Глава 4
4
Не остался безо внимания и путь, по которому я собирался уйти из России.
— Тут вырисовывается два варианта. Первый через Китай. То есть отправиться вверх по Иртышу, ведь его истоки находятся именно на их стороне. Правда по некоторым слухам, границу там перейти, практически невозможно. Пограничная стража, уж слишком настойчиво охраняет границу. Вначале стреляет, а после интересуется, зачем ты туда полез. Причем скорее охраняет не от тех, кто сюда лезет, а от тех, кто уйти пытается. Китайский язык я немного знаю, правда не совсем тот, что нужен, но думаю, что-то понять или объяснить смогу.
— Как это, не совсем тот.
— Китайский язык только считается единым, на самом деле там больше пятидесяти всяких диалектов, надеюсь ты понимаешь, о чем я говорю. Письменность одна, а вот слова произносят по-разному. Я жил в Шанхае, это самый юг. На севере говорят по-другому. В общем это не самый лучший вариант. Второй путь, по Иртышу спуститься до Оби, по ней до Нарыма или Тогура. Там есть проход на Енисей, канал, построенный с полвека назад, люди за две недели добирались по нему до Енисейска. И вроде бы сейчас, проложенный там канал, еще действует, то есть теоретически путь должен занять не больше двух недель. Оттуда, по Ангаре, можно добраться до Байкала, а уже после, уйти на Владивосток. Поезд туда сейчас ходит через Харбин, я узнавал это работая на Магнитострое. Харбин — это город в Китае, но заправляют там русские выходцы. То есть инженеры и работники еще из Российской империи, с Созом имеется договор на использовании железной дороги. Когда-то это была Российская территория, но большевики, вдруг решили, что она им не нужно. Там можно сойти и отправиться в Шанхай. А уж оттуда прямая дорога куда угодно. Там большой морской порт и корабли со всего мира. Да и так, я прожил там почти два года, и думаю смогу найти каких-то старых знакомых, которые мне помогут. Не бесплатно, но за деньги там сделают, что угодно. Впрочем, по пути имеются и другие варианты, например, поезд из Томска. Там будет видно.
— Зачем, обязательно Томск, ведь Омск всяко ближе.
— Так ведь я беглый. Я же рассказывал, что меня обвинили в шпионаже в пользу Франции, и организации заговора, по свержению Советской власти, и дали десять лет лагерей. А я сбежал, выпрыгнул из окна вагона, когда тот пересекал Иртыш, подъезжая к Омску. И в Омске, показываться, как бы боязно. Кто знает может там уже все мои приметы расписаны. А документов на руках никаких.
— А какие тебе нужны? Сейчас их ни у кого нет.
— Документов, может и нет, но фотография в моем деле была. Потому хочу оказаться подальше от Омска, на всякий случай.
Легли уже за полночь, и все равно я еще долго ворочался никак не удавалось уснуть. И судя по звукам, доносящимся из-за перегородки, у Сашки, была точно такая же проблема.
Утром проснулся, практически в тоже время, что и моя хозяйка. Я и раньше-то не особенно любил валяться, а последнее время так и вообще привык просыпаться от любого постороннего звука или шороха. Поднялся, выскочил на двор спустился к реке, привел себя в порядок, и задумался над тем, чем же мне придется разбивать тот самый камень, что лежит в погребе. Из всех инструментов только что кованая пешня, да топор.
Хотя у Саньки, как оказалось нашелся и довольно тяжелый молоток, и зубило, и даже напильник. Что она ими долбила я как-то спросить не догадался, но тем не менее, и то, и другое, прекрасно пошло в дело. Пока моя подружка готовила завтрак, я старался заточить инструмент, затем попив чаю, спустился в погреб, зажег керосиновую лампу и внимательно осмотрел лежащий камень, который предположительно прикрывал собою люк в главный подвал, ради которого собственно я сюда и приплыл.
Возиться с камнем, пришлось почти три дня, я спускался с раннего утра вниз, и при свете керосиновой лампы, долбил этот чертов булыжник. Правда до сих пор, с него откалывались только отдельные плитки, которые я вначале выносил из подвала, а после плюнув на это дело, все равно ведь решили покинуть эти места, просто складывал все это в дальний угол.
Санька, первый день еще оставалась подле меня, потом не выдержала, приготовила мне похлебки на пару дней, и сказала, что прогуляется по лесу. Хотя был как бы не сезон, но я видел, что ей уж очень хотелось испытать новенький карабин. И поэтому не особенно возражал. Перед уходом, она предупредила меня, что, если появится кто-то посторонний, чтобы я всем говорил о том, что я ее двоюродный брат, со стороны отца. Он хоть ни разу и не появлялся не в Муромцево, не в Кокшенево, но о том, что он существует здесь знали, во всяком случае в Гришкиной семье. Да и появиться может скорее или троюродный братец Гришка, или заедет кто-то из правления охотничьего хозяйства.
— В любом случае, всем говори, что я ушла в лес, на пару дней. А как вернусь, сходим с тобой до охотхозяйства и попрошу, чтобы взяли тебя на работу. Охотники всегда нужны, так что отговорка будет самая нормальная. Ну, а то, что внизу гремишь, так камень разбиваешь, мол места много занимает, вот и решили убрать.
— Ты бы сходила, до Муромцева или другого поселка.
— Зачем?
— Появилась у меня одна идея, которая может помочь нам в дороге. Для этого нужно несколько листов писчей бумаги, чернила, перья для письма и химический карандаш.
— Карандаш у меня есть, десяток листов бумаги тоже найдутся, с перьями и чернилами тоже нет проблем, я же каждый раз, перед сдачей шкурок целый отчет составляю, так что все есть. А что ты задумал-то.
— Да хочу изобразить документ, на всякий случай. Почерк у меня хороший, нарисовать печать, при наличии карандаша, вообще раз плюнуть. Зато в дороге, глядишь и пригодится, когда. Вот вернешься и попробую.
— Как ты карандашом печать изобразишь.
— Там все просто, нужно заточить его как следует и тогда можно что угодно им нарисивать, хоть самые мельчайшие буквы. Долго, муторно, но можно, а после чуть подержал над паром. и все серые нарисованые линии, сразу же станут синими, заодно они втворяются в бумагу, и становится очень похоже на печать. Если все правильно сделано, от настоящей печати, отличить невозможно.
К середине третьего дня, по камню прошла трещина, как раз между третьей и четвертой ступенями, если считать снизу. Честно говоря, это стало для меня приятной неожиданностью, я уже подумывал о том, чтобы как-то взорвать этот булыжник, хотя и понимал, что сделаю только хуже. Решив рискнуть, установил зубило к краю трещины, и со всей силы саданул по зубилу молотком. Зубило тут же углубилось внутрь, как минимум на полсантиметра, а со следующим ударом, трещина вдруг разошлась еще больше, и камень вздрогнув раскололся надвое, правда практически оставшись на месте. Но то, что он раскололся сомнений не было никаких.
Вставив в трещину пешню, я несколько раз качнул ее из стороны в сторону, и едва успел отскочить, когда нижняя часть вдруг, пошла почти прямо на меня, а верхняя, вдруг неожиданно покачнулась, и завалилась на бок, едва не задев, стоящий в погребе мешок с мукой. Оказалось, что трещина похоже оказалась гораздо более глубокой, чем я на это надеялся. При этом начиналась она от середины ступенек, а после уходила в сторону. И мой последний удар расколол камень не на две, а на три части. И когда я отвалил ту что была в самом низу, из-под оставшегося стоять камня вывалился еще один кусок, из-за чего нарушилось равновесие, и камень рухнул набок.
Я, увидев, что произошло, едва отдышался от понявшейся пыли, и тут же бросившись на то место где еще недавно покоился этот булыжник, постарался расчистить его, от старого грунта. С трудом расчистив примерно десяти сантиметровый слой спрессованой глины и мелких камней, наконец добрался до железного люка. В том, что это был именно он, у меня не было никаких сомнений. Правда, чтобы его открыть, нужно было еще хорошенько потрудиться. Во-первых, полностью очистить его от всего грунта, что находился на нем, а во-вторых, скорее всего, придется немного сдвигать меньший камень, который судя по всему, еще находился частью своей массы на самом люке.
Тем не менее большая часть работы, была уже сделана, и мне очень захотелось закурить. Повинуясь своему желанию, я вскарабкался на один из камней зацепился руками за край люка, и подтянувшись выбрался в горницу. Здесь взял свою трубочку набил ее табаком, прикурил, от какой-то головешки и выйдя из дома, присел на завалинку. Санька, к этому моменту, уже вернувшаяся из леса, находилась на пристани, полоская белье. Увидев мое появление поднялась, улыбнулась, и иронично произнесла:
— Что, работничек, пару раз стукнул молотком и умаялся, отдохнуть решил? Этак ты до весны будешь тут ковыряться. — воскликнув, она звонко рассмеялась.
— Ты права, пожалуй, хватит на сегодня. — Ответил я с той же улыбкой. — Думаю завтра продолжить. До весны времени много, здесь меня кормят, холят, куда торопиться?
— Да, уж… Достался мне помощничек… — Скептически начала Саня.
— Да все уже, Сань! Расколол я этот чертов камень, считай повезло.
— Врешь!
— Я, тебе говорю, не кобель брешет. — Ответил я ей любимой поговоркой ее отца. — Не веришь, пойдем покажу, правда сейчас туда не попадешь, лестница нужна.
— Вон там за домом лежит. Найдешь, или показать? Сейчас белье дополощу и сходим.
Я докурил трубочку, сходил за дом, и нашел там небольшую лестницу метров трех, впрочем, большая была и не нужна. И перенес ее ко входу в погреб. Заодно сходив еще раз прихватил там и деревянную лопату. Нужно было убрать грунт с люка, и она вполне подходила для этого. Потому спустился вниз и начал расчищать люк от грунта и камней. Вскоре, он полностью оголился, и я даже попробовал его слегка приподнять. И он хоть и немного сопротивлялся, из-за того, наверное, что долго лежал под массивным булыжником, но все-таки немного шевельнулся. И я решил дождаться сестренку, как я стал называть девушку с некоторых пор, чтобы открыть люк, в ее присутствии, а пока поднялся наверх. Все же внизу, было холодновато.