– «До последнего человека, предсказатель.»
– «В этом случае у меня есть еще один запрос.»
– «Я слушаю.»
– «Я не смогу планировать операции с высокой точностью, не располагая данными о противнике. Вероятность потерь среди оперативного состава очень велика. Я прошу предоставить мне больше ресурсов.»
– «У вас будут все необходимые ресурсы.» – Темнота как будто вздохнула с облегчением. – «Абсолютно все. Еще вопросы?»
– «Больше нет, командор.» – Клод отдал честь ретранслятору, и с трудом подавил улыбку, увидев округлившиеся глаза генерала. Четко, как заправский десантник, развернулся на месте и пошел к выходу.
Вакуум смотрел ему в спину с черного экрана.
– «Дыши глубже.» – Думал Клод, стараясь не сбиться с шага. – «Ты только что пережил стресс, и тебя успокоили, как ребенка. Дали конфетку. Это объясняет твои метания в последнее время, поиски в сетях. В твоем досье написано, что ты сорвешься – хотя возможность случайного срыва невелика, у тебя другой темперамент. Спасибо, Лиза, что подала отличную идею – ложь внутри лжи, один стресс, прикрывающий другой. Если бы вы знали, командор, то, что известно мне! Если бы после взлома вы догадались проанализировать слабые магнитные возмущения на самой «Эвридике»! Узнав, что эти триста детей, два поколения – так и не стали нашими, что бы вы сделали? Возможно, я эмоционален, но есть вещи, которых я никогда не смогу сделать, командор. Убить их всех? Взорвать комплекс? Хотя нет, это не рационально – достаточно столкнуть его с орбиты. Один импульс маневровых двигателей – и она сгорит в атмосфере…»
Он остановился, будто натолкнувшись на прозрачную стену, и оглянулся – посланец Конклава уходил в другую сторону, к шлюзам. Но Клод все еще чувствовал на себе взгляд – рассеянное, но неусыпное внимание камер и систем электронного слежения.
Всевидящий взгляд командора Рихтера, второго Прайма.
– «Я видел, как она падает. Это сделаете вы, командор, и теперь я в этом не сомневаюсь. Вы сделаете это, зная последствия, без жалости и сострадания – но вы все еще не знаете, что сделаю я!»
Интермедия IX.
Его разбудило пение.
Голоса, горланящие похабную песню. Несколько секунд он отчаянно цеплялся за уходящий сон, в котором не было холода, и боли в изрезанных запястьях. Но тот убежал далеко, так, что не осталось даже памяти о нем – только смутное ощущение спокойствия и безопасности, невозможное в этом месте.
Он с трудом повернул затекшую шею, и глубоко вдохнул, глядя на звезды. Лицо онемело от холода, зуб не попадал на зуб, но дышать приходилось ртом – нос был забит сгустками крови. И так было лучше: не слышать запахов, не знать, что варится в котелке, подвешенном над костром – ведь уже несколько дней он почти ничего не ел.
Он перевернулся, и подтянул под себя ноги, обхватывая колени, пытаясь хоть немного согреться. Цепочка, соединяющая его правую руку, и левую щиколотку, казалась ледяной, пальцы немели, соприкасаясь с ней. Заметив его движение, от группы поющих отделилась тень – почернела, выросла на фоне костра, и резких очертаний грузовых машин.
– Выпить хочешь? – Тень присела в паре шагов, в свете луны блестели голубые глаза и стальное кольцо на горлышке фляги. Рука с флягой придвинулась, качнулась. Человек не смотрел в его сторону, ожидая ответа.
Пленник не потянулся за ней, продолжая разминать пальцы. Выждав с полминуты, человек разочаровано вздохнул и сам приложился к горлышку. Крякнул, тряхнул бородой и заговорил:
– До Фаэтона дней восемь. Ты, гляди, с голоду сдохнешь.
В голосе не было сочувствия – обычная констатация факта. Пленник словно не услышал этих слов. Человек повесил флягу на пояс, и придвинулся ближе:
– А ведь ты у меня в гостях. Мог бы у костра сидеть, свинину жрать. Черканул бы пару строчек, назвал пару имен – и был бы свободный человек.
– Не убедительно. – Тихо выдохнул пленник. – Вы плохой купец. И вы повторяетесь.
Бородач ухмыльнулся, и издал низкий рычащий звук, видимо, смех.
– Согласен, плохой. Не то, что ты, Дэвид, или твой покойный отец. Но я тебя уверяю, мое терпение закончится прежде, чем ты помрешь с голоду. Знаешь, что делает с человеком пара горячих углей, если засунуть их в нужное место?
– Но я нужен вам живым, и не покалеченным – иначе вы не сможете обналичить вексель, который я вам выпишу. Я нужен вам, Дарио, больше, чем вы мне.
– Да? И кто же из нас не жрал три дня? И сидит на холоде в одних штанах?
– Тем хуже – еще немного, и я ничего не смогу для вас сделать…
– Еще немного – и ты достанешь меня вконец! Подпиши этот гребаный вексель – и иди на все четыре стороны!
– Дарио, мы же с вами взрослые люди. – Пленник говорил невнятно, его губы дрожали от холода. – Мне нужны определенные гарантии.
Дарио снова рассмеялся, и, ухватив его за волосы, дернул к себе, свалив на песок:
– Мы не в борделе сделку обсуждаем. – Прорычал он Дэвиду прямо в ухо. – Могу тебе гарантировать, что привяжу тебя к своему кару, и протащу по хайвею, если продолжишь торговаться!
– У вас есть то, что нужно мне. – Голос Дэвида сорвался. – И я не против заплатить! Но только в том случае, если вы гарантируете мою безопасность. Я обещаю обналичить вексель лично, как только вы доставите меня в город…
– В Хокс я не сунусь, сколько бы ты не обещал. У тебя там целая армия.
– Я могу обратиться в представительство купеческой Гильдии в Фаэтоне, но оно сможет заплатить гораздо меньше.
– Ни тебе, ни Гильдии я не верю. Я доверяю только тому, что вижу, или могу взять в руки. А ты, со своими дурными советами, мне совсем не помогаешь. Выпиши вексель на мое имя, которым бы я смог распорядится сам.
– Сделав это, я больше не буду вам нужен. Я верю вам не больше, чем вы верите Гильдии.
– А у тебя есть выбор? – Дарио оттолкнул его, и встал. – Даю тебе времени до утра. Придумай, как заплатить за свою свободу – или останешься здесь, в песке!
Его шаги прошуршали по песку, и стихли, оставив Дэвида наедине с холодом, светом луны и далеким потрескиванием огня. Пение прекратилось, охранники разбрелись по карам. У костра осталась только пара караульных, вяло переругивающихся за картами. Дэвид лежал к ним спиной – сил, чтобы подняться, уже не было. По песку перед ним вяло скользил круг света – охранник в пулеметной башне головного кара, служившей заменой сторожевой вышки, обшаривал прожектором окружающие дюны. Свет казался кристаллическим расплывчатым пятном, пробиваясь сквозь слезы.
– Интересы, отец? – Прошептал Дэвид. – Какие интересы у этих зверей? Как с ними говорить, скажи?
Слова словно вытолкнули какую-то пробку, застрявшую внутри, и слезы потекли еще сильнее. Дэвид Картель, захваченный в плен работорговцами на дороге в Эрг, избитый, изморенный голодом, плакал, ненавидя себя за это.
Ему снова удалось заснуть – или показалось, что удалось. На короткое время холод стал почти неощутим, и луч, гуляющий по песку, превратился в солнечный. В жаркий луч полдня на холмах Хокса, пробивающийся между головками подсолнухов. Они были такими реальными, что он даже протянул руку, чтобы дотронуться до них, ощутить упругое тепло лепестков – но браслет, врезавшийся в рану на запястье, грубо остановил его, отобрав солнце. Оставив только электрический свет.
Прожектор почему-то остановился, и теперь светил прямо на него, холодно и резко. Дэвид заморгал, поднял руку, прикрывая глаза – и, словно от самого этого движения, прожектор лопнул.
С тихим хлопком разлетелись осколки, погружая лагерь во мрак. Перед глазами танцевали яркие пятна. Между ними Дэвид с трудом разглядел движение: вскочили охранники у костра, а затем что-то накрыло их, словно еще одно пятно, большое и расплывчатое, прошло между ними, сбивая с ног.
Закричал человек.
Вопль, прозвучавший со стороны каров, отразился от холмов дробным эхом. И стих после еще одного хлопка – выстрела из игольника, за которым последовала секунда хрупкой тишины.
И новые крики – резкие отрывистые команды, хриплая ругань Дарио, звон распахивающихся люков в бронированных машинах. В темноте еще раз хлопнул игольник, а затем с долгим шипением в небо над лагерем взлетела невыносимо яркая красная звезда – охранник запустил осветительную ракету. Дрожащее алое сияние раздвинуло мрак, вырезая из него грани грузовых каров, выступы бамперов, черные фигуры охранников, выбегающих из машин. И неподвижное нечто у костра, точно зверь цвета песка, присевший на четыре лапы.
Человек, опирающийся на руку, и отстегивающий длинный плащ.
Ружья грянули одновременно с игольниками, взрывая песок и разбрасывая угли вокруг него, нет, за ним, когда он кинулся в сторону, низко, стелясь над землей. И врезался в ближайшего охранника, разворачивая, вовлекая в свое движение людей, стоящих дальше. Что-то еще двигалось вместе с ним, чего Дэвид просто не мог разглядеть в красном свете, сила, разбрасывающая и ломающая охранников. И только после того, как большой человек прошел через вооруженных людей, разворачиваясь, юноша наконец увидел это – черную полосу, описывающую очередной широкий круг.
Длинный и широкий меч.
Человек развернулся на месте, и кто-то, повисший было у него на спине, отлетел в сторону, прямо под удар. Черная полоса пересекла его голову, упала ниже, вонзаясь следующему охраннику в грудь – и застряла там, позволяя большому человеку пробежать следом, используя меч, как рычаг, защищаясь от выстрелов бьющимся на нем телом. Охранники, сгрудившиеся между карами, кинулись в стороны, стараясь убраться подальше, но недостаточно быстро – меч освободился, провернувшись, и оросив черным стенку ближайшего трейлера. Дэвиду показалось, что он услышал свист – лезвие, ставшее едва различимой дугой в полуметре от земли, не могло не свистеть. Кто-то подпрыгнул, минуя клинок, кого-то швырнуло о ближайший кар. Двум работорговцам перерубило ноги, большой человек широко шагнул, несколько раз, сопровождая каждый шаг широким взмахом, словно жуткий жнец. А затем прыгнул вперед, чтобы полоснуть по спине бегущего к костру человека.