– Да, есть такое. Это я ему приказал. Умный чувак, хоть и говорят, что нехристь. Мне Рябчик нашептал, что наш изобретатель на словах верует в Христа, но за закрытыми дверями поклоняется индусским божкам. То ли Будде, то ли Харе Кришны. Но таблетки его работают. Разные таблетки. Проверяли их… на неполноценных. Есть и от боли. Обратись к врачу, он тебе выпишет. Анальгин, ибопрофен… смешное название.
– Виктор, мне нужны более сильные. Разреши…
– Знаю. Но не разрешаю. Потому что не хочу вводить тебя в соблазн. Вдруг станешь малодушным и переборщишь?.. Душу погубишь. И на том свете ответишь. Не передо мной, понятное дело. Я этого допустить не могу. Ты мне дорог.
– Витёк… как друга прошу.
– А я и так твой друг. И вечная жизнь важнее, чем какие-то месяцы без мук. Земная жизнь – это муки, Миша, а не прогулка. Миллиарды погибли в муках. Миллиарды ещё погибнут.
– Спасибо, – Генерал сглотнул слюну, будто подавился. – Друг… Что укрепил в трудную минуту. Ухожу.
Пожал руку с лёгким поклоном (так было принято) и, слегка пятясь и прихрамывая, вышел из кабинета. Лицо его совсем потеряло цвет, стало похоже на слепок из гипса.
Петраков думал о том, насколько сильно изменился характер его старого друга за последние несколько лет. Куда делись бесшабашность и удаль, цинизм во всём?
Превратился в суеверную бабку. И ведь царедворец подозревал, что никто Первого гражданина не обрабатывал. Нет, дело вовсе не в том, что он много времени проводит с духовником, епископом Макарием. Просто завоевателя и правителя, которого сравнивали с Чингисханом и Тимуром, коснулось холодное дыхание вечности.
Но ему, генералу, почти не знавшему поражений, предстоит шагнуть в неё раньше.
Таблетки не понадобились.
Через день Генерал не появился утром в Министерстве. Позвонил его личный секретарь. Петракову нездоровилось, и это уже нельзя было скрывать. Вскоре к большому особняку в посёлке у моря, где ещё до войны жили чиновники и богачи, приехала кавалькада из трёх машин, среди которых была одна с красным крестом. Единственная «скорая» в стране, к кому попало не выезжавшая.
Из показаний охранников и слуг следовало, что, вернувшись от правителя, генерал Петраков не лёг спать, а уселся за работу. Утром новая молодая супруга нашла его без сознания за письменным столом, рядом с кипой исписанных листов.
Уполномоченный был не в горе, а в ярости. Доктор мало чем смог помочь, только развёл руками и не очень твёрдым от волнения голосом назвал прогнозируемый им срок exodus letalis.
Срочно доставленные из темницы шаманы, старый и молодой, стояли у изголовья больного, чертили знаки и бормотали заклинания. Но эффекта не последовало. Наконец, кто-то приказал позвать священника. Седобородый протодиакон выгнал шаманов и приступил к древнему таинству Соборования. Обереги выкинул, но шаманские снадобья оставил. Там никакой мистики, только народная медицина, а в ней греха нет. Врачи (второй прибыл на мотоциклете из Анапы для усиления) молились вместе с батюшкой, не забывая измерять температуру, пульс и давление.
Врачи были не очень молодые, но с такой картиной заболевания ещё не сталкивались, что читалось в их глазах. Главного медика Правительства (самого квалифицированного из всех) недавно задержали по подозрению в том, что он шпион уральцев и чернокнижник. Дело рассматривала специальная «четверная комиссия» с участием духовного лица. Но даже если его оправдают, подпускать такого лекаря к важной персоне, второй по значимости в государстве, нельзя. А прежний главный врач Викторграда уже неделю сидел за расхищение. Перевоспитывался. И самое главное – эти двое приближены ко двору. А болезни первых и даже вторых лиц – это не то, что надо выносить из избы.
Младший из эскулапов предложил кое-что из китайской медицины. Но попытки поставить Генерала на ноги уколами игл, пиявками и пусканием крови уже не могли помочь. Пациенту становилось всё хуже.
К полудню с большой охраной прибыл третий врач. Это был лейб-медик, везде сопровождавший правителя, и отпустил Виктор его от себя с большим скрипом. Но сделать что-либо тот уже не смог.
Поэтому на мероприятии, которое готовилось не одну неделю, генерал Петраков не появился. Наоборот, говорили, что его состояние только ухудшилось и он впал в кому, хотя пока это не афишировали. Срочно послали ещё за врачами из самой Калачёвки, чтобы собрать консилиум.
Но до их приезда он не доживёт. А шаманов снова бросили в темницу. Уже никто не сомневался, что они отравители и вредители.
Ровно в полдень на трибуне стояли все члены Правительства.
Первый гражданин должен был открыть новую страницу истории, торжественно подняв флаг и обратившись к толпе с речью. О том, как по воле его, Уполномоченного и Первого гражданина, Орда окончательно преобразована в Евразийскую Империю. Слова «Орда», сокращения СЧП и ЧП выводятся из употребления. Правительство больше не чрезвычайное, а имперское.
Над стадионом вознеслось новое знамя – чёрный, золотой и белый цвета полосами. А поверх них – герб.
Перекрещенные стрелы раннего герба трансформировались в перекрещенные мечи, «Калашников» не исчез, но стал более современным, с прицелом, а державный орёл держал его в лапах как наиболее современное оружие. Мечи и щиты остались для декорации. Две головы птицы хоть и ассоциировались с мутациями, но были символом того, что её красные глаза видят всё, ни один враг от взора не ускользнёт. Иногда в дальних гарнизонах орлу по ошибке пририсовывали третью голову. Была и упрощённая форма, которая использовалась в войсках, – две перекрещенные стрелы.
Маршальский мундир, специально для этого случая разработанный и сшитый, был украшен позументом, и орденской планкой. Блестела кокарда на фуражке. Развевался от порывов ветра плащ за спиной. Чёрные очки защищали от солнца, но теперь это были лётные очки, похожие на мотоциклетные. Их наличие хорошо объяснялось – правитель приехал не на своём комфортабельном штабном автомобиле, а на мощном мотоцикле. Сапоги слегка увеличивали рост, вставки на плечах делали фигуру мужественнее. В этой форме он выглядел не ниже Генерала.
– Дети разных народов! Отсюда начнётся возрождение великой державы. Мы больше не скитальцы. Не выжившие! Мы – соль земли и надежда будущего! Орда сыграла свою роль. И теперь мы – Империя. Наш час скитаний окончен! – звенел усиленный динамиками голос Первого гражданина. – Начинается новая эпоха. Эпоха процветания и величия. Все, кто причинил нам зло, ответят перед богом с нашей помощью! А всех, кто не покорится, мы нагнём. Как последних сучек, – закончил речь Его превосходительство товарищ Уполномоченный. – Как шведов под Полтавой!
Какое-то время толпа – не каких-нибудь оборванцев, а проверенных и солидных «лучших людей», тщательно отобранных граждан в крепкой новой одежде, молчала, переваривая слова, а потом заревела белугой. Так громко, что даже на трибуне правителю показалось, что эта волна может сбить его с ног. Его люди плохо умели выражать свои эмоции, были слишком зажаты и затурканы, чтобы воздевать к небу руки, вскидывать сжатые кулаки… Но этот монотонный рев, в котором трудно разобрать хоть одно слово, был искренним и шёл изнутри. Хотя, конечно, всё репетировалось много раз.
Эпохальную речь, которая войдёт в учебники, нельзя читать по бумажке. И она не должна быть примитивной. Её сочинял для него весь коллектив Мудрецов (раньше их назвали бы спичрайтерами), потом Виктор лично правил её, вычёркивая слишком сложные слова. Потом зубрил всю ночь, потом взбесился и послал гвардейцев растолкать Вострикова. Министра науки привели заспанного, и двое телохранителей стояли по обе стороны, пока тот работал с приборами прямо в кабинете Первого гражданина. В какой-то момент Самоделкин сказал, что, если их не уберут, он ничего не сделает. Пришлось убирать. Виктор уважал смелых, но дерзость эту запомнил. Никто не имеет права ему перечить. Потому что он – это Он. Никто не имеет. Даже тот, кто незаменим. «Всё тут временно. Любому можно найти замену и подготовить смену».
Любому, кроме…
Изобретатель предложил решение – световое табло, которое повесят над сценой так, чтобы его видел только Виктор. Правителю предложение не понравилось. Но не получилось. Ему придётся задирать голову, как гусю, это будет выглядеть странно.
Первый гражданин пообещал изобретателю то, что епископ Макарий называет «усекновением главы». Пришлось тому срочно придумывать иное ноу-хау. И он предложил наушник в ухе. Всё гениальное просто.
Получилось неплохо. И даже экспромт про шведов в конце. Хотя кто в толпе помнил, кто такие шведы? У самого Виктора словечко всплыло из глубин памяти. Что-то о них рассказывал Генерал.
Всего несколько раз правитель сбился и пропустил неважные фразы. Главное, говорить мощно и внушительно. Толпа внимала каждому слову. «Силовое» окончание было чистой импровизацией. Такого Мудрецы не сочинили бы. Но оно сработало!
Люди в толпе – и коренные обитатели Юга, и те, кто пришел с Ордой из Калачёвки, и гости, которых свезли из ближайших посадов и даже из дальних протекторатов, – были воодушевлены. Такую страсть не купишь ни страхом, ни хлебом, ни золотом. Он снова нашёл нужную кнопку. Какое-то время они будут принадлежать ему без всяких условий, терпеть любые трудности и лишения. А потом он придумает что-нибудь новенькое.
Подавали голос, но более ровно и дисциплинированно, чем штатские, построенные коробками войска с левого края площади. Они уйдут маршировать первыми, когорты «лучших людей» пойдут за ними, а последними двинутся опричники, которые сейчас стояли в первых рядах, ограждая трибуну, как частокол. Все с оружием, а передний ряд даже в тяжёлом снаряжении.
А потом был собственно парад. Он начался с площади, переименованной в площадь Возрождения. Дальше техника проехала по отреставрированному главному проспекту Викторграда, знаменуя несокрушимую мощь Империи. Впереди шёл большой штабной грузовик, на котором Виктор передвигался ещё до превращения их группировки в государство. Он был похож на ракетный тягач, но на самом деле это была мобильная база древнего МЧС повышенной проходимости. Его отдали полку «Череп» для их экспедиций. В основном местом его дислокации была восточная граница. Раньше за ним всегда следовал принадлежавший когда-то довоенным байкерам боевой грузовик «Черепа» (с которым полк ездил за Урал), но его недавно списали на металлолом.