, смешанные с восторгом. Гаффер Тэттон снова пожаловался, что ему ничего не видно, и кто-то наклонился к нему и стал терпеливо объяснять. Возникшее было замешательство прервал именно старый Гаффер. С трудом поднявшись на ноги, он воскликнул:
— Не отказывайтесь от этого предложения! Вспомните: сейчас уже идет седьмой год, и если мы не сделаем все как надо, то Она…
Отдельные голоса несогласных потонули в возгласах всеобщего энтузиазма.
— Как же это распрекрасно с вашей стороны, сэр! — громко восхитился Гирам.
Итак, все было решено.
Чувствуя, как в крови его снова разгорается то странное возбуждение, которое он уже испытывал несколько ранее, Эрнест спросил: