— Неужели я произвожу впечатление такого уж глупца? — спросил Аббас. — Ты знаешь слишком много. Тебе осталось только загадать одно желание, и ты узнаешь исключения из правил. После этого ты можешь использовать оставшиеся два желания по своему усмотрению. А что, если одно из них будет касаться моей особы?
— Я не сделаю этого, — сказал крысиный король.
— И ты думаешь, я тебе поверю?
— Поверишь. У тебя нет другого выхода. Пойми, я тебе уже говорил и еще раз повторяю, что состязаться в хитроумии с джиннами хватает глупости только у людей. Я — не человек, и на такой риск я не пойду.
— Даже после того, как я с твоей помощью сумел у него выиграть?
— Это не выигрыш. Это всего лишь ничья. Выиграть у джинна невозможно.
— А как же исключения из правил?
— Наверное, мне было бы интересно их узнать, — признался крысиный король. — Но только не ценой состязания с джинном в хитроумии. Нет, на такой риск я не пойду. И ты можешь мне не верить, но тогда тебе придется самому решать проблему лампы.
Аббас окинул его испытующим взглядом, а потом сказал:
— Ладно, пусть будет так. Тебе вернут все твое имущество, песчаную рыбу, а также выделят достаточные запасы воды и пищи. Более того, мои воины проводят тебя до ближайшей караванной дороги и будут сопровождать до границ Сиреневой пустыни. Удовлетворен?
— Почти, — сказал крысиный король.
— Не знаю почему, но почему-то я тебе верю, — сказал Аббас. — Кстати, сопровождающие тебя стражники не должны знать, что лампа находится у тебя.
— Зачем мне об этом им говорить? Неужели я произвожу впечатление безумца?
— Хорошо, — кивнул Аббас. — В таком случае, может быть, ты вернешь мне саблю? Если мои воины увидят ее у тебя, они могут что-то заподозрить.
— Ты прав. Вот держи.
Сунув саблю в ножны, Аббас встал и, стряхнув со своего богатого одеяния песок, сказал:
— Все-таки кое-что от этого приключения с лампой я выиграл.
— Хаддас, — промолвил крысиный король.
— Он самый. Как только задуют холодные ветры, а песчаные духи удалятся в подземные заброшенные города, я обрушу свои войска на его владения. Думаю, эта война будет достаточно интересной.
— Что ж, — сказал крысиный король. — Это меня уже не касается.
— Вот именно. Кстати, что ты имел в виду, когда сказал, что почти удовлетворен?
— Ты поступил очень разумно, когда решил вернуть мне имущество и разрешил уехать. Однако если ты еще выдашь мне некоторую сумму золотом, это позволит мне увезти лампу дальше. Тебе не кажется, что ты в этом заинтересован?
Песчаная рыба хрустела песком и ритмично работала плавниками.
У джинна слегка болела голова.
Он не любил тряски, неизбежно возникающей при всяческих переездах. Впрочем, еще меньше он любил, когда его лампа веками лежала в какой-нибудь сокровищнице или просто, например, в расщелине скалы.
Кроме тряски, он не любил также ждать, хотя все свое время занимался только именно этим.
Впрочем, возможно, скоро его долгому ожиданию придет конец. На крысиного короля у джинна надежды было мало. Все-таки тот и в самом деле не был человеком. И значит, в старую как мир ловушку трех желаний он не попадется.
Но все же… кто знает? Вдруг крысиный король все-таки соблазнится? Уж больно условия для этого идеальные.
Загадать всего лишь одно желание… А что, если он все-таки решится? И если такое случится, то хватит ли у крысиного короля ума, узнав исключения из правил, сообразить, что из исключений могут быть свои исключения?
Если этого не произойдет, то один джинн, достаточно сильно уставший сидеть в лампе, получит свободу.
Но нет, такого не может быть, и, значит, надо ждать и ждать. Рано или поздно ожидание кончится.
А все-таки… крысиный король слишком много общается с людьми. Кто знает, может быть, он хотя бы в небольшой степени заразился их безумием, хотя бы немного стал на них похожим?
Январь 2001 г.
ДОМАШНИЙ ВРАЧ
— Ты опаздываешь на свое свидание минут на пять, не меньше, — сообщила Клер.
— Знаю, — буркнул я.
Настроение у меня было не самое лучшее.
— Но если ты свернешь на скоростную дорогу…
— Сомневаюсь. На самом деле толку от этих скоростных дорог как с козла — молока.
— От этой — будет. Если ты сейчас на нее свернешь, то третий спуск на обычную дорогу принесет тебе выигрыш в десять минут. Кроме того, впереди пробка, и, не воспользовавшись моим советом, ты можешь застрять в ней до второго пришествия.
— Вчера я уже воспользовался одним твоим советом…
В голосе Клер послышалась неподдельная обида:
— Между прочим, если ты забыл, я — в положении. По идее мне положено отдыхать, думать о приятном и не заботиться о личной жизни такого неблагодарного свиненыша, как ты.
Я покачал головой.
Отбрила она меня, конечно, довольно резко, но вообще-то вполне заслуженно. Кроме того, дама в положении имеет право на ошибки и на некоторую несдержанность языка. А еще нашему роду служило то ли пять, то ли шесть поколений предков Клер, и это, несомненно, дает ей право на определенную фамильярность.
— Хорошо, — сказал я. — Поверю тебе еще раз. Хотя…
— Что — хотя? — рявкнула Клер.
— Ничего, — поспешно сказал я. — И вообще не мешай мне морально готовиться… гм… к встрече. Ну, ты понимаешь…
— Не забудь свернуть на скоростную дорогу.
— Не забуду.
Клер отключилась, и я вздохнул свободно.
Время от времени совсем не мешает побыть одному, отдохнуть от разговоров… Кроме того, я не лукавил. Мне и в самом деле надлежало собраться с мыслями, приготовиться к предстоящей встрече. От нее зависело многое, очень многое. Если только мне удастся перебороть свою проклятую застенчивость, свою робость… Короче, это что-то вроде преследующего меня проклятия. Начинается все достаточно стандартно. Я встречаю девушку, которая кажется мне вполне подходящей кандидатурой для создания семьи, и в полном соответствии со старинным ритуалом приглашаю ее на первое свидание.
На этом все и заканчивается. Причина? Достаточно банальная. Заявившись на свидание, я первым делом мучительно краснею, потом начинаю что-то невразумительно мямлить, плоско шутить, нелепо размахивать руками, то и дело спотыкаться. Где-нибудь через полчаса девушка понимает, что попала на свидание к настоящему олуху небесному, и под достаточно благовидным предлогом уносит ноги. После этого заманить ее на второе свидание не удается вообще никаким образом, а поскольку любовь на расстоянии вещь недолговечная, где-нибудь через месяц-два я прихожу в себя и уже вполне способен продолжать обыденную жизнь. До встречи с очередной кандидатурой.
Вот и сейчас…
Я тяжело вздохнул и, решив не пренебрегать полученным советом, направил мобиль к въезду на скоростную дорогу…
— Мокрая курица, — сказала мне Клер. — Что ты там мямлишь?
Понурив голову, я сплюнул себе под ноги.
И тут же получил:
— А на газон плюют только невоспитанные люди.
— Ох, — сказал я. — Ты понимаешь, что мне тошно и без нравоучений?
Клер тяжело вздохнула.
— Понимаю. Тебе действительно сейчас нелегко.
Ну вот, это называется — сочувствие. Головомойка закончилась. Теперь она станет донимать меня советами.
А может, бросить ее здесь, переехать в город и жить дальше, рассчитывая лишь на себя, выслушивая только свои собственные советы, не интересуясь ничьим мнением, кроме своего? Но как же тогда несколько поколений предков Клер и как она будет без меня жить? А еще, конечно, это никак не поможет мне обзавестись женой.
— Может, все-таки стоит обратиться к психокорректору? — предложила Клер.
— Ни за какие коврижки, — промолвил я. — Ни один эскулап не запустит свои лапы мне в голову.
— Однако если у тебя болят зубы…
— Зубы — одно, — резко сказал я. — Голова — другое. Нет, не позволю.
— Ну хорошо… — снова вздохнула Клер.
Она замолчала, задумалась.
А я ушел в дальний конец сада, в беседку. В ней запах смородины из сада смешивался с принесенным ветром из полей запахом полыни, и в результате получался пряный, удивительно приятный коктейль уходящего лета. В ней можно было сразу, словно повернув необходимый рычаг, забыть о заботах прошедшего дня, поскольку здесь была территория моего детства, поскольку мы с беседкой знали друг друга именно с этого времени. И конечно, в ней, в самом дальнем углу, лежала стопка воспоминаний обо всех моих предыдущих неудачных свиданиях. Уже неопасная, уже обезвреженная тишиной и безмятежностью старой беседки.
Я сел поудобнее, и рассохшаяся деревянная скамейка подо мной слегка скрипнула. Огромный жук, похожий на грузовой экранолет, прошил словно шальная пуля пространство беседки и канул в зелени подступивших к ней со стороны леса зарослей малины.
Я подумал, что, возможно, мне все-таки придется обращаться к психокорректору. Хотя я и сам уже сейчас могу предсказать, что именно он мне скажет.
Несомненно, мне следует все же переехать в большой город. И конечно, там я привыкну общаться с незнакомыми людьми, там я наконец-то встречу свою вторую половину. Здесь же, в глуши, должны жить те, кто уже успел обзавестись семьей, кто мечтает о спокойной, размеренной жизни.
Вот только не хотел я никакого большого города, не желал надолго окунаться в его сутолоку и давку. А что же тогда будет с Клер? Как я смогу расстаться с этой беседкой, с птичьими концертами по утрам, перед самым восходом солнца, с туманом, легким, как взбитые сливки, медленно и неторопливо наползающим по вечерам с реки, с жарким полуденным солнцем, высвечивающим толщу речной воды и показывающим снующие в ней стайки серебряных рыбок, нагревающим ее так, что из нее совсем не хочется вылезать?
И еще — работа. Смогу ли я там, в большом городе, в обычной, стандартной квартире, писать свои гипнос-полотна?
Я покачал головой.
Нет, ничего менять я не буду. Так же, как и раньше, буду жить здесь, а в город стану выезжать раз в пару недель, для того чтобы сдать своему представителю готовые полотна и, может быть, встретить очередную претендентку на первое свидание. Может быть, даже кто-то из них настолько заинтересуется живущим в глуши затворником, что посчитает неумение ухаживать не очень большим криминалом? Хотя с чего бы это? Все будет как обычно, как всегда…