– Не хочешь драться? – Поинтересовался Шото. – Так бросай железку и становись на коленки…
Его слова изменили что-то в его собственных цветах – заставив Мириам сосредоточиться только на нем, его памяти, черной и вязкой, как жижа в усыхающем колодце. Они всплыли оттуда, из самых глубин, откуда поднимались его страх, и его неуверенность, увиденные недавно. Страх перед чем-то большим, чем он сам, чужой силой, особым человеком, причиняющим ему боль. Не осмеливаясь вглядываться в эту память, боясь вызвать вспышку воспоминаний и потерять над собой контроль, она попыталась дотронуться до нее. И ненависть хлынула туда, в глубину, поднимая наружу нечто жуткое, соединяя Мириам и маленького человека жгутом из памяти, шепчущим ей на ухо, управляющим ее жестами и словами.
Ее спина распрямилась, нож развернулся в ладони, ложась лезвием вниз. Шото замер, ожидая, но она не двигалась. Низкий хрип зародился в ее горле, она кашлянула, а затем сплюнула на песок – как человек, всю жизнь жевавший табак.
– Думаешь, ты вырос, малыш? – Сказал ее рот низким, чужим голосом. – Думаешь, я не смогу наказать тебя теперь?
III.
Лицо Шото побелело.
Мириам никогда в жизни не видела ничего подобного – чтобы у человека в мгновение ока отлила кровь от лица, так, что оно из смуглого стало серым.
– Что ты сказала, ведьма? – Шевельнулись его губы. А затем, не успевая за словами, взлетел меч – быстро, но неточно, так что Мириам просто убрала из-под удара вооруженную руку. Чужая память заполнила ее, живой, мерзкой субстанцией, пробиваясь в сознание. Ей стоило большого труда удержать ее – возвести на пути подобие плотины, заставляя воплощаться сразу в слова и в движения. Это делало ее куклой – ничего не понимающей, но послушной слугой того, что жило внутри маленького человека.
Куклой, собирающейся убить кукловода.
– Медленно. – Сказали ее губы. – Ты слабак, так хотя бы бей быстро!
Ее ладонь дернулась, выбросив нож в другую руку – очень быстро, будто выстрелив им.
– Видишь? – Продолжил чужой голос. – Пока ты думаешь, я отрежу твои маленькие яички, и запихну тебе в пасть.
Левая ладонь тоже вздрогнула, перебрасывая нож обратно – быстрее, чем Мириам успела бы моргнуть. Скорость давало само движение, на удивление простое, но совершенно незнакомое – она бы никогда не догадалась, что с ножом можно такое сделать. Шото смотрел на ее руки не отрываясь, чуть приподняв меч, так что острие оказалось на уровне лба. Рейдеры прекратили галдеть, и Мириам услышала собственное дыхание – тяжелое, свистящее, будто тоже принадлежащее чужому телу. Теперь они с Шото медленно шли по кругу, окруженные меняющимися огнями.
Гнев превращался в испуг.
– Какой у тебя план? – Голос стал тише, скатываясь в издевательский шепот. – Или опять дерешься без плана? Плюешь на мои слова?
Острие меча чуть заметно задрожало.
– Страх. – Слово вырвалось из ее горла как заклинание. – Это я страх вижу, малыш? Или правильнее назвать тебя малышкой?
– Ты мертв. – Посеревшие губы Шото едва шевельнулись, и по кругу рейдеров пробежал шепот.
Ответом ему стал смех – клокочущий, издевательский.
– Я и мертвый поставлю тебя на коленки, малышка. Ты опять влез в драку, не зная, с кем имеешь дело – а за это нужно наказывать! Положился на удачу, без верного плана, да еще и струсил. Ты не мужик! Подстилка для Ихана, отдал бы ему, да жаль времени, что на тебя потратил. Будешь девкой всю неделю, пока из тебя вся дурь не вытрясется! Что пялишься?! Скидывай шмотки…
– Да пошел ты! – Тонко завопил в ответ маленький рейдер. Маска невозмутимости слетела с его лица, исказившегося от крика, смявшегося, как картонный лист. – Ты сдох! Ты сгнил, Хайд, и сдохнешь еще раз!
Он размахнулся, чуть больше, чем нужно, широко, медленнее чем раньше. Мириам, вглядываясь в него, вдруг поняла, что отступать больше не нужно – его глаза смотрели поверх ее головы, на что-то, видимое только ему, страшную тень, намного выше ростом.
Она подняла нож перед собой, лезвием вниз, для верности обхватив его руками, и шагнула навстречу Шото. Меч просвистел у нее за спиной, его предплечье ударило по голове слева. Они столкнулись, налетев друг на друга, и пластины его бронежилета скрипнули под ее локтями.
Взгляд рейдера прояснился и в глазах блеснуло нечто, похожее на человеческое чувство.
Удивление.
Он отступил. Она тоже шагнула назад, выпуская рукоять ножа, торчащего у него в груди, слева, между ремнями брони – и двинувшегося вверх, когда он вдохнул.
Ветер снова хлопнул в куполе над их головами. До Мириам, на самой грани слышимости, донесся странный незнакомый звук – низкое гудение, переходящее в свист.
– Я знал, что ты – еще хуже, чем она… – Сказал Шото, с тем же выражением безмерного удивления поднимая меч, и опять делая шаг в сторону. – Ты… непонятная ведьма.
На втором шаге его нога подогнулась, и он упал, неловко, лицом вперед, вонзив лезвие в песок.
Пуповина памяти лопнула, и желудок Мириам подбросило вверх. Борясь с тошнотой, она прижала руки к животу, почти не видя стоящих перед ней людей – только огни.
– И правда, похоже на Хайда. – Сказал огонь слева, удивленный и испуганный одновременно. – Вот это девка изобрази…
И полыхнул болью. В лицо Мириам брызнуло горячим. Она скорее почувствовала, чем услышала иглы, рассекающие воздух – беспорядочную и неточную очередь.
– Сдохните суки! – Долетел издалека выкрик, знакомый и одновременно невозможный. – Отвалите от нее и сдохните!
Цвета Суонк, погасшие было, снова горели у костра. За первой очередью последовала вторая, и рейдеры бросились врассыпную, падая на песок вокруг Мириам. Та сочла за лучшее последовать их примеру – у воскресшей Суонк явно лучше получалось кричать, чем стрелять. Иглы с визгом отскакивали от скалы, с глухими щелчками пробивали ткань купола. Мириам, извернувшись на песке, поползла было к просвету между канатами и острым каменным краем, за которым, словно за приотворенной дверью, сверкал краешек Атланты – когда кто-то встал у нее на пути. Оттолкнувшись руками от земли, она подобралась, и медленно подняла взгляд: истрепанные фермерские ботинки, пятнистые брюки с кожаными латками, широкий ремень с парой ножен и бронежилет в грязных пятнах с налипшим песком. Дальше было лицо, но она совсем не хотела туда смотреть – окровавленная маска, без носа, в черно-рыжих слипшихся колтунах.
Рейдер, чье дыхание она чувствовала, бросившийся на нее первым.
Она сжалась, готовясь к прыжку – под его медленно поднимающуюся руку с ножом. И дальше, к дыре в пустыню, пока никто не видит, прячась от беспорядочных выстрелов Суонк.
Но рука не успела подняться.
Волосы на голове рыжего рейдера вспыхнули, как маленький костер.
Это прошло над ней – воздух исказился, пойдя волнами, как дешевое стекло, и пахнул сухим электрическим жаром; будто рядом открылась кузнечная печь, невидимая но огромная. Жар лизнул голову рыжего, и упал дальше, за спину Мириам – и, даже не оборачиваясь, она знала, что увидит.
Люди, вспыхивающие факелами, и песок, плавящийся у них под ногами.
Смерть зашла через дыру в куполе, к которой она стремилась, загородив выход – и пламя, сжигающее рейдеров, было бледным отражением ее внутреннего огня. Цветов, напоминающих Би – только интенсивнее, холоднее, жестче, как пламя газовой горелки в сравнении с огнем пожара. Стоя на коленях, она рассматривала его – искоса, стараясь не смотреть прямо, чтобы он не почувствовал взгляд, и пламя не обратилось в ее сторону: мужчина, высокий, в потрепанной черной форме, с коротким жезлом в руке, полосующим купол, песок, рейдеров…
Мясник, разделывающий индейку горячим ножом.
Крики Суонк исчезли за воплями рейдеров и шипением горящей материи. Но до ушей Мириам все еще доносились хлопки выстрелов – одиночных, следующих через равные интервалы, с другой стороны, из-за спины смерти. Там, за ярким огнем прятался другой цвет, спокойный и ровный, будто у человека, любующегося закатом…
– Кейн! – Крикнула Мириам, и удивилась жуткому звучанию своего крика – горло казалось сухой штольней, засыпанной мелкой пылью. Каким-то чудом монах услышал ее, и, спустя секунду, в дыре на фоне пустыни взметнулся его песчаный плащ. Воздух больше не трещал – бледный человек прошел вперед, и остановился в двух шагах от Мириам. Теперь он смотрел прямо на нее, и рукоять узкого меча в ножнах, который он держал на весу, покачивалась в такт ее дыханию.
– Вы смелая, Мириам. – Он повесил жезл на пояс, и протянул ей руку. Узкая ладонь оказалась сухой и твердой. Едва дотронувшись до нее, Мириам почувствовала нечто странное – электрическое движение под кожей, несвойственное обычному человеку. Это сбило ее с толку, и, даже когда он помог ей подняться, она не сразу выпустила его пальцы, рассматривая. Нечто, невидимое обычному зрению, пронизывало кости и плоть, выступая на тыльной стороне ладони в виде тонких белых шрамов.
– Вы… прайм? – Спросила она первое, что пришло ей в голову. Он кивнул, задумчиво – не только ей, будто подтверждая собственную догадку:
– Именно. Почему вы одни?
– Я не одна! – Спохватилась Мириам, выпуская его руку, и оборачиваясь к подошедшему Кейну. – Там, девушка, в нее стреляли.
– Вижу… – Кейн уже стоял рядом, ствол винтовки в его руках двигался, отыскивая уцелевших. Мириам нырнула под него, кинувшись прочь из-под пылающих остатков купола. Перепрыгивая через трупы, исходящие жарким смрадом горелого мяса, и стремительно темнеющие лужицы расплавленного стекла, с трудом попадая босыми ногами на пятна не слишком горячего песка. Что-то теплое и мягкое коснулось ее лица – пепел, крупные черные хлопья, пахнущие по-домашнему, поджаренной говядиной. Вниз невозможно было не смотреть, и она пыталась не видеть – расфокусировать зрение, сосредоточившись только на поисках места для следующего шага. Чтобы черные, коричневые и красные пятна, пляшущие перед глазами, не сложились в картины, которые смогут потом присниться, и преследовать ее всю оставшуюся жизнь.