– В тебе точно ничего больше не переделали? – С легким удивлением спросила Би.
– Это было первое, что я спросил. – Кивнул Арго. – Тоже стало интересно. Если она так легко перекроила нас, если для нее это игрушки, то почему просто не подчинить нас, добавив что-нибудь в мозг.
– И что он ответил?
– Что она не может с нами такое сделать, потому что мы – ее дети. Потому что она переделывала нас, всех, еще в утробах, перекраивала к лучшему. И не может нас сломать.
– Дети? Что это значит?
– Ответственность. – Произнес низкий красивый голос, лишенный интонации. – И еще, наверное, забота.
Фигура в плаще распрямилась, и повернулась, быстро, плавно, совершенно бесшумно. Мириам, заглянув под капюшон, не вполне поняла, что увидела – черная изогнутая пластина, поглощающая свет, выступала оттуда вниз, острым краем, точно подбородок, но ни глаз, ни рта видно не было.
– Она о вас заботится, но если вы спросите меня, почему – я не смогу ответить.
– Думаешь, мы сами не знаем, что такое забота о детях? – спросила Би.
– Дело в том, что она – не человек, даже приблизительно.
– Она? А ты?
– Было время, когда я отвечал на этот вопрос утвердительно, но оно давно прошло. – Слова, исходящие откуда-то из-под гладкой маски, звучали слишком ровно, как если бы их записали по отдельности, а затем сложили в фразы. Мириам с удивлением осознала, что именно так и создается этот странный голос. – А сейчас, к сожалению, у нас почти нет времени для ответов.
– Почему?
– Начинается война.
– Прайм, который наблюдал за осадой Хокса, назвал это делом Королей. – Медленно проговорила Би, и встала. – Прошло десять дней. Король Атланты уже давно знает, что сделали Небесные.
– Не только. – Джон качнул головой, вполне человеческим движением. – Наш враг в небесах узнал и о ней.
– О ней?
– О той, что дала вам жизнь. Защищая вас, ей пришлось проявить себя, впервые за сотню лет.
– А раньше она вмешаться не могла? – Цвета Би полыхнули гневом. – Когда тысячи людей умирали там, в Хоксе? Когда рейдеры похищали детей, обменивая их на фугасы? Чего она ждала?
– Тебя.
В наступившей тишине звонко рассмеялась Вероника.
– Не смешно. – Сказала Би.
– Ты один из факторов, ускоривших события. Ей пришлось вмешаться, чтобы получить твою поддержку в том, что приближается.
– Поддержку, Джон? Я заключила соглашение, в реальности которого начинаю сомневаться, с чем-то, чего не понимаю. Что она такое, Джон, и чего она хочет? Только не надо снова про движение данных. Объясни мне конкретно, как объяснил бы солдату – на чьей стороне я буду драться?
– Я постараюсь. – Серьезно ответил Джон. – На твой вопрос нет простого ответа, но я расскажу то, что знаю.
– И лучше побыстрее.
– У нас будет немного времени в дороге.
– В дороге?
– Есть место, где нам нужно быть к рассвету.
– Там будет бой. – Голос Вероники прозвучал откуда-то со стороны, заставив Мириам вздрогнуть. – Ты забыл об этом сказать, но я это чувствую. С кем, железная голова? Опять с Небесными?
– Нет. Это всего-навсего эвакуация, и все. Возможно, боя удастся избежать.
– Я бы этого не хотела. Если бы это снова были Небесные, то можно было бы нанести удар на упреждение, и захватить их шаттл.
– Шаттл? Без оружия и техники? – Подняла брови Би.
– Да. Я всегда хотела летать, и мне не терпится опробовать наше новое тело. В прошлый раз ты смогла сломать двоих – передай управление мне, и я сломаю больше.
– Мне что-то не нравится, как это звучит.
– Ты уже делала это раньше, и не раз. Ты знаешь, что я могу.
– Тогда… может пойдем? – Мириам покосилась на Би, которая, в свою очередь, внимательно рассматривала Джона.
– Конечно пойдем. – Голос Вероники снова родился прямо из воздуха. – Раз он столько недоговаривает, то там, куда он нас отвезет, должно быть чертовски интересно.
– Конечно пойдем. – Словно эхо, отозвалась Би. – Если даже голос в моей голове не против. Возможно, у этого голоса тоже есть вопросы к Джону, и, наверняка, они окажутся даже уместнее моих.
Вероника рассмеялась в ответ, следом за ней рассмеялась Мириам. Даже Арго, с некоторым замешательством рассматривающий их, ухмыльнулся.
– Я вижу, вы нормально отдохнули. – Сказал он. – На три голоса разговариваете, радио слышите без переговорников. Что тут говорить – я тоже засиделся. Погодите только, спальник соберу…
– Там, куда мы едем, он не понадобится. – Возразил Риордан. – Там есть кровати, и все необходимые коммуникации.
– И даже ванны? – Не выдержала Мириам, и ей показалось, что Риордан улыбнулся.
– Вполне может быть.
III.
– Проект «Прайм» был запущен за десять лет до второго глобального конфликта. Земля восстанавливалась после войны, горячих мест становилось все меньше, а города росли. Космодром «Аризона» закончили пятью годами ранее – орбитальных лифтов строить еще не умели, и здесь базировался флот. Девять шаттлов и почти три десятка самолетов. База росла вглубь, под укрепленными конструкциями космодрома. Но большая часть ее помещений были очень старыми – когда-то здесь уже располагался военный объект.
Над «Праймом» работали почти три тысячи человек, большинство из которых жили на поверхности, в Атланте. Проект развивался медленно – внедрение электронных сетей в человеческий мозг оказалось вопросом не столько технологии, сколько психологии. За полгода до конфликта большая часть персонала перебазировалась вниз, чтобы использовать лабораторию как убежище. Теоретически, установки глубокого сна, являющиеся частью еще одной военной программы, могли позволить переждать еще одну войну на глубине. В сущности, удачной оказалась только одна разработка – точнее, ее первый образец, завершенный перед войной. Данные о нем, переданные наверх, послужили основой для дальнейшего развития технологии.
– Первый эксперимент. – Кивнула Би. – Я читала.
– Теперь ты видишь.
Вспышки пролетающих мимо вертикальных синих полос словно проваливались в металл маски Риордана, гладкую выпуклую пластину, ровно срезанную снизу. Ни глаз, ни рта у него действительно не было, и Мириам оставалось догадываться, как же он видит.
Везущая их широкая вагонетка легко вздрагивала на стыках рельса – одного-единственного, плоского, светящегося, убегающего вперед, в расчерченный синим тоннель, насколько хватало глаз. Сидящий впереди Риордан, казалось, вагонеткой вообще не управлял – и никаких органов управления на ней не было.
Ее путь начинался под еще одним бункером, с заваленным песком входом, но теперь Мириам знала, что когда-то подобные пути расходились из этого места во все стороны – давно, когда кроме вертолетной площадки из-под песка поднимались плиты запасного космодрома. Путей осталось всего несколько – удерживаемых синим узором, с механизмами, оживленными совсем не той силой, что когда-то приводила их в движение.
– Первый Прайм. – Продолжала Би. – Жуткая тавтология. Первый проект предусматривал объединение человеческого мозга и кибернетического тела при помощи прайм-линка. Отдельного… мозга.
– Полный бред. – Прогудел Арго, развалившийся вместе со своим мечом на низкой скамье с другой стороны вагонетки. – Нужно было быть психом, чтобы согласиться, Джон.
– Мне сложно вспомнить свою мотивацию. – Тихо ответил Риордан. – Быть первым… помочь своей стране, науке… бессмертие.
– Такое… бессмертие? – Мириам показалось, что Арго сейчас сплюнет за борт вагонетки, но тот сдержался. – Я предпочту могилу помягче.
– Я бы тоже предпочел, особенно в первые месяцы. Человеческий мозг, лишенный большей части сигналов, поступающих от нормального человеческого тела, запертый в клетку из зрения и слуха, начинает выдумывать недостающие чувства – боль, щекотку, холод, жар. Они приходят и уходят, не связанные ни с чем, и их приходится контролировать, но иногда, особенно во время сна, они берут верх. Первое время я видел очень яркие сны, а затем… видимо, сошел с ума.
– Я немного не поняла. – Тихо начала Мириам. – А как это, отдельный мозг? Что с тобой сделали?
– Об этом слышали большинство праймов. – Ответила Би. – Как все начиналось. Мозг первого прайма отделили от тела хирургически, и поместили в механическое вместилище. В железное тело.
Она замолчала, а Мириам больше ничего не спрашивала, пытаясь осмыслить услышанное. Вагонетка неслась по туннелю, светящиеся полосы на стенах то и дело прерывались, обозначая края разломов, ведущих в окружающие помещения – неосвещенные ангары, заполненные остатками техники или обломками обрушившихся колонн и потолков.
– И что было дальше? – Прервала молчание Вероника.
– Затем было начало. – Ответил Риордан. – Я его не помню – меня погрузили в сон, и я пришел в себя тогда, когда все уже совершилось.
– Базу уничтожили?
– Нет, по крайней мере – не извне. – В его ровном голосе Мириам впервые почудилась какая-то заминка, сомнение. – Я не знаю, что произошло на самом деле, потому что она не хранит памяти о своем появлении. Но… она пришла.
– Иштар?
– Тогда у нее еще не было имени. – Риордан отбросил капюшон, обнажая округлую лицевую пластину, заменяющую ему лицо, как если бы ему внезапно стало трудно дышать. – А мне снились сны о том, что я опять человек. Она пришла ко мне в этих снах – как море, полное мертвых человеческих лиц.
По спине Мириам побежали мурашки.
– Я не знал этого тогда, но питание базы к тому времени отключилось. Что-то произошло с электроникой реактора, и он вошел в спящий режим, обесточив системы глубокого сна. Все, кого я знал, умерли, так и не проснувшись – но Иштар пришла, и они были в ней.
– Мертвые?
– Да. Я не присоединился к ним только потому, что мое тело располагало собственным реактором. И я был первым живым сознанием, которое она встретила. Это было все равно, что говорить с морем. Она не была ни личностью, ни машиной – какой-то жуткий конгломерат памяти, использующий электронные операторы и человеческие мысли одновременно. Она прорастала сквозь бетон и металл, как механический плющ. И она проросла в меня. Как до этого прошла сквозь моих мертвых друзей, взяв их память – и отдав ее мне.